Платиновый обруч
(Фантастические произведения) - Гуданец Николай Леонардович - Страница 1

ПЛАТИНОВЫЙ ОБРУЧ

Фантастические произведения

ВЕЧНЫЙ ЗОВ ДОБРА

Сейчас много, часто и охотно говорят о кризисе, переживаемом фантастикой. Одни говорят об этом с удовольствием, другие — с грустью, третьи отрицают кризис как таковой, четвертые просто переводят разговор на иное. На наш взгляд, если можно говорить о кризисе фантастики, то только в таком понимании этого слова, какое предлагает в своем «Толковом словаре современного русского языка» Д. Ушаков: «Кризис — резкое изменение, крутой перелом».

Фантастика не только не растеряла своих читателей, не только не утратила своей притягательности. Она вступила в пору уверенной зрелости. Спрос на нее все увеличивается, а успех растет.

Да и вряд ли в наше время может быть иначе. Наш век по сути своей — век фантастический. Чего только он не повидал, что только не стало для него привычным! Даже космические полеты. Но вот вопрос — действительно ли привычным стало все: телевидение и расщепление ядра, открытия в области генетики и синтез органических веществ, фотографирование планет, производимое космическими станциями, и получение плазмы — и прочее, и прочее… На первый взгляд — вроде бы да. Привыкли. Пользуемся. Даже не удивляемся. Но сумела ли по-настоящему адаптироваться психика человека — человека как индивидуума и человека как биологического вида? Вряд ли. Скорее всего где-то в подсознании у каждого из нас обитает некое ощущение сверхъестественности, «чудесности» происходящего. А к «старым» — восьмидесяти-пятидесяти-двадцатилетней давности открытиям прибавляются новые, и следующие уже зреют и висят над нами, как налитые яблоки, готовые вот-вот сорваться, обрушиться на нас, хотя и вкусным, но увесистым телом. А на подходе — опять новые, потому что научная мысль не дремлет, она кипит, и в кипении этом возникают и выносятся на поверхность свежие, ошеломляющие своей смелостью гипотезы (вспомним хотя бы о том, что советский радиоастроном и астрофизик Н. Кардашев связывает проблемы черных дыр и расширяющейся Вселенной с проблемами сверхцивилизаций). Однако человек, пусть и не адаптировался, но успел уже войти во вкус и ждет: что же еще? что же еще откроется? что такое невероятное еще свершится? И ищет ответа, ищет воплощения мыслей своих и мечты, ищет удовлетворения своей тяги к невероятному. Ему необходима эта «осуществленная невероятность», он желает видеть ее в своем реальном, обремененном конфликтами и противоречиями, таком несовершенном, но единственном, а потому — любимом мире.

Необходимо освоиться вполне со всем новым, что приносит время, «оприходовать» его и — двигаться дальше.

Тому, кто не связан с наукой непосредственно, кто лишь пользуется ее плодами или же просто видит их и о них слышит, разобраться во всем этом помогала, помогает и поможет фантастика. Особенно юношеству и молодежи, чья пылкая тяга к неизведанному так сильна и возвышенна.

Т. Г. Хаксли утверждал, что искусство само по себе является средством исследования мира и открытия истины и что художник, приобщившийся к современному знанию, имеет преимущества перед тем, который к этому знанию безразличен. Трудно не согласиться!

Но если так — то фантаст действительно обладает самыми широкими возможностями: ведь, кроме искусства слова, он владеет еще и определенными научными знаниями и располагает всей той совокупностью разнообразнейших творческих приемов, которые предоставляет ему фантастика как жанр.

Поэтому, очевидно, не удивительно то, что в последнее время многие пишущие на русском языке литераторы Латвии обратились к фантастике.

