Честь Белого Волка - Белянин Андрей Олегович - Страница 41

— Давай свою бумажку.

Я, честно говоря, не очень понимал, что произнёс и что сделал. Потом стиснул зубы и гордо ушёл в стену.

Дома было тихо.

Ни шума драки, ни сдерживаемых рыданий, ни деликатного чавканья на кухне. Прямо на кровати, так, чтобы сразу было видно, лежал тетрадный листок с коротким текстом от руки: «Папуль, мы с ма пошли в кино. Целую, целую!» Понятно.

То есть ничего не понятно, конечно, но, если дело обошлось без слёз и кровопролития, это всё равно уже хорошо. Ну или очень даже неплохо. Не представляю, правда, куда они дели добермана Гарма и на какой фильм пошли — Смерти, знаете ли, трудно угодить с сюжетом. Но и это дело десятое.

Я открыл ноутбук, быстро заварил кофе на кухне, проверил сотовый (ничего срочного) и с наслаждением позволил себе несколько минут релаксации за антикварными торгами. Приятно же поговорить с умным человеком, то есть с самим собой.

Когда сметает горы рок,

И льют дожди печаль,

И затрубит в победный рог

Литая вражья сталь,

Чужак придёт с кривым мечом

На отчие поля, —

Укройся за моим плечом,

О Грузия моя!

Неожиданно для самого себя вслух процитировав классика грузинской поэзии, я открыл проверенные аукционы. Ну-с, что у нас тут сегодня?

— Кавказская сабля с европейским клинком. Клеймо Золингена и солярные рисунки — луна, солнце, звезды. Тифлисская подделка под «аббас-мирзу». В принципе вполне стоит своих за­яв­лен­ных ста тысяч рулей. Но кому я её потом продам? Тем более что мои собственные торги висят. Три ставки на дагу для левой руки, это приятно, но мало. А тащить из Приграничья золото и ювелирку достаточно проб­лематично. В девяностые оно бы ещё как-то прокатило, но сейчас, после «пакета Яровой», ну его на фиг, все эти риски.

Я пролистал три основных рабочих аукциона, зашёл в свой интернет-магазин, оформленный на подставное лицо, убедился в практически полной тишине и отсутствии всяческого действия. Ничего страшного, деньги пока есть, в торгах всё циклично, как-нибудь справимся. Я отправил эсэмэску Хельге, сообщая, что жду их дома. Встал, чтобы сделать себе ещё кофе, но...

В этот момент окно на кухне разлетелось вдребезги, и на полу закружилась дымовая граната. Клубы удушливого дыма мгновенно заполнили помещение. Я ещё успел услышать, как вышибают мою многострадальную дверь, как тяжёлые ботинки спецназовцев грохочут по ламинату, и рухнул на диван, теряя со­зна­ние до того, как меня начали бить. Всё.

Если кто по жизни в разных ситуациях попадал под раздачу российского ОМОНа, знает, что лучше всего лежать на боку, лицом вниз, подтянув колени к животу и прикрывая голову руками. Не то чтоб ребята злые, просто у них работа такая — меньше сопротивляешься, меньше бьют. Я не сопротивлялся, не та ситуация.

Ну и, как вы понимаете, они тоже люди, у них тоже совесть есть, поэтому в себя я пришёл уже в машине, на металлическом полу, запястья в наручниках, голова болит, над бровью щиплет подсыхающая ранка, но в остальном жив. Это главное, а прочие детали как-нибудь согласуются и утрясутся по ходу. Ехали мы довольно долго, видимо, куда-то за город, что одновременно и хорошо и плохо.

Хорошо, потому что меня могли запросто бросить к уголовникам в общую камеру предварительного заключения городской тюрьмы, она у нас прямо в центре и называется «Белый лебедь». Возможно, в честь того, что рядышком, буквально через дорогу и пару домов, расположено искусственное лебединое озеро. Водный парк, высокие ивы и тополя, излюбленное место семейного гулянья горожан ещё с прошлого века.

И плохо, потому что если меня вывезут на какой-то более секретный объект, то, значит, арест не вполне законный, адвокату мне не дозвониться, а обвинения вообще могут не выдвигать. Сидишь и сиди, значит, так надо! В целом одно уравновешивает другое.

