Крестовый поход Махариуса - Кинг Уильям - Страница 89

— Что еще? — спросил Антон, все еще настолько охваченный яростью боя, что совсем позабыл о стоявшем рядом Махариусе.

— Мы собираемся совершить прыжок, — произнес Махариус. — Корабль готовится.

— Сэр, эльдары оставили в корабле чертовски огромные дыры.

— Мы закрыли их переборками и подняли щиты. Это все, что мы можем сделать. Либо мы совершим прыжок, либо позволим ксеносам взорвать нас. — Он мрачно ухмыльнулся. — Не думаю, что после устроенной кровавой бойни они собираются нас щадить.

Впрочем, отменять варп-прыжок было слишком поздно, даже если бы он приказал. Корабль уже дрожал и вибрировал, а меня охватило странное чувство падения, неизменно возникающее при вхождении в варп.

Я приказываю атаковать. Наши корабли роем несутся к человеческому судну, но оно держится против ярости нашей атаки. Я отдаю кораблям приказ целиться во все уязвимые места, которые они могут найти, в надежде уничтожить двигатели вражеского судна. Оно тем временем преодолевает бурю огня и продолжает набирать скорость. Его щиты мерцают, готовясь совершить безумный прыжок в потустороннее. Меня посещает мысль, что мы делаем людям одолжение, уничтожая их, ибо мгновенная смерть может оказаться милосердием по сравнению с тем, что ждало бы их там.

Я отбрасываю такие мысли. Они вполне могут уцелеть — кому ведомо, каковы шансы? Ни один эльдар не рассматривал этот вопрос, однако между мирами перемещалось достаточно человеческих кораблей, чтоб предположить оправданность такого безумия, хотя бы в кратковременной перспективе.

Интересно, остались ли на борту мои последователи? Судя по показаниям сенсоров, нет, но всегда остается вероятность ошибки. Я пытаюсь представить, что они почувствуют, если все-таки будут на борту, когда корабль ворвется в запретное. Любопытно, понимают ли люди, что делают, входя в царство, где таятся самые зловещие творения Вселенной и потустороннего?

Мы идем на атакующий заход. Возможно, нам удастся обездвижить или уничтожить их до того, как они успеют прыгнуть. Это доставило бы мне определенное удовольствие.

Мы подходим ближе. Вражеские орудия ведут по нам огонь, но мы слишком быстры для них, хотя маневры уклонения и замедляют приближение.

— У нас все получится, лорд Аштериот, — произносит Ялмек.

— Готов поспорить? — отвечаю я, ибо у меня на этот счет сомнения.

Кто бы ни находился на борту того корабля, удача на его стороне, по крайней мере сегодня. Удача — непостоянная госпожа, ей все равно, кому давать свои дары и когда их отнимать. Что-то подсказывает мне, что сегодня она улыбается моему противнику.

Ялмек глядит на меня. Он давно понял, что спорить со мной крайне неразумно.

— Не думаю, сэр.

Впрочем, он продолжает отдавать приказы и корректировать курс, чтобы вывести нас на позицию для атаки, и в конце долгого, извилистого и неспокойного пути всего на миг нам это удается.

— Торпеда пошла, — говорит он, и корабль выплевывает ракету, посылая к нашей цели.

Момент попадания знаменует ослепительная вспышка, настолько яркая, что обзорный экран темнеет, отфильтровывая сверкающие энергии, свидетелями которым мы стали.

Когда я снова смог видеть, корабль уже исчез.

— Мы уничтожили его, сэр, — произносит Ялмек, явно сожалея, что не поспорил тогда.

Я изучаю космос, где находился человеческий корабль, и не уверен в правоте Ялмека.

Свет снова замерцал. Снова пришли тошнота и головная боль. Ощущения таковы, как будто я сорвался с утеса в бесконечную бездну. Некоторых солдат рядом со мной начало шумно рвать. Люди, прошедшие сквозь наихудшие ужасы, которые только могли придумать эльдары, не могли удержать еду в желудках.

