Танец мельника (ЛП) - Грэм Уинстон - Страница 11

Он едва заметно улыбнулся.

— Может показаться, что я поторопился, посетив вас так скоро после утраты, но ведь это не скорбь по жене. Она... ушла уже давно. Я тешу себя мыслью, хотя и не до конца уверен, что за последние полгода мы стали лучше понимать друг друга, и потому моя просьба не покажется вам неожиданной или преждевременной. Как я уже говорил, у меня нет того состояния, какое хотелось бы иметь перед разговором с вами. Это все из-за неразумных вложений в Манчестере, предпринятых...

— Да уж, — сказала она хриплым и протяжным голосом. — Вы объясняли, почему их предприняли.

— Потребуется лет пять, чтобы вернуть прежнее процветание, но теперь нет риска, что я останусь ни с чем — жизнь будет скромнее, но вполне благополучной. К тому же вы дали понять, что деньги никогда не сыграют решающую роль в вашем выборе. Смерть моей матери — столь мучительная для всех нас — оставила Кардью без хозяйки. Поэтому я прошу вас принять мое предложение.

Она не улыбнулась в ответ, а лишь повела черными бровями:

— Так вы просите меня стать вашей женой или экономкой?

Он не растерялся:

— И той, и другой. Но вы должны знать, как серьезно мое первое намерение.

— Да? И как я могла это узнать? А вы как-нибудь выражали это намерение кроме как на словах?

— А как еще я мог его выразить?

— Что ж, — она сжала ткань платья сильными, ухоженными пальцами. — Разумеется, мы — представители благородного дворянства — вы ведь так это называете? Но, даже если мы и принадлежим к этому классу, наблюдения подсказывают мне, что он тоже не очень-то сдержан, когда дело доходит до сути, естественные процессы всё еще движут человечеством. Вы когда-нибудь пытались поцеловать меня — в губы, я имею в виду? Разве вас не беспокоит, что наши более тесные взаимоотношения после того, как мы поженимся и станет поздно что-то менять, могут оказаться неприятны вам или даже мне? У женщин, как и у мужчин, тоже бывают предпочтения, и, как я уже говорила, это не всегда вопрос материального положения.

Джордж осторожно посмотрел на нее, ее же взгляд был резким, как порыв ветра. Он подозревал — а теперь это подтвердилось — что она станет демонстрировать ему свое нерасположение, свое «сопротивление». А ее мысли, взять хотя бы прошлое Рождество, казались предельно ясными. Она была такой же женщиной, как остальные, а потому у нее случались капризы и порывы, которые можно подавить.

Хотя стоит ли быть таким уверенным? Может, его манеры слишком чопорны. Щепетильны до мелочей. В общении с дочерью герцога он старался держаться как можно учтивее. И как теперь это изменить?

— Ладно, Харриет, — произнес он. — Если вы изволите встать, я всеми силами постараюсь убедить вас, что мы не противны друг другу.

— А почему я должна вставать? Вы не находите, что преклонение колена больше подойдет для этой цели?

Джордж почти сделал это, а потом вдруг понял, что она станет меньше его уважать, прими он это предложение. Он встал и взял ее руку. Она обвела его высокомерным взглядом. Он притянул ее к себе, заставив встать. Когда они целовались, Харриет вдруг рассмеялась, и Джордж почувствовал ее дыхание на своей щеке. Затем она снова его поцеловала.

— Что ж, — произнесла она, — думаю, это не хуже, чем холодная ванна. Привыкнуть может каждый.

Громадный дог, дремавший у камина, поднял морду и зарычал, подобно льву.

— Тише, Поллукс, — заговорила Харриет. — Он не привык, что к его хозяйке прикасается мужчина. Они были щенками, когда был жив печально известный Тоби.

Джордж с отвращением посмотрел на двух псов. Он не рассчитывал на них, когда стал проявлять к ней первые знаки внимания. Он вообще не любил собак. У Харриет имелся еще один необычный зверек с огромными глазами, крошечный, но гадкий, время от времени раскачивающийся на шторах. Несомненно, после свадьбы всех их следует переместить в конюшню.

— Как насчет первого мая? — спросил он. — Подойдёт?

— Полагаю, вы уже мысленно открыли свой ежедневник. Закройте же его, и давайте еще поговорим.

