Наставники. Коридоры власти
(Романы) - Сноу Чарльз Перси - Страница 40

— Забудьте про Найтингейла, — твердо сказал он. — Просто выкиньте его из головы.

— Ведь если б я пообещал ему эту должность, он наверняка остался бы в нашей партии! — жалобно воскликнул Джего.

— Сомневаюсь, — сказал я.

— И всего-то было надо — дать ему самое неопределенное обещание!

— Послушайте, Джего, — вмешался Кристл. — Если б вы дали ему обещание, он-то, может, и не переметнулся бы к Кроуфорду, но вы зато потеряли бы всех остальных сторонников. Так что выбора у вас не было.

— Неужели мы не попытаемся его удержать? — воскликнул Джего. — Неужели его нельзя переубедить?

— Безнадежно, — сказал Кристл.

— А может быть, мне самому надо с ним поговорить? — спросил Джего.

— Ни в коем случае, — ответил Кристл.

— Это бесполезно, — решительно поддержал Кристла Браун. Потом по-дружески добавил: — Он очень упрям. Ваша встреча, скорей всего, только осложнила бы положение. Перебежчики, знаете ли, становятся самыми ожесточенными врагами. Так что вам, по-моему, надо поставить на нем крест.

— Иначе я не смогу поручиться за последствия, — сказал Кристл.

Браун с Кристлом говорили сейчас, как солидные, основательные, твердо стоящие на земле люди, и Джего — клубок напряженных нервов — был вынужден их слушать. Они утверждали — хотя и не прямо, а косвенно, — что он не должен пытаться удержать Найтингейла, не должен даже намекать ему на возможность сделки.

А Джего-то как раз надеялся, что мы его поддержим, жаждал услышать от нас макиавеллиевский совет, который прозвучал бы примерно так: «Обещать Найтингейлу вы, разумеется, ничего не должны, однако будет совсем не плохо, если ему покажется, что он все же получил обещание… потом, обнаружив свою ошибку, он, конечно, разозлится — ну, да и бог с ним». Услышав что-нибудь подобное, Джего немедленно побежал бы к Найтингейлу и в беседе с ним, полагаясь на свое обаяние, застраховался бы только очень неопределенными оговорками. Да, при малейшей возможности он заключил бы в тот вечер сделку с Найтингейлом. Но его остановила угроза Кристла.

Когда Найтингейл впервые предъявил нам свои требования, Джего оскорбился больше всех, а сейчас он был готов пойти на такие позорные уступки, какие никому из его сторонников не пришли бы и в голову. Тогда, солнечным февральским утром, он думал с горделивой надменностью: «Так вот, значит, до какой низости может довести человека честолюбие?» Но в то утро он считал, что его-то честолюбию ничто не угрожает. А сейчас, когда рушились его собственные честолюбивые надежды, он, мучимый отчаянием, не погнушался бы прибегнуть к хитрости, коварству и прямой лжи.

Но он услышал угрозу Кристла. Он внимательно посмотрел на него — и встретил твердый, неуступчивый взгляд. Тогда он мельком глянул на меня и несколько секунд вглядывался в огорченное, исполненное сочувствия, но непреклонное лицо Брауна.

Внезапно Джего опомнился. Ему стало непереносимо стыдно. Он, видимо, по достоинству оценил свои намерения.

— Я должен снять свою кандидатуру? — сломленно спросил он.

Улыбка Брауна засветилась дружелюбным облегчением, а его заботливая воркотня показала мне, как сильно он волновался.

— Нельзя кидаться из одной крайности в другую, — проворчал Браун. — Наша партия по-прежнему сильнее, чем кроуфордовская. К врагам переметнулся наш самый ненадежный союзник — и только. Но у вас до сих пор больше сторонников, чем у Кроуфорда. Вы просто утратили чувство реальности.

— Я согласен с Брауном, — холодноватым, но все же подбадривающим тоном проговорил Кристл. Джего улыбнулся нам — улыбнулся доверчиво и беззащитно.

— Мы должны изменить тактику, — заметно повеселев, сказал Браун. — Вам-то беспокоиться незачем, всю организационную работу мы возьмем на себя. В партии Кроуфорда тоже есть ненадежные люди. Калверт с Элиотом хотели предпринять кое-какие шаги, но Элиот, кажется, согласился со мной, что пока еще рано. Мы должны обезопасить самих себя от новых дурацких неудач. Не знаю, согласны ли вы со мной, но, по-моему, у нас остался только один не совсем надежный союзник.