Лично мне в равной мере претит как быть «узником замка Иф», так и заваривать чифир с реальными урками. По-любому приходить в себя ещё рано, полежим, посмотрим, что будет дальше. Если кто-то ожидал головокружительного сюжета, так грузинскую птицу обломидзе вам в руки! Всё шло по накатанной, привычно и предсказуемо.

Меня слегка пнули сапогом под рёбра, просто для того, чтобы убедиться, что живой, и без лишних сантиментов (как и лишней грубости) выволокли из машины. Я принципиально отказывался приходить в себя, им надо, пусть несут. В конце концов, это их служебные обязанности, мне приглашения не присылали, смокинг надеть не позволили, а сама вечеринка явно будет тухлой, как прогорклый рыбий жир...

Я был с почётом отволочен в какое-то здание: коридор, лестница вниз, традиционный подвал, полумрак, сыро, но тепло. Сняли наручники, заново надели, приковав к какой-то трубе. То есть ничего нового, вы наверняка стопятьсот раз видели нечто подобное в кино. Ну вот по жизни оно тоже так бывает.

Когда все ушли и зловеще проскрежетал проворачиваемый ключ в замке, я позволил себе роскошь полностью открыть глаза. Увиденное не обрадовало и не напугало. Хотя вот эта извечная двойственность, инь-ян, хорошее перетекает в плохое и наоборот, меня, признаться, изрядно достала.

Ну что ж, я не в первый и, возможно, не в последний раз нахожусь в безвыходном положении. Моя дочь со своей мамой вернутся домой и найдут опечатанную квартиру с полицейским у входа. Вот он, несчаст­ный, за всё и ответит. Если моя девочка не в настроении, то вряд ли кто встанет у неё на пути. А если за рыдающую Хельгу вдруг обидится её мама, то...

Не знаю, на этом моя фантазия выдохлась.

Да, Смерть заберёт любого в положенный ему срок, но кто сказал, что она не имеет права на вспышку гнева, приступ ярости, в конце концов, банальный женский каприз, имеющий лишь одно нелогичное, но хотя бы вменяемое объяснение: потому что!

И если без того не очень трезвая Хель уверена, что в этом мире кто-то груб... да какого северного мха, только лишь недостаточно вежлив с её малышкой, всем кирдык!

Чудесное татарское слово, объясняющее грядущее даже лучше традиционно русского «песец». В конце концов, этот зверёк вызывает скорее положительные эмоции, а вот «кирдык» в исполнении мамы Хельги может быть очень и очень неприятным.

— Здрав буди, боярин, — прерывая мои мысли, раздалось из дальнего угла.

Пристально вглядевшись в темноту, мне удалось различить мужскую фигуру, также прикованную к какому-то теплораспределительному разъёму. — Вот где довелось свидеться, судьба! Не узнаёшь али как?

Само собой, ещё бы я его не узнал! Но кто мне теперь поручится, что Капитан тут не по своей воле? Быть может, он как раз таки изображает такого же, в доску своего «пленника», чтобы вытянуть из меня какую-то там секретную информацию?! А давайте-ка я помолчу, пожалуй...

— Ну и молчи. Обиделся, поди? Правильно. Что ж, мне-то, старику, обидеться не на кого. Сам во всём виноват. Тебе поверил, супротив всего Белого Комитета подставился. Пенять не на кого, когда ума нет, считай калека.

— Я стоял за дверью, когда вы по телефону отчитывали тех, кто с автоматами расстреливал мою дверь. Вы упрекали их в непрофессионализме.

— Ложь сие.

— Да неужели?

— Ставр Годинович, — мой Капитан попытался встать на ноги, но оковы не позволяли даже выпрямиться, — реальность никогда не такова, как кажется. Я никогда не предавал своих парней. Быть может, мне и не очень рады в Белом Комитете, но я ни разу не подал свой голос против любого из моих граничар!

Мы было зацепились с ним языками, но я вовремя опомнился. В памяти всплыл образ моего друга Фрола, потом той дампир, что овладела и телом и душой барона Роскабельски, вспомнил прекрасную Дану, которая ловила чашей капли яда, падающие на Локи. Да, мир сложен, неоднополярен и крайне плохо делится на белое и чёрное.

— Как вы сюда попали?

— Так же как и ты, боярин, — глухо ответил он, опустив голову. — Меня прямо в кабинете взяли. Я сам пошёл. Мог пострелять их, да жаль стало ребят молодых, подневольных. Уж больше недели тут сижу.