Евгений - Черри Кэролайн Дженис - Страница 13

Когда он оставит их в покое?

Он был той ошибкой, которую совершила мать, именно о нем говорил отец.

Конечно, мать знала его, она даже назвала его по имени — Черневог.

Мать знала его прежде, мать даже, скорее всего, любила его…

Перед тем, как повстречать отца…

И он тоже назвал мать по имени, точно так, как называл ее отец — тем же самым тоном… А дядя саша, что пришел в этот дом вместе с отцом, тоже узнал Чернневога… Прямо заколдованный круг какой-то…

Но Ильяне хотелось одного — чтобы у нее были друзья. Ей хотелось любить кого-то и забоиться о ком-то. Ведь у матери был отец. И еще Ильяна поняла — мать была с Черневогом, покуда тот был жив!

Теперь понятна была и вспышка отцовской ярости, понятно, почему им хотелось отгнать Сову в другое место — так они могли принести Черневогу самый большой ущерб.

Вообще-то Ильяна плакала не слишком часто, но теперь слезы полились из ее глаз. Они впитывались в гриву лошади, а Пестрянка топталась на месте — все присходящее ей явно не нравилось. Оглянувшись, Ильяна увидела Малыша, который все еще глядел в сторону реки. Шерсть на загривке собаки вздыбилась, она никак не молга успокоиться. Неужели и животному тоже передался гнев родителей?

Но теперь почти все было позади — родичи Ильяны возвращались домой.

Ильяна вышла из конюшни и смотрела в сторону реки. Мать, завидев девушку, решительным шагом напрвилась к ней. Но дядя Саша в этот момент схватил ее за руку и ужержал ее рядом с собой. Отец, все еще держа топор в руке, направился в дом. И Ильяна тоже не могла себе представить, что он собирается делать с топором в избе. Но, странное дело, Малыш продолжал рычать, а лошади по-прежнему храпели…

Наверное, они все еще чувствовали опасность с реки, подумала Ильяна.

Животные и в самом деле поглядывали в сторону речки. Видимо, там была какая-то пугающая их волшебная сила.

Ильяне отчаянно захотелось, чтобы мать перестала гневаться, чтобы отец бросил топоор в сторону, чтобы дядя Саша… \ И тут она словно бы уловила слова дяди, которые тот мысленно обращал к ней:

— Девочка, ты ни в чем ни виновата! И не надо обижаться на отца, Бога ради! Он просто очень расстроен, поэтому старайся не огорчать его еще сильнее…

И, странное дело, этот беззвучный разговор словно успокоил Ильяну. И в самом деле, мать наверняка желает ей только добра. и она наверняка не бцдет устраивыать скандал, тем более, что Ильяна по-прежнему не понимала, что все это могло означать. Надо только самой держаться спокойней, и все пройдет… Пройдет, словно этого и не было…

И так же мысленно, надеясь, что дядя услышит ее, Ильяна пообещала, что она постарается вести себя спокойно, чтобы ничего больше не блыо.

Но она все еще не понимала, в чем могла быть виновата. Почему родители сердились на нее, почему они с такой яростью отгоняли прочь Сову, но при этом не хотели сказать, что случилось когда-то с Черневогом…

А почему это она, стоя в конюшне, испытывала в приступы странной слабости? Чем это можно было объяснить? Нужно ли рассказывать родителям про это?

Дядя продолжал внушать:

— Девочка, мы все верим тебе! Когда ОН был жив, то он был очень неплохим! А то, что вы там с ним стояли…

Нет, это просто невозможно было слушать! Обычно ей было так интересно беседовать с дядей, а теперь хотелось, чтобы он поскорее замолчал. И мысленно Ильяна попросила его перестать говорить, обещая, что куогда она успокоится, то придет в его избу и там выслушает все, а сейчас она не может… не в настроении…

Но интересно, думала Ильяна, как же мать общалась с Черневогом, когда он был жив? И ее тоже бранили за то, что она вот так же стояла рядом с ним? Конечно, отец это знал…

Семейная буря начала потихоньку стихать. Ильяна замкнулась в себе, решив не ругаться и не спорить ни с кем.

— Мне лучше самому поговорить с нею, — вызвался Александр, даже не будучи уверенным, что родители Ильяны слышат его. Эвешка, словно застыв, сидела на скамье, глядя на пылающий в печи огонь, Петр, как сел на сундук, положив топор возле себя, так и сидел по-прежнему.

