Кроша (СИ) - Кистяева Марина - Страница 46

Иногда Лера думала, насколько правомерен данный договор. И понимала, что, скорее всего, на все сто процентов. В минуты отчаяния её нет-нет да подмывало проконсультироваться по поводу него с кем-то более опытным, знающим. Потом приходила к выводу, что она слишком наивна в своей вере в правосудие и в то, что в этом мире побеждает тот, кто прав. Нет, детка, в этом мире побеждает тот у кого деньги. И если бы вдруг Лера сошла с ума и с чего-то решила, что может тягаться с Сардыновым, что она каким-то чудом бы избежала штрафных санкций и затеяла судебным тяжбу в отношении ещё, правда, не зачатого ребенка, понимала, что проиграла бы, даже не войдя в суд. Кто она, и кто Тимур. Наивность и вера в добро с её стороны, сила и власть с его.

Он дружит с мужчиной, у которого в собственности личный самолет. Сардынов запросто может потратить полмиллиона евро. У него дом, стоимостью несколько миллионов тех же евро. И ещё много того, чего Лера не знала. И если он решил, что ему нужен ребенок без мамы, то неужели допустит огласки? Шумихи?

О кардинальных методах, что он может применить, решая проблемы, думать Валерия не хотела.

Да, она выросла во время, когда бандитские разборки и уличная стрельба остались позади. Но у тех, кто ворочал миллионами, есть и другие рычаги воздействия. Не менее действенные, чем дуло пистолета. И не менее опасные.

Лера хмуро посмотрела на Берестова.

И ей с ним общаться минимум неделю.

Про Тимура думать не хотелось. Не сегодня.

Особенно после того, что было в клинике.

Он сдержал слово, и поехал с ней. Хотя, наверное, тут будет уместнее сказать, что это она его сопровождала. Всю дорогу до клиники они молчали. Вернее, молчала она и слушала, как он разговаривает по телефону. Именно в тот момент, Валерия впервые поняла, что живет в доме человека, которого совершенно не знает. «Не знает» — не в плане его чувств, предпочтений, интересов. А в том, что даже не помнит, каким бизнесом он занимается.

Лера читала про Сардынова. В ту роковую ночь, когда надо было ставить подпись и ей сообщили его имя. У него строительный бизнес. Вроде бы так. Большего ей, собственно, знать и не надо было. Но неужели строительный бизнес приносил столько денег? Лера усмехнулась своей наивности. Значит, приносит.

— Тимур, спасибо тебе, — решилась она нарушить молчание, когда они вышли из автомобиля и стали подниматься по крыльцу.

Сардынов ничего не сказал, бросив на неё холодный взгляд, от которого Лере сразу же захотелось укрыться.

И как он может понравиться маме? Да она сразу поймет, что между ними нет никаких романтических отношений. А вот товарно-рыночные — возможны. Мама всегда была проницательной, и без лишних вопросов понимала, что происходит в жизни её детей. Натянутые улыбки и отмазка: «Всё в порядке, мам» в их семье не прокатывали.

А тут Сардынов. Черт. И на что Лера только надеялась?

Не удостоив её ответа, они вошли в клинику. И вот тут началось самое интересное. Тимура знали в лицо. Как только он появился, вокруг него сразу же засуетился медперсонал.

— Тимур Олегович, что же вы без предупреждения! — воскликнул администратор и что-то негромко сказал стоящей рядом медсестре.

Пока Тимур общался с ними, Лера стояла в сторонке и задавалась вопросом — какое отношение Сардынов может иметь к клинике Вагизова? Проходил здесь лечение? Возможно. Но помимо него клиника ежедневно принимала богатых нуворишей. Да, они оставляли тут приличные суммы, но чтобы их всех знать и помнить в лицо. В конечном итоге, Лера махнула рукой. Ей-то какое дело?

— Маргарите Николаевне десять минут назад сделали обезболивающее. Есть большая вероятность, что она сейчас уже спит.

— Проводите нас к ней.

Мама не спала. Дремала. Как только увидела, кто к ней снова пришёл, встрепенулась, в глазах появилась радость, сразу же сменившаяся настороженным любопытством при виде Сардынова.

