Город Змей - Шэн Даррен - Страница 71

— Ну что же, — бормочет Райми, — тут есть некий извращенный смысл. Теперь понятно, почему Дораку всегда приходилось ждать день или около того, чтобы появились его Аюмарканы, — Койя должна была внести свою магию в другую куклу. И это объясняет то, что вы здесь, — он обращается к Аме и Вами, — в своем первоначальном обличье. Ваши куклы никогда не стареют, и, поскольку их использовали те, кто воскрешал вас, вы всегда будете выглядеть так, как сейчас, сколько бы раз вас ни воссоздавали.

— Разве они не могли иметь одну куклу вместо двух? — спрашивает Ама. — Я понимаю, что нужна была кровь двоих — ватана и Койи, — но я не вижу смысла в дубликатах кукол.

— Мы могли использовать одну куклу, — говорит священник, — что мы и сделали с Капаком Райми, поэтому вы не видите его куклу ни на одном из подносов. Но, создавая кукол-близнецов, мы наделили наших ватанов функцией контроля над их творениями.

— Вы позволили им думать, что это они командуют парадом, — говорит Райми, — хотя все это время вы дергали за веревочки.

— Конечно, — улыбается виллак.

— Есть еще одна вещь, которую я понимаю с трудом, — вмешивается Паукар Вами. — Каждый раз, когда я не подчинялся вашим приказам, вы уничтожали мое тело с помощью магии. Вы это делали, протыкая сердце моей куклы?

— Нет. Существуют другие способы демонтировать Аюмаркана. Отрывая у куклы голову, мы делаем человека вялым и инертным. Когда же голова снова прикреплена и проведены необходимые процедуры, жизнь может быть восстановлена. Сердце куклы продолжает биться до тех пор, пока не будет проткнуто. В это время Аюмаркана можно восстановить. В случае, если оно проткнуто, это конец — душа никогда больше не может быть вызвана снова.

Мой отец во все глаза смотрит на свою куклу. Я знаю, о чем он думает, — если он завладеет ею, священники больше не смогут заявить на него свои права. Он станет волен делать все, что захочет. К сожалению для него, Койя тоже прочла его мысли. Она берет его куклу и подносит к своим чудовищным грудям, царапая ее голую грудь своими острыми ногтями.

— Удаление головы у куклы также объясняет, как мы держим наши творения в пределах города, — самодовольно говорит виллак. — Дорак думал, что его Аюмарканы не могут существовать вне этих границ, но, за исключением Капака Райми, это не так. Причина того, что большинство никогда не пробовало это делать, состоит в том, что мы уничтожали их плоть каждый раз, когда они покидали город. Это был наш способ их контролировать.

Ама пристально смотрит на священника:

— Значит, я могу уйти? Мое тело не разрушится?

— Только Райми связан. Мы знаем, что не можем убить его, раз Дорак умер, поэтому мы предприняли шаги, чтобы гарантировать контроль над ним, физически привязав его к городу. Остальные из вас всегда могли свободно покидать город после нашего разрешения.

Пока Ама и Райми переваривают все это — моего отца данная информация не касается, он может идти, куда ему угодно, — виллак обсуждает что-то с королевой, потом говорит:

— Теперь вы знаете, как появились и почему. — Он поворачивается к Райми: — Ты также имеешь дополнительную причину действовать заодно с нами, так что мы теперь не ждем проблем с твоей стороны.

— Это почему же? — скептически отзывается Кардинал.

— Твоя женщина. — Священник жестом указывает на Аму. — Ты однажды принес ее в жертву, когда посчитал это необходимым. Но, объединившись с нами, ты сможешь сберечь ее, и не только для этой жизни. Когда она дойдет до конца своего смертного пути, мы сможем воскресить ее. Она не станет бессмертной — ее кукла в конце концов разрушится, а вместе с ней и она сама, — но мы можем обещать вам тысячу лет быть вместе, а может быть, и дольше.

Взгляд Райми смягчается, он смотрит на Аму, ожидая ее ответа, который приходит быстрее, чем он ожидает:

— Если ты хоть что-то чувствуешь ко мне, ты не станешь этого делать.

— Ты отказываешься от тысячи лет жизни? — с удивлением спрашивает Райми.

— Не обрекай меня на страдания, которые терпишь сам, Капак. Я не хочу возрождаться снова и снова. Одной жизни достаточно. Другие мне не нужны.

