Кроша (СИ) - Кистяева Марина - Страница 42

Мама пришла в себя.

Очнулась.

Слава Богу…

Значит, будет жить.

Полноценной здоровой жизнью. Лера об этом позаботиться. Сделает всё.

Остался Геныч.

Девушка закрыла глаза. Пожалуйста…пожалуйста…пожалуйста…

Когда раздался очередной входящий вызов, Лера вздрогнула, а Сардынов приглушенно выругался. Видимо, его достали утренние звонки.

Звонила снова Софья, в памяти Леры отпечатались последние цифры -64-63.

Лера даже не успела испугаться — неужели медсестра ошиблась и маме снова стало плохо?

— Да?

— Ой, Валерия Михайловна, вы меня извините, пожалуйста, но тут такое дело, — у Леры подкосились ноги. Маме точно стало плохо…, - вы не поверите, но мне только что сообщили, что и ваш брат пришёл в себя. Бывает же в жизни.

Бывает.

У Леры перехватило дыхание, она даже не заметила, как по щекам побежали слезы.

Бывает…

Вот так — разом.

— Валерия Михайловна? — Софья забеспокоилась. Ожидала радостного ответа, а тут тишина. — Валерия…

— Со мной…со мной всё хорошо. Спасибо…спасибо вам большое.

Говорить Лера не могла. В горле застрял ком.

Бывает…

И сказки тоже разными бывают.

Дрожащими руками Лера вернула телефон на трюмо. И только потом заметила, что в дверном проеме стоит Тимур. В отличие от неё, которая, когда вставала с кровати всё же умудрилась на себя натянуть халат, названный накануне балахоном, мужчина оставался абсолютно голым.

И утренний «стояк» радостно её приветствовал.

Да, некоторые точно не страдают стеснительностью.

Лера, пошатываясь, развернулась лицом к мужчине, уперевшись бедрами в многострадальный трюмо.

Сейчас её не волновал его «стояк». Пусть, что угодно делает с ней и как угодно. Куда угодно.

Сейчас её не волновало, какой отпечаток на их деловых отношениях оставит прошедшая ночь. С её откровенностью. Странной болезнью. И человечностью Тимура.

Сейчас её не волновал даже контракт. Её покорность. Её беременность.

В голове билась только одна мысль. Одна.

— Мама и Геныч…Они…, - слов не нашлось.

Сардынов спокойно кивнул.

— Я слышал.

— Они…они…, - Лера зажала рот рукой.

За последние дней десять она сотни, нет, тысячу раз проигрывала в голове этот сюжет. Представляла в мельчайших подробностях, как приедет в клинику, и доктор сообщит ей радостную новость. Как она побежит к палатам и обнимет родных. Как прижмет их руки к губам. Как счастье затопит её.

Счастье затопило её. Факт. Но оно было какое-то другое. Тревожное. Выворачивающее её наизнанку. Потому что где-то в глубине души Лера знала — трудный путь только начинается.

Тимур, к которому вернулась его привычная сдержанность, холодно прокомментировал её неспособность выразить словами эмоции:

— Я рад за тебя, Лера.

— Тимур, я…

Лера всё же не выдержила. Где-то запоздало мелькнула мысль, что она совершает глупость. Очередную. Подумаешь, одной больше, одной меньше. В её положении к глупостям привыкаешь.

Она сорвалась с места, подбежала к Тимуру и в прямом смысле бросилась к нему на грудь. Прижалась всем телом в поисках простого человеческого сочувствия, понимания. Солидарности.

— Они пришли в себя…Они пришли в себя, — как мантру повторяла девушка, не замечая холодного мужского равнодушия.

Тимур положил руку ей на плечо и отодвинул от себя.

— Я это уже слышал.

По сердцу точно ножом полоснули, одновременно вылив на Леру ушат холодной воды.

Девушка мгновенно пришла в себя.

Взгляд антрацитовых глаз способен очень быстро поставить человека на место.

И не важно, что их хозяин сейчас полностью обнажен и возбужден.

— Извините. Извини.

Она никак не может привыкнуть обращаться к нему на «ты».

— Значит так. Сегодня-завтра ты днями свободна. Можешь это время провести в больнице, встретиться с друзьями, сгонять в университет. Меня не интересует, где и как ты будешь проводить время. Далее. В понедельник мы вылетаем в Калининград. Минимум, на неделю. Подготовься. И да… Спишь у меня.

