Охотница (СИ) - Архангельская Мария Владимировна - Страница 23

- Что ж, значит, будет продолжать и надеяться, что со временем что-нибудь да придумаем?

- А есть идеи получше?

- Нет, - мрачно сказала Женя. - Но хорошо бы было хотя бы разобраться, живёт ли он на Вятской, или где-нибудь в другом месте.

- А ещё лучше - найти его досье с полной биографией и прочими данными. У тебя там, кстати, есть выход в интернет поудобней телефона?

- Есть планшет.

- Отлично. Поищи тогда тех родственников Захаровых, а я тем временем покопаю ещё.

Женя промычала что-то согласное и отключилась. Я снова вернулась к компьютеру, благословляя про себя интернет, позволяющий вести поиски, не выходя из дома.

- Отлично выглядишь, - сказал Макс, сдавая мою шубку в гардероб.

На выставку я приехала с опозданием, к самому открытию не успев. Как раз сегодня вернулся папа, да не один, а с приятелем, а мама, как назло, задержалась, так что встречать и угощать нежданного гостя пришлось мне. В результате я подъехала на час позже, когда уже стемнело, так что Максу пришлось по телефону инструктировать меня, как и куда парковаться. Он встретил меня в гардеробе и помог раздеться.

- Ты пропустила все выступления, - заметил он, когда я спрятала номерок в клатч.

- Вот и отлично, не люблю речей. К тому же, я всё равно никого из них не знаю. Ну что, пойдём смотреть картины?

- Тебе понравится, - Макс улыбнулся.

Я чуть приподняла брови. Никогда не пыталась делать вид, будто разбираюсь в живописи, и всегда удивлялась и немного завидовала знатокам, способным разглядеть в ней что-то большее, чем красивое или не очень изображение. Помнится, один Володькин знакомый рассказывал, как простоял перед какой-то картиной целый час и даже прослезился в конце концов. Мол, когда смотришь долго, а не бросаешь беглый взгляд, воздействие несравнимо сильнее. Я попробовала... и заскучала уже через минуту. Ну, картина и картина. На что там час таращиться? Разве что детали разглядывать, но и это быстро утомляет.

Хотя тот пейзажик в квартире Смирновых был очень мил.

Выставка называлась «Симфония настроения», и располагалась в нескольких залах, судя по буклету - в хронологическом порядке: картины Гривичева по годам. А Гривичев-то оказался весьма плодовит. Преобладали пейзажи, хотя встречались и натюрморты. Портретов не было, видимо, они не вписывались в тему выставки. Мы неторопливо шли по залам, иногда здороваясь со знакомыми - тут и правда собрался цвет Москвы. Иногда Макс останавливался перед какой-нибудь картиной и начинал восхищаться. Я кивала и поддакивала. Мимо время от времени проходили люди с бокалами - оказалось, что в последнем зале накрыт фуршетный стол. Я заинтересовалась - есть мне не очень хотелось, а вот шампанское привлекло.

- Ну, что с тобой поделаешь, - вздохнул Макс. - Я тебе про прекрасное, а ты - про вино...

- Ну уж снизойди к моей приземлённой натуре.

Сам герой вечера нашёлся в последнем зале. Среднего роста, ещё довольно молодой, лет, наверное, сорока, он беседовал с какими-то людьми, но как раз, когда мы приблизились, они отошли.

- А, это вы, Максим, - приветствовал Гривичев моего спутника.

- Я хочу, Олег Вячеславович, представить вам Евгению Белоусову, моего друга и дочь моего работодателя. Я вам про неё рассказывал.

- Работодателя? Значит, Андрей Белоусов - ваш отец? - Гривичев протянул мне руку, я пожала. - Как же, наслышан. Очень, очень приятно. Мой друг купил себе новый дом в «ДомКвартВопросе» и остался очень доволен.

- Я передам папе, ему будет приятно, - пообещала я.

Мы втроём ещё некоторое время соревновались в любезностях, после чего художник пошёл к другим гостям, а я наконец получила свой бокал шампанского. После чего мы вернулись к осмотру картин. И, надо сказать, я не жалела, что пришла - картины мне всё же оказались интересны, хоть и не так, как Максу. Видно было, что Гривичев пробовал себя в разных стилях - тут были и графически чёткие цветочные композиции, даже не пытавшиеся притворяться реалистичными, и размытые пейзажи а-ля импрессионизм, и неправдоподобно-сказочные, но очень выразительные картины, и тонко и изящно выписанные до последнего гранатового зёрнышка натюрморты в духе фламандских мастеров.