— Вы имеете в виду старика Пилброу? — спросил Джего.

— Да, Пилброу — союзник ненадежный, — сказал Кристл. — Вечно он носится с каким-нибудь очередным чудаком.

— Правда, у Винслоу с Гетлифом так ничего и не получилось, когда они попробовали перетянуть его на свою сторону, — заметил Браун. — И я думаю, что мы вполне можем рассчитывать на его последовательность. Он, по счастью, относится к вам с искренней симпатией.

— Меня это, признаться, до сих пор удивляет, — вставил Джего. — Но как бы то ни было…

— Как бы то ни было, — перебил его Кристл, — других ненадежных союзников у нас нет.

Джего сказал:

— Вы трое по-настоящему надежные сторонники именно потому, что знаете обо мне все самое худшее. Если кто-нибудь из вас перестанет меня поддерживать, я потеряю не только должность ректора. Я навсегда потеряю веру в себя.

— Короче, других ненадежных людей в нашей партии нет, — повторил Кристл. — Все остальные будут поддерживать вас до конца. Вы можете твердо рассчитывать на пять голосов. Мы вас не подведем.

Джего благодарно улыбнулся.

— Итак, — сказал Браун, — сейчас самое главное для нас — удержать Пилброу. Если он останется нашим союзником, Кроуфорд в ректоры не пройдет. Большинство — хотя и не абсолютное — у нас. Тем более что Кроуфорд решил не голосовать за себя. Я, правда, человек земной, грешный, и не удивлюсь, если он передумает. Вам, кстати, вскоре предстоит договориться с ним, как вы распорядитесь своими собственными голосами. И учтите — они могут оказаться решающими.

— Да, теперь вам обязательно придется об этом договориться, — сказал Кристл.

— Как раз сегодня я получил от Кроуфорда записку — он хочет со мной встретиться. Меня это, признаться, удивило…

— Наши противники тоже наверняка понимают, что этот треклятый перебежчик сделал ваши собственные голоса решающими, — зорко и настороженно глянув на Джего, проговорил Браун.

— Мне придется с ним встретиться, — сказал Джего. — Отказаться было бы неприлично.

— Но будьте очень осторожны. Любое предложение, каким бы безобидным оно вам ни показалось, надо тщательно обдумать. Поэтому не связывайте себя обязательствами, не решайте ничего сразу. — Давая Джего подробнейшие наставления, Браун немного оживился, но потом снова помрачнел.

— И я опять вынужден вас предостеречь… — Браун нерешительно замолчал; Джего не смотрел на него. Через несколько секунд Браун заговорил снова — медленно, с трудом подбирая слова: — Мы были бы плохими сторонниками и друзьями, если б не решились вам сказать, что вы рискуете безнадежно проиграть еще до выборов. Или, говоря иначе, мы должны предупредить вас, что Найтингейл перешел на сторону Кроуфорда отчасти из-за вашего собственного поведения. И если вы не перестроитесь, то навредите себе еще больше.

Джего промолчал.

Браун заговорил опять:

— С Найтингейлом мы и сами наделали много ошибок. Он разозлился на нас с самого начала. Но одна наша ошибка — я уже намекал вам о ней — разъярила его вконец: ему показалось, что кое-кто из нас ведет себя так, будто считает результаты выборов заранее предрешенными. Излишняя уверенность чревата, знаете ли, серьезными опасностями. Мне очень неприятно, но я вынужден предостеречь вас еще раз… — Браун замялся, немного помолчал и закончил: —…что женские беседы за чашкой чая тоже не всегда бывают безвредными.

Брауну было неловко, но говорил он решительно и твердо. Джего сидел, опустив голову, и молчал. Браун, разумеется, еще помнил то утро, когда Джего, при намеке куда менее определенном, чем сегодняшний, ответил ему с резкой и враждебной отчужденностью. Брауну потребовалось все его дружелюбие, вся решимость и мудрость, чтобы заговорить об этом снова — заговорить именно сегодня, когда Джего получил жестокий удар, потерял на время веру в свои силы и осудил себя.

— Спасибо за дружеский совет, — не поднимая головы, проговорил он. — Я постараюсь им воспользоваться… если смогу.