Степень превосходства (СИ) - Соколов Юрий Юрьевич - Страница 39

Как и любой киб-мастер СОЗ на Тихой, Сапсан обладал необходимой суммой знаний о туземцах, включая знание их языка. Герман узнал, что его спасителя зовут Агизекар. Милую девочку с детским личиком, которую он про себя прозвал Ручеек за нежный журчащий голос, звали Капили, что в переводе с туземного как раз и означало — «Поющий родник». Афродиту звали Флиенти. Она, вроде, была невестой Агизекара, но Герман уяснил, что это по каким-то причинам не решено окончательно; а Капили приходилась ему сестрой. Самого Германа все они называли между собой богом-с-неба.

Медленно оправляясь от ран, смотритель начал мало-помалу интересоваться происходящим вокруг него.

Сапсан сообщил, что с момента схватки с хищником до того дня, когда Герман смог самостоятельно подняться со своей подстилки и сесть, привалившись к опоре хижины, прошло девяносто семь независимых суток или сто пять местных.

— Так долго! — удивился он.

— Учитывая серьезность твоих ран это совсем недолго, — заверил Сапсан. — Поправишься окончательно — уговори туземцев отвести тебя подальше в лес и оставить одного. Передашь сигнал — катер с орбиты прибудет в течение часа.

В течение часа! Можно плюнуть на правила Комитета и послать вызов теперь же; через два часа он окажется на главной базе СОЗ, а через три — встретится с Эвелин. Встретится… и что он ей скажет?

Что не смог уберечь их единственного сына?

Герману захотелось взять пистолет и застрелиться. Но пистолет он выронил во время схватки с монстром. Нет, он не в силах взглянуть Эвелин в глаза. Она узнала о смерти сына, пускай и его считает мертвым. Это лучше, чем быть рядом, ежедневно вспоминая… Как они смогут жить по-прежнему? Как он сможет жить по-прежнему?

Когда Герман смог самостоятельно передвигаться, он выходил из хижины и часами сидел у входа, наблюдая за жизнью поселка. Когда он проделал это впервые, тотчас же явился Агизекар — очевидно, его известили. Он сел на землю напротив Германа и внимательно смотрел на своего гостя до тех пор, пока не решил, что тот способен к разговору. После чего прижал к груди ладонь и внятно произнес: «Агизекар Тау».

— Герман Левицкий, — ответил за смотрителя Сапсан по громкой связи. — При первом знакомстве, — пояснил он Герману, — полагается произносить имя полностью. В повседневном общении допускаются сокращения имен и клички. Но каждый раз, когда ты хочешь показать свое уважение к собеседнику, нужно именовать его по всей форме, например: «Агизекар из рода Тау». Этим ты продемонстрируешь почтение ко всей семье человека и его уже умершим родственникам.

Агизекар высказал сожаление по поводу смерти второго бога-с-неба и выразил надежду на его скорое возрождение для жизни в Краю богатой охоты. Айтумайран жесток, заметил Агизекар, но он не мстителен.

— Говорит специально для тебя, справедливо полагая, что ты не разбираешься в тонкостях туземной теологии, — растолковал Сапсан. — Они считают богов-с-неба, то есть людей, могущественными, но не всеведущими. Айтумайран наказывает людей и богов смертью за нарушение табу, но на загробную жизнь его гнев не распространяется.

Беседа текла мирно и неторопливо. Герман четко произносил слова про себя, открывая рот; Сапсан, улавливая микросокращения мышц посредством артикулятора комбеза, реконструировал речь и переводил на туземный язык. Агизекар быстро догадался, что его собеседник только шевелит губами, а голос исходит из динамика.

— «У богов-с-неба много волшебства, — перевел Сапсан. — Твоя одежда разговаривает за тебя, но губы произносят совсем другие слова». У туземцев чрезвычайно чуткий слух, — прибавил он. — Слов в их языке немного, но каждое многозначно и произносится в разных случаях с разной интонацией. Человеку не освоить такой язык без биокоррекции и специальной тренировки. Этот парень может слышать твой голос так же, как его слышу я: его ухо способно уловить вибрации артикулятора.

