Флай (СИ) - Ротэр Рони - Страница 7

Люди на корабле были, словно неживые. Даже сейчас, пока Патрик бежал по коридорам, ни один из тех, кого он толкнул, ни единым словом не упрекнул его.

Разговоры в столовой, в клубах, в библиотеке ограничивались лишь корабельными темами. Ни намека на прошлую жизнь! Ни слова об оставшихся на Земле родных! И одни и те же разговоры у совершенно разных людей! Создавалось ощущение, что его окружают запрограммированные куклы. Он сам разрабатывал похожие модели поведения для виртуальных миров, когда работал в ИСИТ.

Патрик, дернувшись от внезапной мысли, ударился затылком о край кадки. Боль показалась какой-то слабой, нереальной.

Запрограммированные… программа… реальность… модель… виртуальный мир… Отец?!? Патрику стало невыносимо жарко. Он, задыхаясь, рванул вниз молнию на куртке и распахнул ворот рубашки. Левая половина груди отозвалась слабой, щемящей, но вполне реальной болью.

Это сразу же было отражено на одном из экранов в лаборатории. Плавная кривая резко скакнула, высветившись тревожными зигзагами. Один из дежуривших в медблоке лаборантов обеспокоенно кивнул другому.

- Сообщи профессору, что наблюдаются изменения в показаниях кардиоприборов.

Патрик поднялся и медленно побрел в свою каюту. «Отец, как ты мог? Зачем? Сколько я уже здесь? Неделю? Месяц? Год? В какой момент кончилась реальность и началась эта ложь? А Елена? Настоящая? Та, которую люблю… любил? Нет, люблю. Что с ней? Знает ли она, что со мной произошло? И на Земле ли она еще? Нет, конечно, нет. Она сейчас свободная, счастливая, летит в сверкающей звездными огнями бесконечности. Она летит, улетает от меня к новой жизни, к новому настоящему, к будущему. Отнял. Все отнял. Украл. Так кто из нас эгоист?!».

Патрик с размаху ударил кулаком в ребристую стену. На костяшках выступила кровь. Он слизнул её, безвкусную, и, подчиняясь усилию его воли, царапины прямо на глазах затянулись, зажили. Патрик расхохотался. Так смеются те, кто знает, что уже обречен. А потом всхлипнул. Вновь возникшая в груди боль, уже более сильная, перекрыла дыхание, бросила его на гладкий пол, заставила согнуться в три погибели.

- Профессор Д’Орней! Да, показания резко изменились. Что? Хорошо, профессор. Ланс, готовь инъекцию! Три к одному, восемь кубиков. Интервал две минуты. Сердечный ритм? Готовь еще одну!

«Хм, стало легче. Видимо, вкололи что-то. Жить. Заставил. А надо ли? Теперь?».

Патрик, цепляясь за выступы в стене, поднялся. Вздохнул. Боли не было. Выпрямившись, он решительно направился к лифту.

«Неплохая идея, - усмехнулся он. – Виртуальная реальность в качестве тюрьмы! Или психиатрической клиники. Или воспитательной колонии для непослушных детей. Полный контроль над подопечными, гарантия, что они никуда не сбегут. Но я не хочу, чтобы меня контролировали, внушая те мысли и чувства, которых я не испытываю! Всегда найдется лазейка, о которой бдительная охрана не подозревает. Тем более, если пациент сам строил подобные тюрьмы».

- Все в порядке, профессор, - улыбнулся следящий за монитором лаборант. – Ритм ровный, дыхание в норме.

- Слава Богу, - облегченно вздохнул Д’Орней, глядя на приобретшую спокойную плавность кривую на экране. – Сделай-ка мне кофе.

- Сию минуту, шеф! – вскочил лаборант. - Ланс, последи.

Ланс кивнул, и уселся в освободившееся кресло, а еще не оправившийся от волнения профессор пошел пить кофе.

Патрик вышел на техническом этаже. Оглядевшись, нашел над одной из дверей значок радиационной опасности, и отправился прямо туда. «Максимализм? Пожалуй. Но время компромиссов кончилось. Кончилось в тот миг, когда ты, отец, решился на эту ложь».

Навстречу Патрику из раздвинувшихся стальных дверей вышли два охранника, облаченные в антирадиационные костюмы.