Лере ещё ни разу не приходилось знакомить маму с молодыми людьми. Она предполагала, что будет волноваться, но то, что от тревоги будут подкашиваться ноги и всё её естество будет против — даже не могла представить в страшном сне. А так и было.

От Тимура можно было ожидать чего угодно. Она лишь успокаивала себя одной мыслью — если он согласился поехать с ней в клинику, не будет же он вести себя, как последний заносчивый засранец. Если он поехал — значит, ему это для чего-то надо.

Для чего — думать она боялась.

Потому что точно знала.

И это знание выворачивало душу наизнанку. Выжигало её дотла. Ни оставляло ни одного шанса на спасение. На благополучный исход.

— Добрый вечер, Маргарита Николаевна, — ровным тоном поздоровался Тимур, подходя к кровати мамы.

Леру пронзило и другое понимание — она не говорила имя ни матери, ни Геныча. Ещё одно подтверждение того, что Тимур предпочитает всё держать под контролем. Даже имена её родных помнил.

— Не говорите, я знаю, что у вас повреждены голосовые связки. Рад, что вы пришли в себя. Я — Тимур. Хороший знакомый вашей Леры.

— Привет, мам.

Лера вышла из-за широкой спины Сардынова, пунцовая, как рак. Ей казалось, что мама видит их насквозь. Видит фальшь, неестественность. С другой стороны, Тимур не сказал ничего такого, за что его можно упрекнуть во лжи. Он представился хорошим знакомым дочери Маргариты Николаевны. Ничего лишнего. Ничего личного.

Мама медленно кивнула.

— Как вы себя чувствуете? Надеюсь, нормально. Вы нас извините, мы ненадолго. Предстоит важная встреча в другом конце города, на которую мне опаздывать не желательно. Лера просила вас навестить. Отказать ей в просьбе я не смог.

Он говорил просто, без пафоса. Его голос звучал спокойно, без лишних эмоций. Так может говорить лишь человек, абсолютно уверенный в себе и в том, что он делает.

Лера зачем-то вспомнила, что большинство её ровесников как раз говорили очень эмоционально, употребляя много сленговых слов да и частенько нецензурных. Потом краснели, извинялись. Да и Геныч не чужд был «красного» словца.

Сейчас же перед мамой стоял совсем иной молодой человек. И как она на него отреагирует — непонятно.

Маргарита Николаевна слабо улыбнулась. У Леры от этой улыбки мгновенно полегчало на сердце. Пусть небольшая, но передышка. Она не сомневалась, через неделю, по возвращению из Калининграда, ей предстоит с мамой объясниться вновь. Более подробно. Но эту неделю ещё надо пережить.

Сардынов ещё сказал что-то в том же тоне, после чего у него зазвонил телефон. Он извинился и заранее попрощавшись, вышел.

Вот и всё.

Лера осталась с мамой.

Испытывая странное стеснение, подошла к ней и взяла ей за руку.

— Мама, не переживай, всё будет хорошо.

Маргарита Николаевна очень внимательно посмотрела на дочь и никак не отреагировала на её слова. Ни жестом, ни взглядом не дала понять, какое впечатление на неё произвел Сардынов. Лера же была этому рада. Пока она не хотела ничего знать. Потому что знание понесло бы за собой новые вопросы и новую ложь.

К Генычу её не пустили.

— Он спит.

Нехорошее предчувствие кольнуло в груди.

— С ним всё в порядке?

— Да.

Медсестры клиники умели держать «лицо» и успокаивать суетливых и порой чрезмерно надоедливых родственников. Если им говорить всю правду, сообщать о малейших колебаниях в здоровье больных, то большую часть времени медперсонал будет заниматься разговорами и успокаиванием родственников, а не непосредственно обеспечивать надлежащий уход за больными.

Валерии не хотелось уезжать, так и не увидев Гену. Почему её снова к нему не пускают? Она решила завтра позвонить Вагизову. Неужели её подозрения имеют веские основания?

Сардынова нигде не было видно, и Лера обратилась к администратору.

— Я приехала с мужчиной…

— Тимур Олегович вышел, — тотчас ответили ей.

— Ясно. Спасибо.

Поежившись и ощущая вязкую неудовлетворенность от поездки, Лера направилась к большой пластиковой двери с тонированными стеклами. Вечер ещё не закончился.