— А как насчет тебя? — обращается Райми к моему отцу. — Ты примешь их предложение?

— Если бы я стал после этого свободным, то принял бы, — задумчиво отвечает Вами. — Но быть рабом десять столетий… — Он качает головой. — Убивать мне никогда не наскучит, но быть у них на побегушках — это не для меня.

Райми смотрит на виллака и усмехается:

— Итак, мы все пришли к одному — пошел ты на хрен!

Лицо виллака темнеет.

— Значит, ты еще не усвоил наш урок, Кровь Снов. Нам снова придется связать тебя и…

Какой-то шум прерывает его. Слышатся громкие голоса и встревоженные крики мамакон около пещеры. Раздаются отдаленные звуки выстрелов. Священник спешит к полотну, закрывающему вход в пещеру, и отдергивает его. Через образовавшуюся брешь я вижу обнаженных жриц, окруживших небольшую группу взволнованных виллаков.

— Что происходит? — шепчет Райми, когда священник спешит к своим компаньонам, чтобы узнать причину волнений.

Койя смотрит в ту же сторону.

— Небольшой сюрприз, который приготовил Эл, — усмехается Ама, целуя Кардинала в окровавленный лоб. — Просто расслабься и наслаждайся шоу. Мы все объясним тебе позже.

Англоговорящий виллак советуется со своими встревоженными собратьями, сначала нетерпеливо, потом испуганно. Он быстро направляется к двери пещеры, где его чуть не сбивают с ног несколько бегущих священников. Около выхода он останавливается, прислушиваясь, потом выбегает и скрывается из виду. Через минуту он возвращается на полной скорости, на лице написан ужас. Он расталкивает мамакон и виллаков, не обращая внимания на их жалобные вопли, и взволнованно кричит что-то Койе, не добежав примерно полпути до ее трона-кровати.

Массивная королева тоже начинает пронзительно кричать и подскакивает на кровати. Священник спотыкается о вопящую жрицу, поднимается, отшвыривает ее с дороги. Глаза Койи останавливаются на мне. Ненависть, светящаяся в ее взгляде, наверняка смутила бы более слабого человека. Она указывает пальцем на меня, Аму и моего отца, потом срывающимся голосом обращается к виллаку. Тот что-то громко приказывает двум стоящим рядом священникам. Все трое вытаскивают кинжалы и приближаются ко мне, а Койя хватает куклы Амы и Паукара Вами и собирается вонзить ногти в их сердца.

Мой отец предугадывает намерения королевы и бросается к ней. Но он достигает лишь подножия кровати. Как только его нога стукается об нее, некая сила отталкивает его назад, и он тяжело валится на стоящие полукругом свечи. Издав злобный крик, Койя поднимает над головой его куклу.

— Подождите! — ору я, когда священники уже совсем близко.

Подняв одежду, я показываю свое тело оплывшей жиром королеве вместе с жилетом, начиненным взрывчаткой.

Койя не знает, что означает этот жилет, — думаю, она плохо разбирается в том мире, который наверху, — но она знает, что я обнажаюсь не для ее развлечения. Своим хриплым и одновременно визгливым голосом она кричит что-то повелительное священникам, и они останавливаются на значительном расстоянии от меня. Я поворачиваюсь к тому, который говорит по-английски:

— Подойди сюда, красавец. Потрогай, что на мне надето.

Он опускает нож и протягивает руку вперед. Хмурится, когда пальцы начинают ощупывать материю жилета. Потом его пальцы двигаются дальше, а лицо каменеет.

— Если сделаете еще одно движение ко мне или к остальным, я взорву вас всех к чертовой матери, — с нежной улыбкой сообщаю я.

— Но ты ведь тоже погибнешь, — шепчет он.

Я хмыкаю:

— Я пришел сюда, чтобы умереть. Если ты думаешь, что я блефую, испытай меня. А теперь быстро скажи ей, чтобы она отдала мне кукол, или этот потолок сейчас обрушится и похоронит всех нас.

Виллак сглатывает слюну, потом поворачивается и что-то говорит королеве. Ее дряблые щеки начинают негодующе трястись, и она извергает поток ругательств. Он грубо отвечает ей, и, хотя я не говорю на их языке, я понимаю смысл их перепалки. Он говорит ей про взрывчатку и про мои требования к ней, она задает вопрос о моей правдивости, действительно ли я готов пожертвовать жизнью, и он уверяет ее, что это вполне возможно.