— А… что? — наконец очнулся Петр, ты сходи… да… Только она ведь и самам напугана, что она тебе расскажет? Она сама ничего не знает.

Петр и сам не знал, для чего он это говорит. Может, для того, чтобы успокоить жену? Скорее всего. Саше так именно и хотелось думать.

Впрочем, он и должен это делать — ведь только к мужу Эвешка и прислушивалась, только он мог с нею спорить, она верила только ему…

Теперь же Эвешка станет еще более подозрительной, ей повсюду станет мерещиться опасность Ильяне…

Саша осторожно прикрыл за собой дверь, чтобы не хлопать, и кошачьей мягкой походкой направился к конюшне. Ильяна все еще столяа возле лошади, даже не шевелясь. Саша почувствовал, что что-то здесь не так.

Казалось, что тут была какая-то опасность, непонятная пока угроза.

Что-то знакомое было в этой опасности. Лошади тут же стали топтаться, а Малыш и вовсе заскулил, оглядываясь беспокойно по сторонам.

Что это? Змея? Или водяной выбрался так далеко на берег? Но зачем?

Саша повернулся лицом к реке и тихо заговорил:

— Хвиур, ты все-таки обманщик! Иди восвояси, спи себе на дне! Нечего тебе здесь у нас делать! Гуляй, Гуляй!

И неприятное чувство, подобно змее, сразу же исчезло. Значит, и в самом деле водяной?

Но Саша теперь почувствовал иное — его стало одолевать волшебство Ильяны. Он чувствовал ее энергию. Саша стал мысленно успокаивать девушку, но он не говорил ей о страхе, об опасности, которая может грозить кому угодно. Он просто хотел, чтобы Ильяна успокоилась.

И Ильяна тут же прекратила использовать свои чары.

— Вот и все, девочка, — уже громким голосом сказал Саша., — теперь ты уже стала взрослой! И потому сама должна уже соображать, где таится опасность! Но ты еще многого не знаешь! И потому будь осторожна вдвойне!

— Я уже знаю больше, чем я хотела знать! — закричала Ильяна, и стало ясно, что она сейчас разрыдается, — моя мать его любила! И тогда скажи: чья я все-таки действительно дочь? Отца или…

— Ты дочь Петра! — закричал Саша, — конечно, его, в этом я могу поклясться тебе чем угодно! Черневог уже никак не мог быть твоим отцом, успокойся! И не нужно думать о таких вещах! Мы все одна семья!

— Неужели? Но почему это я должна верить тебе? Вы все обманываете меня!

— Это не так! — дядя прямо взвился, — Ильяна, конечно, мы многого тебе не рассказывали, но мы тебе не лгали! Мы просто придерживали правду до поры до времени!

— Какую правду?

Конечно, теперь она, как осторожная рыбка, будет видеть во всем рыбацкий крючок. И тут ничего не поделаешь — Саша сам учил Ильяну сызмальства этой осторожности. И родители тоже. Поэтому объяснять что-то, в чем-то ее убеждать ее было просто бесполезно. Саша стоял и молчал, даже не зная, что сказать.

Ильяна, отойдя от лошади, пытливо заглянула в его глаза. Конечно, она ждала объяснения.

Конечно, она уже почти обо всем догадалась сама.

— Так и надо делать, мышонок, — проговорил Саша, — чтобы понять, лгут тебе или нет, загляни в глаза! В них ты все увидишь!

И Ильяна поверила ему — она заглянула в глаза дяди и не увидела в них ни следа лжи. Нет, он не мог лгать, ведь он еще ни разу в жизни не обманывал ее!

— Ну что, мышонок, такая вот жизнь, — продолжил дядя Саша, — ты же знаешь, что резкие изменения нам пока ни к чему. Они не принесут ничего хорошего ни нам, ни этому мертвецу.

— Но…

— Хватит! Мышонок, я желаю тебе только хорошего, как и твои родители.

Но иногда это бывает не очень просто! Пойми меня правильно.

— Но это низко!

— Может быть! Чем старше ты становишься, тем больше суровой правды о жизни ты будешь узнавать! А пока ты еще не совсем взрослая. Ты сама, того не желая, можешь причинить человеку серьезную душевную боль, которая будет долго его преследовать. Мне никогда не выпадало такого счастья, какое выпало на долю твоих родителей — любить друг друга…