- А вот это неплохо, - улыбнулась я, останавливаясь перед картиной, изображающей трамвайную остановку под дождём. И трамвай, и пассажиры, и деревья, и здания за ними были обозначены крупными мазками без деталей. Больше всего мне понравился асфальт - те же крупные мазки, но они отлично передавали ощущение мокрой поверхности, в которой отражается всё, что над ней.

- Угу, - без энтузиазма согласился примолкший Макс.

- Что такое?

- Да странно как-то, - Макс оглянулся на выход в соседний зал. - Я его последние картины до сих пор не видел, но... странно.

- А что с ними не так?

- Да вот сама сравни, - Макс быстро прошёл к одному из отсмотренных нами ранее полотен, и я почти побежала следом. - Вот эту, хотя бы, с... нет, не с той, что ты смотрела, она ещё ничего, а вот... вот с этой, хотя бы.

Я добросовестно обозрела обе предложенные Максом картины. На обоих были пейзажи. На первом - спокойная, несмотря на прячущиеся в тумане горы на заднем плане, река, кусты, сосны по берегам, из тумана выступает домик, словно составленный из нескольких пристроек под черепичными крышами. Цвета приглушённые, серые, синие, зеленоватые, даже черепица скорее коричневая, чем оранжевая. Второй выглядел куда жизнерадостнее. Тоже горы, тоже речка, но всё залито солнцем. Солнечный свет пронизывает листву растущего на берегу дерева, так что она приобретает оттенок скорее жёлтый, чем зелёный, хотя видно, что до осени ещё далеко. Зелень на склонах на заднем плане темнее, но всё равно ярка и жизнерадостна.

- И в чём разница? Ну, если не считать разной погоды.

- Женя, - Макс вздохнул. - Ну, вот представь, что ты хочешь купить какую-нибудь из этих картин, чтобы повесить её у себя. Какую бы ты выбрала?

Я снова внимательно посмотрела сперва на одну, потом на другую. И решительно ткнула пальцем в ту, что с туманом.

- Вот видишь. Тут и изящество, и стиль, и настроение... А эта аляповата, верно? Словно Гривичеву вкус изменил. Ну, разок ладно, с кем не бывает. Но ведь это изменение прямо по годам видно. Ранние - одни получше, другие похуже, но все хороши. После - неровно, бывают шедевры, а бывают - так себе. Но все последние... Ну, вон например, - Макс прошёлся вдоль стен и решительно указал на один из натюрмортов. - Смотри, шедевр же.

Я подошла. На небрежно накрытом салфеткой столе стоял глиняный кувшин с несколькими зелёными ветками. Рядом, полускрытая зеленью, красовалась бутылка, на переднем плане стояли два высоких бокала в форме тюльпанов, до половины наполненные тёмно-красной жидкостью с не успевшими осесть пузырьками по краям. Сбоку тарелка с грушами, несколько груш раскатились по салфетке. Совсем впереди лежали серебристо отблёскивающий штопор и круглая булочка с отломленным бочком, да так аппетитно выглядевшая, что хотелось протянуть руку и отломить ещё кусочек. Позади стола находилось окно, сквозь стёкла которого проглядывало голубое небо и ветки близко растущего дерева, должно быть, в саду. Нарисовано было реалистично, но притворяться фотографией картина не пыталась, на ней были отчётливо видны мазки.

- И вот, - Макс, дав мне налюбоваться, повёл меня во второй зал. - Просто красивая картинка, и не более того.

На новой картине был изображён подсыхающий букет полевых цветов, небрежно составленных в широкую, на три четверти пустую вазу. Головки живописно клонились, несколько лепестков и один цветочек лежали на столе. Больше всего картина напоминала увеличенную открытку.

- Словно душу из него вынули, - подытожил Макс.

Я испытала острое чувство дежа вю. Которое ещё более усилилось, стоило мне повернуть голову и увидеть человека, задумчиво осматривающего картины в нескольких шагах от нас.

- Смотри, Пётр Викторович.

- А, верно, - Макс обернулся. - Что, пойдём, поздороваемся?