Рассказы - Крапивин Владислав Петрович - Страница 57

Вышка - это по-деревенски значит чердак. Взял Генка керосиновую лампу с пузатым стеклом, забрался по приставной лестнице в пыльную темноту чердака. Пахло сухой землей и берёзовыми листьями. Веники, подвешенные к стропилам, словно скребучие лапы, хватали за лицо. Генка долго не мог найти корыто. Потом отыскал его в углу за старым сундуком, окованным ржавыми полосками.

Сундук был старинный, могучий. Интересный. Уж не золото ли прячет в нем Петр Макарыч? Генка поднатужился, поднял крышку. Была в сундуке всякая рухлядь: гнилые голенища от сапог, драный шёлковый абажур, мятый самовар без крана. А ещё была книжка - разлохмаченная, без корочек. И на первой странице картинка: мальчишка в широкополой шляпе, верхом на тонконогом коне, перепоясанный патронташами, поднял к губам сигнальную трубу. А издалека мчатся по степи лихие всадники.

Через неделю Семен Завьялов. тот, что из Красной Армии пришёл раненый. Генку окликнул через изгородь и сказал:

- Мы тут с народом порешили, что нечего тебе на Малопудова спину гнуть. Определим тебя в пастухи. Мужиков у нас мало, на это дело с охотой никто не идёт, а тебе в самый раз, если постараешься. Скотины у нас немного, управишься. До осени походишь за стадом, муки заработаешь - и домой. Чего тебе в деревне делать? Ты человек городской, рабочий. А пока у меня поживёшь.

С тех пор и ходит Генка в пастухах. Кнут на плече, а за поясом книжка. Та, что на чердаке нашлась. Чуть свободная минута выпадет. Генка сразу нос в книгу. Написано там о далёкой стране Трансвааль, где народ дрался за свою свободу против англичан. Страна далёкая, африканская, а дела понятные: вся Россия тоже воюет за свободу, против богатеев, таких, как Малопудов. Да и против этих самых англичан тоже, которые до чужого каравая большие охотники. Семён Завьялов с ними воевал, рассказывал.

Генка уже два раза перечитал книжку, где говорилось про мальчишек из Трансвааля, которые с англичанами дрались. И очень ему нравится картинка на первом листе: всадник-трубач.

Вот бы Генке такую трубу!

Он так замечтался, что даже кулак к губам поднёс. Даже показалось, что губы коснулись холодного металла.

Заиграет труба, и послушное стадо соберётся в путь. Станут гарцевать на мустангах - пастухи и охотники дикого Запада. (Генка про них ещё раньше читал в книжках Купера и Майн Рида.) А если кто заденет Генку, целая армия бросится на выручку, сотрясая поля топотом подков.

И вот как наяву видит Генка, будто на звук трубы мчатся от тёмного леса по холмам, лугам и перелескам всадники. Их стремительные силуэты чётко рисуются на вечернем небе. Вытянулись по ветру плащи, головы в широкополых сомбреро склонены к лошадиным гривам.

Всадники спешат к Генке. Помощь и дружба! Месть за обиды!

3

Генка усмехнулся своим воспоминаниям. Поправил на плече винтовочный ремень и зашагал снова.

Всадники и трубачи из дальних стран. Всё это было неплохо, интересно, но Генку они теперь мало волновали. Они были сказкой, а Генка прошлой осенью встретил настоящего трубача.

Это случилось, когда он вернулся домой лз деревни. Вернулся не с пустыми руками. Мешок муки, о котором думалось всю весну и лето, он и в самом деле привёз. Свой, заработанный.

Мать счастливо хлопотала у стола, заводила тесто. Говорила, благодарно поглядывая на Генку:

- Учиться теперь пойдёшь. А то без грамоты куда денешься?

В школу вернуться Генка и сам хотел. Да только. Бориска без ботинок, в отцовских сапогах шлёпает, а они как решето.

У Лидки кофта - дыра на дыре. Да и с едой туго, одним мешком муки жив не будешь.

- Успеется с учёбой-то, - небрежно сказал он матери. - Работать пойду.

Друзья отца обещали устроить его в слесарные мастерские при электромеханической фабрике. Правда, дело затягивалось: уж больно мал парнишка. И пока шли разговоры да уговоры, выпали у Генки свободные дни.

Да лучше бы их не было, этих дней-то. Скука. Пришла на Урал слякотная серая осень, и улицы раскисли от грязи. Не хочется и нос высовывать из дома.

А вот малышу Бориске холод и дождь нипочём. Целыми днями он с приятелями пропадал на улице. Ничем не удержишь, хотя и сапоги дырявые. "Ну и пусть бегает, - думал Генка. - Помощи в доме от него всё равно мало. Только вот ноги не застудил бы".

Однажды Бориска заявился домой с военным котелком, а в котелке до половины - ячневая каша.

- Откуда? - сурово спросил Генка.

- Красноармейцы дали, - сказал Бориска. - И котелок насовсем. Я у них уже два раза бывал. Всегда кормят.

Он блестел глазами и счастливо шмыгал носом. Потом протянул котелок.

- Вы с Лидкой ешьте. Да мамке оставьте. А я сытый.

Не понравилась вся эта история Генке. Но каша была хорошая.

А Борька зачастил к новым знакомым. В трёх кварталах от городского пруда, в длинных каменных казармах, стоял красноармейский пехотный полк. Малыши-то хорошо знали туда дорогу, а Генка ни разу не бывал. Ну, в самом деле, не побежишь же за красноармейской колонной вместе с малыми ребятами, когда полк, щетинясь штыками, проходит по улицам.

Но однажды, когда Бориска пропал чуть ли не на целый день. Генка забеспокоился и пошёл к казармам.

Казармы стояли квадратом, а внутри был вымощенный брусчаткой двор. Во двор надо было пройти через каменную арку. Мимо часового в суконном шлеме с распущенными "ушами". Часовой глянул на Генку и добродушно спросил:

- Ты куда, паренёк? По делу или так?

- Брат у меня там, должно быть. Повадился к вам.

- А-а, Борька-то? Ну иди.

Бориску Генка нашел у подводы, что стояла рядом с конюшней. Бориска "помогал" выпрягать лошадь.

- Болтаешься тут, - хмуро сказал Генка. И неловко обратился к красноармейцам: - Надоел, поди, он вам.

- С чего же он надоел? - возразил усатый высокий красноармеец. Он тут помогает. А ты, значит, брат? Вот и хорошо. Сейчас работу кончим, ужинать пойдём.

Не смог Генка отказаться. Любопытно было поужинать с военными да и есть хотелось.

Ужинали в низкой комнате за длинными столами при керосиновых лампах. Генка сидел между Бориской и усатым красноармейцем, которого звали дядя Алексей. Усы у дяди Алексея были жёлтые, будто медные, пальцы тоже жёлтые - от табака, наверно. А в глазах прыгали жёлтые точки от лампы.