Сказав, разворачивается и идет в ванную, оставив ошарашенную Леру стоять в дверном проеме.

Завтракала Лера поспешно. Что-то проглотила прямо на кухне, поблагодарила Антонину Васильевну и сорвалась. Она бы уехала и не позавтракав, но вовремя вспомнила, что кое-кому такая самодеятельность может не понравится.

В город её отвез Дмитрий.

— Меня снова к вам приставили.

На этот раз Лера не возражала. С ним будет быстрее, чем на такси.

Не помнила, как прилетела в больницу. Не заметила, как взметнулась по лестнице. Даже к врачу не стала забегать.

К маме…к Генычу.

Её остановила медсестра, которая и оказалась звонившей Софьей.

— Валерия Михайловна, подождите, — девушка уверенно преградила путь. Видимо, не впервой.

— Что? — Лера растерянно моргнула.

— Подождите, минутку. Я хотела вам сказать, что к Геннадию Михайловичу пока нельзя, а вот к вашей маме…

Лера услышала, что хотела.

И снова едва не побежала по коридору дальше.

Сердце не билось в груди — оно билось где-то в голове, подгоняя, заставляя двигаться ещё быстрее. Лера бы побежала, но всё же усилием воли останавливала себя, напоминая, что находится в обществе, где приняты определенные рамки поведения.

А вот и палата мамы.

Распахнула дрожащими руками и вошла.

Чтобы тотчас почувствовать, как замирает всё внутри, как ноги становятся ватными и отказываются дальше идти.

Мама лежала на кровати с закрытыми глазами. К её телу тянулось несколько трубок. Рядом стояла капельница. В чистой большой палате пахло лекарствами.

— Мама, — Лера не смогла сдержаться и позвала родного человека, чтобы поспешно зажать рукой рот. Что она делает, глупая! А если мама спит? Зачем будить!

Но ресницы Маргариты Николаевны сразу же затрепетали и распахнулись.

С губ женщины сорвался приглушенный стон, когда она увидела, кто обессиленно привалился к двери.

— Мама! — уже громче отозвалась Лера и бросилась к кровати матери.

Слезы брызнули из глаз — слезы облегчения, радости. Слезы надежды.

Маргарита Николаевна улыбнулась сухими потрескавшимися губами, на которых до сих пор хранились следы запекшейся крови, и попыталась что-то сказать.

— Мама, нет, не надо, не говори ничего!…Тебе пока нельзя, наверное, — Лера, глотая слезы, и судорожно размазывая их по щекам, накрыла ладонью руку матери. — Я знаю, что ты хочешь спросить. Гены в соседней палате. Тоже пришёл в себя. Но я у него пока не была. Он спит.

В глазах женщины промелькнуло ни с чем несравнимое облегчение. Та тихая радость, которую испытывает лишь родитель, облегчение не потому что сама осталась жива и выкарабкалась с того света, а потому что жив твой ребенок. В голове в те самые секунды проносится мысль: «Я уже пожила, многое видела, а он…»

Маргарита Николаевна прикрыла глаза, чтобы в следующее мгновение их вновь открыть.

— Лера…

Из глаз женщин так же заструились слезы.

— Тссс! Мама, пожалуйста, не плач, пожалуйста, не надо… Всё хорошо! Теперь у нас всё будет хорошо!

Некоторое время они молчали. Лера положила голову на живот матери, и наслаждаясь теплом родного человека. В голове полностью отсутствовали все мысли. Лишь радость. Тихая. Все тревоги, сомнения, грядущие перемены отошли в сторону, перестав существовать.

Это время принадлежало двум женщинам.

Валерия, почувствовав, как Маргарита Николаевна два раза сжала её руку, приподнялась и заглянула в её лицо.

Та глазами окинула палату.

А вот и первые вопросы.

Лера знала, что мама непременно заметит, что находится не в государственной клинике, где в одной палате их бы лежало человек пять, в лучшем случае, двое. И не было бы идеально ровных стен, картин с успокаивающим пейзажем, жалюзи на больших чистых окнах. Не было бы сейчас молчавшей плазмы.

И она заранее приготовила ответ. Она постаралась приукрасить свою ложь. Даже не приукрасить, а сгладить её, максимально приблизив к правде.