Рассказы о смекалке - Привалов Борис Авксентьевич - Страница 2

— А разве я сказал «отступить»? — усмехнулся Шлыков, — Уйти — это не значит отступить. Слушайте внимательно! Мы ушли с высоты навстречу противнику. И сделали это так, что фашисты ничего не заметили. Мы замаскировались тишиной.

«Будем работать ночью, в абсолютной тишине! — сказал командир. — Если противник услышит хоть один подозрительный звук, дело будет сорвано. Ясно?..»

И вот мы рыли в снегу ходы сообщения, траншеи, гнёзда, сделали проходы в минных полях противника, в проволочных заграждениях воротца да калитки простригли — как полагается… Все, конечно, в маскхалатах работали, молча. Даже топотом и то боялись разговаривать. Вблизи посмотреть — ну, призраки работают и только, честное слово! Немой кинофильм! А фашисты нет-нет да и подбросят осветительную ракету или ещё какую-нибудь пакость. Тогда сунешь лицо в снег и лежишь — не дышишь… Да и снег, кстати сказать, наружу выбрасывать нельзя было. Ведь если утром гитлеровцы увидят, что на ровном месте сугробы выросли, весь наш план провалиться может. Приходилось работать по-кротовьи. Знаете, как кроты делают? Они землю на поверхность не выбрасывают, а впрессовывают её в стенки прорытого хода. Вот так и мы действовали, даже лучше. Крот, когда он на поверхность выходит, горстку земли всё-таки выбрасывает, а мы ни единой снежинки на-горá не выдали!

Отрыли мы траншеи и ходы сообщения, утрамбовали всё честь-честью, а потом тихо вернулись на свою высотку. Тут и утро стало разворачиваться. И ещё солнце не успело взойти как следует, началась наша артподготовка. При первых же выстрелах вся рота незаметно уходит в отрытые ночью траншеи. Сидим между окопами противника и высоткой, наблюдаем за гитлеровцами. Как только наша артиллерия разговор начала, фашисты — кто в блиндаже залёг, кто во вторую линию обороны перебрался… А мы стали готовиться к броску. Сразу после артподготовки выскочили из своих снеговых траншей, прошли через минные поля, через колючку.

Гитлеровцы не успели опомниться — мы тут как тут!..

Маше неожиданное появление в нейтральной зоне так их оглушило, что они сперва даже огонь не вели. Потом спохватились — да уж поздно: метров пятьдесят между нами было-то всего… Ворвались мы в окопы, разбили миномётные батареи, пленных взяли…

А за нами и весь батальон втянулся в бой. Клин стал ещё больше. С тех мест потом и весь фронт начал наступать… Вот какой смекалистый командир у нас был! А почему, если вдуматься, бой этот удался? Из-за тишины. Один звук — и нас бы обнаружили… Ясно? Представьте себе теперь такого недисциплинированного солдата, который нарушил бы приказ командира и во время ночных работ демаскировал роту… Огоньков, куда вы? Подождите, сейчас о вашей зажигалке речь пойдет.

— Да что там говорить, — Огоньков вертел в руках коробок спичек. — Подвела меня сегодня зажигалка.

— Не зажглась? — спросил Жуков.

— Нет, горела, как всегда, на «отлично», — сказал Шлыков, попыхивая трубочкой. — Но только, будь это в боевых условиях, жизни бы она своему хозяину стоила.

— Шли мы в разведку, — нехотя заговорил Огоньков, — маскхалаты чистые, все предосторожности маскировочные соблюдены. Выполнили задание, возвращаемся назад. Немного ориентиры спутали… Идём, и вроде, нам кажется, неправильно идём. Остановились в тихом месте, закурили, совещаемся шепотом. Вдруг, откуда ни возьмись, майор с повязкой посредника. «Вы, товарищи, убиты, — говорит. — Вы себя демаскировали». — «Как? Нам непонятно». — «А чем вы щёлкали? — спрашивает майор. — На весь лес какое-то металлическое щёлканье раздавалось».

Вдруг, откуда ни возьмись, майор с повязкой посредника.

Тут я спохватился: закуривали-то мы от моей зажигалки! А она, сами знаете, как щёлкает!

Майор ушел. Мы в качестве убитых спокойно сели покурить и вдруг слышим тихий голос: «Руки вверх!» Смотрим: Шлыков и Ястребов сзади стоят, автоматы на нас направили.

— И мне ефрейтор Огоньков отвечает, — усмехнулся Шлыков — «Меня в плен брать нельзя, я убит из-за своей зажигалки». Вот и вся история…

— Я свой зажигательный прибор разобрал, — сказал Огоньков. — Хочу щёлканье устранить. Чтобы он работал без шума.