До сих пор мы гордились тем, что у, нас есть свой фантаст Владимир Михайлов, чье имя, широко и хорошо известно не только за пределами республики, но и в зарубежных странах. Очень интересные рассказы дали нам наши непрофессиональные писатели инженеры Вячеслав Морочко и Владлен Юфряков, чьи произведения неоднократно публиковались в республиканской периодике и в сборниках, издававшихся в Москве и Ленинграде. И вдруг — наплыв. Пишут фантастические повести и рассказы опытный прозаик Вольдемар Бааль, молодой прозаик Любовь Алферова, молодые поэты Николай Гуданец и Сергей Кольцов и еще целый ряд литераторов разной степени опытности Вот таков наш кризис, наш крутой перелом! Вот оно — резкое изменение…

Интересно отметить, что если наши «мэтры» (В. Михайлов, В. Морочко, В. Юфряков) придерживаются, в основном, форм, ставших в советской фантастике традиционными, то «неофиты» этим не ограничиваются и широко используют другие поджанры. Но, прежде чем перейти к сравнительной характеристике их опытов, следует, пожалуй, несколько отвлечься и вспомнить о жарких спорах, которые так часто вспыхивали в последние годы, — спорах о том, какой должна быть фантастика, какой из ее поджанров имеет право на существование и развитие: «чистая» научная фантастика, философская, социальная, утопическая, притчевая или еще какая-то. К сожалению, очень часто апологеты какого-либо одного из них, приводя аргументы в пользу избранного и любимого ими, пытаются выбить почву из-под ног у всех остальных, лишить их видов на жизнь.

Такой подход вряд ли можно считать разумным. Поджанры дополняют и обогащают друг друга, выполняя каждый особую функцию, а в целом способствуют как созданию наиболее полной фантастико-философской картины грядущего, так и максимальному раскрытию нравственных, психических и физических возможностей человека. И хотя читатели (в первую очередь — юношество и молодежь) чаще отдают предпочтение «чистой» научной фантастике, не следует списывать со счетов все остальное: ведь будущее, каким бы технизированным оно ни было, это все-таки прежде всего — новый человек. Нас не могут не волновать его проблемы, нравственный облик, овладение психическими и физическими возможностями, которые (как же нам не надеяться на это?!) получат, наконец, должное и достойное развитие. И кроме того: пытаясь представить человека будущего, мы начинаем Лучше понимать себя, свои недостатки, сокровенные нужды и стремления. А не это ли основная задача литературы — помочь человеку как можно полнее осознать себя и в себе разобраться?

Кажется, должны бы уже кануть в вечность времена, когда фантастика считалась чем-то неполноценным, жалкой, бездомной падчерицей литературы. Мы не вправе относиться к ней с таким высокомерным пренебрежением хотя бы потому, что советская фантастика уходит корнями в русскую классику и корни эти крепки и глубоки.

Преемственность ощущается и в гуманистической направленности произведений, и в избираемой авторами форме.

Не составляют исключения в этом смысле и рижские фантасты.

Так, например, Алексей Дукальский использует форму сна, широко распространенную в русской классической литературе; щедрую дань ей отдали И. Гончаров, Н. Чернышевский, Ф. Достоевский и другие наши писатели. Некоторые рассказы Н. Гуданца близки по форме к притче, классические образцы которой мы находим у Н. Лескова, Ф. Достоевского, Л. Толстого. Своеобразна по форме и жанру повесть В. Бааля, представляющая собой некий синтез традиционной научной фантастики со сказкой-антиутопией; истоки этого жанра также следует искать в русской классике (вспомним утопии А. Радищева, В. Левшина, антиутопию В. Кюхельбекера, произведения В. Одоевского).

Отличает также наших начинающих фантастов и углубленно психологический, философский подход к теме. Это, очевидно, объясняется их стремлением с максимальной полнотой использовать все возможности, предоставляемые фантастикой.

В отношение же тематики обнаружить различие между «мэтрами» и «неофитами» значительно труднее, да это, пожалуй, и не самое главное.

Итак, к каким темам обращаются авторы нашего сборника?