Хотя Герман и прошел обязательный для каждого сотрудника заповедника «Тихая» курс по культуре и истории развития местной цивилизации, но впоследствии мало интересовался туземцами. Почти все позабыв, он пользовался теперь информацией, предоставляемой Сапсаном, и собственными наблюдениями. С немалым удивлением Герман обнаружил, что туземцы вовсе не такие темные неразвитые дикари, какими он считал их раньше. Акимики-теру — «лесные люди», — в поселении которых он оказался, свободно владели многими ремеслами, в том числе искусством изготовления каменных сосудов самых необычных и сложных форм. Они возделывали землю, плели узорные циновки, вырезали по дереву и кости. Большой популярностью среди женщин пользовались всевозможные украшения из мелких раковин, речного жемчуга и плетеной кожи. Сапсан рассказал Герману, что степные племена людей ветра владеют кузнечным ремеслом, обеспечивая металлическими изделиями самих себя и акимики-теру. Еще дальше к северу, за степным поясом, жили племена болотных людей, у которых уже имелись небольшие города. Настоящими дикарями можно было считать лишь племена шикан-ден — «пожирателей мертвых», обитавших на западном побережье континента.

Отношение туземцев к живым существам согрело бы душу любого, самого рьяного защитника природы. К животным, и даже растениям, они относились не только бережно, но как к равным себе.

— Закон запрещает охотиться подолгу на одних и тех же животных на одном и том же месте, — говорил Агизекар. — Нельзя собирать с дерева все плоды подряд. Собирая яйца в гнездах птиц, надо брать только половину. Если человек умирает от голода, он все равно не должен добывать в пищу животных, на которых запретил охотиться говорящий-с-духами. Жизнь человека в глазах Айтумайрана не более ценна, чем жизнь ящерицы. Человеку лучше умереть без пищи, чем нарушить табу.

Такая бескомпромиссность в вопросах соблюдения правил потрясла Германа. Он припомнил отношение к природе человека на своей собственной планете, где люди едва не уничтожили все живое. Потом земляне вышли в космос и с тех пор оставили после себя десятки планет с непоправимо нарушенной экологией и выработанными недрами. Не помогали ни самые строгие законы, ни жесткий контроль правительства.

Туземцам же было достаточно одного слова шамана. И ведь не за страх — за совесть слушаются… Неловко и тяжело, словно огромные камни, ворочал Герман в своей голове непривычные мысли.

Вот мы здесь заповедник организовали, вроде как обеспечиваем защиту местным жителям. Дело, понятно, нужное, да только охраняем мы их, в основном, от самих себя. И слово-то какое подобрали — «заповедник». Будто они животные. Ну, а как назвать — «детский сад», что ли?.. А хоть бы и детский сад. И ведь здешние дети рано или поздно вырастут. Сможем ли мы относиться к ним, как к равным? Лучше бы заранее привыкать…

Когда Герман оказался в состоянии свободно передвигаться, не испытывая более непреодолимых приступов слабости, он попросил Агизекара увести его подальше в лес и оставить одного.

— Мне нужно подумать, — сказал он молодому охотнику. — Возможно, я стану говорить с другими богами-с-неба, нельзя вести с ними разговор отсюда.

Агизекар не удивился и не подумал отговаривать. Он проводил Германа на большую поляну, на которой вполне хватило бы места для посадки катера.

— Я вернусь сюда к вечеру, — сказал он. — И провожу тебя в поселок — ты все еще слишком слаб, лучше не ходить по лесу одному. А если тебя заберет птица-без-крыльев, я посмотрю то место, где она сядет на землю.

Он ушел, а Герман, просидев на большой, обросшей пушистым мхом колоде целый час, наконец достал из нагрудного кармана SOS-передатчик. Глубоко вздохнул, и… спрятал его обратно, так и не нажав на кнопку экстренного вызова. Нет, никогда он не найдет в себе сил встретиться с Эвелин. А больше его в том мире никто не ждет. А хоть бы и ждал… Герман не хотел возвращаться. С самого детства немного замкнутый, он не испытывал никакой особой привязанности к цивилизации, как к таковой.

Решено — он останется здесь.

Герман до вечера просидел на поляне, слушая пение птиц и стрекотание цикад; пообедал жареным мясом и лепешками, испеченными Капили; поболтал с Сапсаном. Голос приходил в норму, правда стал другим: звучал глухо, а слова выходили невнятными.