— Пойдём вместе над ней поколдуем, — сказал старший сержант Шлыков — Ум — хорошо, а два — лучше. У меня уже, кстати, есть одна мыслишка. А что, если то колёсико, с насечкой…

И старший сержант с ефрейтором пошли усовершенствовать подарок старого тульского оружейника.

ДЕСЯТЬ МИН СЕРЖАНТА КАТЮШИНА

Солдата Жукова в этот вечер старший сержант Шлыков встретил словами:

— Товарищ бывший условный противник, расскажите, как вы сегодня своё подразделение подвели?

— Да ведь у меня, товарищ старший сержант, — смутился Жуков, — и времени мало было… да и…

— Вы представьте себе, товарищи, — сказал Шлыков, — наша рота и приданные ей танки выходят из леса. Впереди — дорога, грязный просёлок и по ней четверо солдат бегут. От нас бегут. А на просёлке две мины незакопанные валяются и вообще ямы, кучки земли — огород, одним словом. Тут даже высшего солдатского образования иметь не надо, ясно — условный противник хотел дорогу заминировать, но не успел. Теперь слово предоставляется рядовому Жукову, пусть объяснит, почему он не выполнил задания.

Жуков взволнованно ерошил свои короткие волосы.

— Товарищ старший сержант, — вздохнул он, — ведь времени-то дали на постановку мин всего ничего.

Мы же слышали: в лесу моторы гудят. Да и тринадцатью минами всю дорогу разве перекроешь?

— Дело не в количестве мин, — отрезал Шлыков, — а в вашей сообразительности и умении. Танки рядом, надо решение принимать, а у вас пальцы трясутся. А кто ефрейтору Огонькову говорил: «Были бы мины, а мы так дорогу перекроем, что кошка не перебежит»?

— Там, где кошка, может, и не пробежит, побоится, там танки пройдут, — заметил кто-то из слушателей.

— Да разве тринадцати мин хватит, чтобы всю дорогу перекрыть? — продолжал жалобно вопрошать Жуков. — Тут минное поле надо ставить! Обочины тоже надо минировать…

— Вот вы и приказа не выполнили, потому что думали о минном поле, да танков пугались… А надо было действовать с соображением, исходя из данных обстоятельств. Всё учесть: и распутицу, и болотистую почву вокруг дороги, и самое главное — танки противника. А скорость постановки мин у вас, очевидно, всегда хромала. Суворов как говорил? Не числом воюй, а уменьем. Вы что же думаете, в боевых условиях всегда времени достаточно и мин излишек? Вот я вам, товарищи, расскажу, как в таких же примерно условиях действовал наш сержант Катюшин… Сейчас, правда, осень, а тогда дело было весной, но тоже — грязь, распутица, трясина… Схоже, короче говоря. И было у сержанта Катюшина всего десять мин. Да я вам разве про Катюшина никогда не рассказывал? Нет? Такой видный парень был. Один его чуб чего стоил. А усы? Усы у него были особенные, как кудри! Ни у кого я больше таких усов не видал. Да, красивый был парень!..

— Почему «был», товарищ старший сержант? — спросил ефрейтор Огоньков. — Погиб Катюшин?

Когда Шлыков улыбался, то шрам на его лице делался совсем незаметным: он пропадал в морщинках или, как говорил сам старший сержант, «маскировался под рельеф местности». Вот и сейчас шрам Шлыкова постепенно затушёвывался улыбкой.

— Жив, только усы сбрил, да чуб ликвидировал. Жена приказала… Впрочем, шутки в сторону. Разговор о десяти минах сержанта Катюшина идёт. Обстановка такая: наш батальон выполнил задание в тылу противника и уже направлялся на соединение к своим. И вдруг получаем приказ: перерезать дорогу между селом Горки и деревней Поташково, оседлать её и держать во что бы то ни стало до 17.00. Наша разведка доносит: из Горок в Поташково движется до полутора батальонов вражеской пехоты и двадцать танков. Кроме того, большой обоз боеприпасов. Командир наш, капитан Иванцов, приказал занять оборону метрах в семистах от леса, прямо, на болоте. Дорога километра три идёт по густому сосняку. Там танкам не развернуться. А из леса дорога вырывается на поля. Но между полями и лесом — трясина… На трясине, как и водится, было много бугорков, островков, кочек. Вот на них-то мы и расположились. Командир наш хитро рассчитал: танкам с дороги не свернуть, пехоте фашистской двигаться тоже по трясине трудновато. Хорошая позиция! Тем временем сержант Катюшин получает приказ заминировать дорогу. Кругом тишина, только уже слышно — вдали танки гудят.