Вокруг меня все дрожало — в мигающем аварийном освещении лица солдат из зеленовато-бледных становились кроваво-красными, а затем вновь прежними. Я прислонился к стенке и попытался осознать, что происходит. Мой разум захлестнул страх. Мы совершали прыжок на наспех отремонтированном после предыдущего неудачного путешествия корабле, который к тому же недавно атаковали эльдары. Я ждал, что он в любую секунду развалится и внутрь хлынут демоны из историй звездоходов. Я уставился на своих товарищей, словно они в любую секунду могли превратиться в существ из кошмаров. Их черты странно исказились.

Передо мной возник Махариус, оглядываясь по сторонам.

— Потребуется две минуты, — произнес он. — Ваши тела привыкнут.

После боя Махариус отправился к раненым. Их успокаивало его присутствие. Как ожидали и он, и я, раненых оказалось намного меньше, чем следовало бы, и это вовсе не радовало.

Всякая битва — дело кровавое, но обычно куда больше людей получают ранения, чем гибнут. Зачастую позже раны уносят больше жизней, чем сам бой, однако здесь все обстояло иначе.

Ты ожидаешь увидеть искалеченные тела и истекающих кровью людей. Ожидаешь услышать крики боли, увидеть раненых солдат в окровавленных перевязках и с размазанной поверх ран синтеплотью. Таков порядок вещей. Но в этот раз все было по-другому.

Было много мертвых. Много покалеченных. Много умирающих. Слишком много. Практически все, кто получил хотя бы крошечную рану от оружия эльдаров, умирали долгой и мучительной смертью. Выживали лишь немногие, но и в этом не было никакого смысла. У меня складывалось впечатление, что ксеносы попросту решали некоторых из них пощадить.

Возможно, у них закончился яд. Может, дело в чем-то другом. Я знаю лишь то, что никогда прежде не видел столько раненых, которых впереди ждала неминуемая смерть, — ни в одном из прошлых своих сражений. И еще я никогда прежде не видел столько изувеченных тел, над которыми как будто потрудился извращенный разум. Даже в пылу битвы эльдары находили время, чтобы нанести ужасающие раны своим жертвам.

Лицо Махариуса превратилось в непроницаемую маску. Я знал, что он в ярости. Генерал бывал очень жесток, но все его деяния неизменно служили идеалу Империума. Тут же было нечто другое. Этих эльдаров словно терзало душевное расстройство. Это была не инстинктивная безжалостность кошек, забавляющихся с мышками, а расчетливая работа разума, который по каким-то своим причинам хотел причинить всю возможную боль тем, с кем сталкивался.

Махариус стремительно направился в покои, а мы молчали, ибо он пребывал в гневе.

Трюм полон пленников и воинов. Ряды тех, кто шел на абордаж человеческого судна, прискорбно поредели. Доспехи выживших пробиты и изрыты шрамами во множестве мест. Некоторые ранены, и их осматривают гомункулы.

Все они смотрят на меня так, как попросту не посмели бы еще несколько часов назад. Они, как и я, подсчитали количество погибших и винят меня в отсутствии каждого из своих товарищей, которых с нами больше нет. Каждая смерть — отметка на мне, знак неудачи. По их мнению, мы понесли ненужные потери, сражаясь с низшей расой. Я временно утратил ауру неуязвимости, которая так важна для вожака эльдаров. В их взорах читается угроза. Я заставляю себя ее игнорировать. Если последователи хотят бросить вызов, пускай. Я не боюсь ни одного из них.

Я гляжу на согнанных людей и пытаюсь прочесть эмоции на их лицах. Это непросто. Их черты расплывчаты и безвольны, а не подвижны и выразительны, как у лиц эльдаров. Их крошечные звериные глазенки смотрят со смесью страха и ужаса. Я временно отключил устройство перевода, поэтому слышу только презренное урчание, которое служит им речью.

— Не лучший улов, — говорит Силерия. Она выглядит самодовольно, как и большинство эльдаров, когда те размышляют над неудачей сородича. Думаю, она сравнивает наши потери с количеством плененных рабов. Для нее, как и для меня, чаши весов смещаются не в нашу пользу. Выступит ли она против меня, пока воины пребывают в разочаровании? — Интересно, сколько пищи они могут нам дать? Похоже, не слишком много.

— Мы не станем поглощать их… пока, — говорю я и оглядываюсь по сторонам.