- Здесь не положено находиться посторонним, вернитесь на свой уровень, - насупился один, положив руку на расстегнутую кобуру.

- В самом деле? – и Патрик, криво усмехнувшись, прошел прямо сквозь него.

«Забавная штука виртуальность, если знаешь, как с нею обращаться» - подумал он, оглядываясь на стоящую в той же позе охрану реакторного отсека.

Он миновал два перехода, следуя указателям на стенах. Вот и заветная дверь. Буть это в реальности, Патрику ни за что на свете не удалось бы сюда попасть. А если и удалось, он был бы мертв задолго до того, как добрался до последней камеры, за дверями которой разбушевавшимся вулканом билось сердце космического корабля.

Пат ударом кулака разбил прозрачную коробку, нажал круглую кнопку с изображением черепа, и тяжелые, полуметровые половинки люка разъехались в стороны.Глубоко внизу ревело и бесилось ослепительное адское пламя, пронизывая остающееся за кормой корабля пространство шлейфом из раздробленных атомов.

«А теперь надо доказать себе, что это - реально», - спокойно подумал Патрик, заглядывая за край люка. И сделал шаг вперед.

- Профессор!!! – истошный крик Ланса испугал профессора. Одновременно с криком в лаборатории взвыли сирены подключенного к сканеру медицинского оборудования. Чашки полетели на пол, густая темная жидкость некрасивой кляксой расползлась по поверхности стола, ручейками потекла на пол. Д’Орней, с посеревшим от предчувствия беды лицом, кинулся в соседнюю комнату.

Там творился кошмар. Датчики пищали на разные тона, вопили сигнальные системы, а на мониторах в стремительной пляске заходились красно-зеленые зигзаги. Лаборанты метались от одного монитора к другому, жали какие-то кнопки, что-то орали друг другу, а их голоса тонули во всей этой какофонии.

Д’Орней на секунду замер посреди лаборатории, оглушенный этим бестолковым разноголосьем. Его взгляд упал на ближайший монитор. На нем было отчетливо видно, как под воздействием непонятных, необъяснимых сил буквально распадалась на отдельные обрывки нервная система того, кто находился под прозрачным куполом радиосканера.

- Патрик!

Профессор, сбросив оцепенение, бросился к аппарату, и негнущимися от ужаса пальцами в исступлении стал обрывать идущие внутрь, присоединенные к телу сына, провода. ШарльД’Орней кричал, но его голос казался ему слишком тихим, чтобы его услышали мечущиеся по помещению помощники.

- Отключите! Отключите систему! Стоп!

В распахнутые двери шестого отсека медицинского блока, привлеченные шумом, вбегали люди. Прозрачная крышка, сорванная профессором со сломанных креплений, грохнулась на пол,по её поверхности расползлись тонкие ручейки трещин. Обрывок искрящегося провода, взвившись в воздухе, ужалил Шарля током в бледную щеку. Кто-то подскочил сбоку, чьи-то пальцы надавили на красный пластмассовый диск. Погасли мониторы, замолчали пронзительные сирены, утихли напуганные голоса людей.

Д’Орней, не стесняясь слез и некрасиво искривленного рта, склонился над сыном, бережно выпутывая из проводов его голову с мгновенно поседевшими волосами. Дрогнули и поползли вверх веки, и профессор глухо вскрикнул, когда увидел, что вместо голубых, как небо на старых картинах, глаз его сына - сочащиеся сукровицей бельма. И не имея сил оторвать от них взгляда, чувствуя, как по спине словно проползает ледяное щупальце смерти, услышал тихое:

- Я всего… лишь хотел… я хотел…

Последний, бессмысленный, ничего уже не значащий, выдох. Но сверхчувствительные сенсоры единственного оставшегося не отключенным компьютера уловили его, трансформировали, перевели и выбросили на экран в виде одного короткого слова.

- Флай…

***

Мария Д’Орней аккуратно надрезала пакетик, выложила овощной брикет в пароварку, и поставила таймер на двадцать минут. Доктор настоятельно рекомендовал Шарлю мягкую пищу. После полугодового заключения в городской тюрьме, и годичного пребывания в клинике для пациентов с нервными расстройствами желудок бывшего профессора окончательно испортился.