— Еще поговорим? Разумеется, если вам угодно. Но о чем вам хочется поговорить?

— Да о чем угодно. Вы когда-нибудь увлекались болтовней? Разговором ни о чем, я имею в виду, — поспешила она объяснить.

— Безусловно. Только не в тот момент, когда я жду ответа на самый важный вопрос моей жизни.

Он слегка преувеличил, называя вопрос самым важным. Самый важный день в его жизни был 14 марта 1793 года. Харриет чуть отстранилась, когда зарычал пес, и Джордж убрал руки с ее плеч.

— Скажите, Джордж, почему у вас такая грозная репутация в Корнуолле? В моем присутствии вы никогда не давали поводов для ее оправдания.

— Грозная? Мое имя уважают! Невозможно быть предприимчивым, преуспевающим в таком графстве и не иметь при этом врагов. Но они только лают и огрызаются.

— Моя тетушка говорила, что ваше имя вызывает страх и опасение в некоторых кругах. У мелких торговцев, акционеров шахт и им подобных.

На самом деле ее тетушка ничего подобного не говорила. В свое время та сказала: «Если намереваешься выйти замуж за выскочку, то почему бы тогда не выбрать того, у кого есть задатки джентльмена».

— Наверное, вы также спросили у вашей тетушки, внушаю ли я страх женщинам.

— Нет, не спрашивала, и полагаю, вы его не внушаете.

— Или, может, вы бы предпочли, чтобы я был отъявленным распутником.

— Побывав однажды замужем за таким, наверное, нет. Разве не следует мне убедиться, раз мы женимся, что вы не просто собираетесь вписать меня отдельным пунктом в бухгалтерскую книгу?

Это было недалеко от истины, и он понимал, что лицо его выражает досаду. Джордж с трудом сменил выражение.

— Нет, Харриет, я люблю вас и прошу выйти за меня только по этой причине. Я вообще не собирался жениться, пока не встретил вас. С тех пор это желание меня снедает. Хотя вы и презираете деньги...

— Очень, очень далека от этого!

— Хотя вы и утверждаете, что вас не прельщает богатство вашего мужа, но если вы предполагаете, что я слишком озабочен финансовыми делами, тогда в рамках этого предположения вам в одинаковой степени следует признать, что я рискнул и проиграл состояние, чтобы иметь больше оснований просить вашей руки. Нельзя же мыслить сразу в двух направлениях, Харриет!

Она улыбнулась.

— Вы же знаете, женщины всегда хотят всего и сразу. Но я понимаю, о чём вы. И скажу вам, это произвело на меня впечатление. Говорите, первого мая? Какой это день недели?

— Не имею ни малейшего представления.

— Можно ли сохранить помолвку в тайне до следующего месяца?

— Если вы желаете. Но...

— Желаю. Но если это будет соблюдено, то тогда, дорогой Джордж, могу ли я сказать, что всё это для меня приемлемо?

Они снова обнялись. Пес зарычал. Это объятие доставило Джорджу удовольствие. В Харриет ощущалась женская чувственность, даже больше, чем можно предположить, исходя из ее здравого смысла и смелости как на охоте, так и в других случаях. Это ему понравилось. Менее чем через два месяца он разделит брачное ложе с этой женщиной, одетой в сорочку, которую она снимет, и со всей накопившейся страстью пятидесятидвухлетнего мужчины овладеет дочерью и сестрой герцога. Он был так рад, что этим вечером попридержал язык, когда его так и подмывало дать отпор ее тонким насмешкам.

Предельно осмотрительный и осторожный, увлекшись леди Харриет, Джордж нанял своего приятеля и служащего Гектора Трембата, чтобы тот провел соответствующее расследование касательно жизни леди Харриет и ее прошлого. Трембат даже выполнил сверх порученного: не только углубился в прошлое герцогов Лидс, но и нашел весьма пикантные подробности. Например, богатству семьи Осборн положил начало бедный подмастерье суконщика, который прыгнул с Лондонского моста в Темзу и спас дочь своего хозяина из воды, а потом женился на ней и унаследовал состояние хозяина-суконщика. Или вот, к примеру, первый герцог Лидс был крайне неприятным человеком. Его описывали как высокомерного, честолюбивого, мстительного, лживого, расточительного, коррумпированного и в высшей степени жадного человека, некоторые называли его самым ненавистным советником при дворе короля Чарльза II.