Наставники. Коридоры власти
(Романы) - Сноу Чарльз Перси - Страница 28

Он посмотрел на Брауна и закончил:

— Итак, мы убедились, что Джего должен собрать большинство голосов. И значит, наша сегодняшняя рабочая программа успешно выполнена.

Нас охватило радостное возбуждение вдохновленных удачей заговорщиков. Браун и Кристл принялись рассказывать, как развивалась борьба перед выборами нынешнего ректора. Я впервые услышал, что Джего попытался тогда сколотить партию сторонников Винслоу. Меня это так удивило, что я даже спросил, не ошибаются ли они.

— Да-да, — подтвердил Браун, — в те времена они вполне ладили. Правда, друзьями их и тогда нельзя было назвать, помните, Кристл? — обратился он к другу.

Зашел разговор о выборах прежних ректоров, и Пилброу внезапно расхохотался.

— Вот ведь смешно… — пробормотал он, запнулся, но сейчас же ясно и вразумительно сказал: — Я, как вы знаете, член Совета с незапамятных времен — и никому еще ни разу даже в голову не пришло выдвинуть меня на ректорскую должность. Мало того — я и сам, по-моему, никому не помог стать ректором. Так что я своего рода рекордсмен. — Он опять весело рассмеялся. Ему была безразлична административная карьера. Его знала и любила чуть ли не вся творческая интеллигенция Европы, к его суждениям внимательно прислушивались многие европейские писатели — а на собраниях в собственном колледже никто не придавал значения его словам. Как странно, подумал я и опять вспомнил беспомощность Роя на последнем официальном собрании, что два таких естественных и блестящих человека не умеют приспосабливаться к условиям коллективных совещаний. Возможно, они были чересчур естественными. Возможно, влиятельность среди солидных людей достигается, как говорил Вернон Ройс, только с помощью «всем знакомых пустопорожних фраз». Ни Пилброу, ни Рой Калверт просто не могли произносить таких фраз без смеха. В любом обществе, чтобы стать влиятельным человеком, надо немного отличаться от других, надо быть немного многогранней, чем другие, — но именно немного, в этом все дело. Пилброу постоянно кому-нибудь помогал, Рой Калверт часто вел себя в жизни очень самоотверженно, но обоим не хватало смирения, чтобы выучиться языку дюжинных людей.

Однако и смирившись, они никогда не добились бы влиятельности Брауна или Кристла. Сообщества людей, даже очень маленькие сообщества, подчиняются в своих действиях совсем не тем законам, которыми руководствуется один человек. Люди в сообществе не воспринимают тонкого юмора, легко пугаются, отвергают все непонятное, с трудом поддаются очарованию яркой личности, а убедить их в чем-нибудь могут только такие однозначные, плоские и привычно стертые слова, которые в индивидуальной беседе показались бы человеку непростительно банальными. Да, пожалуй, ни одно сообщество не избрало бы Роя своим руководителем.

Вот и в то воскресенье, сидя всемером у Брауна, мы все вместе гораздо выше оценивали Джего, чем каждый из нас наедине с собой: нас удовлетворяли и радовали самые простые чувства. Даже Найтингейл поддался общему настроению. Мы были едины в мыслях и стремлениях, Джего ждал успех, мы радовались за него, и будущность колледжа рисовалась нам в самых радужных тонах.

В четыре часа из кухни прислали чай. Общая радостная возбужденность немного схлынула, мы разбились на маленькие группки; Кристл, держа в руке сдобную булочку, заговорил со мной о сэре Хорасе, который должен был приехать в колледж через месяц. К чаю, как было условлено заранее, пришел Джего.

— Добрый день, декан. Добрый день, Браун. Напрасно вы меня пригласили. Я вижу, ваше совещание еще не кончилось. Мне очень неловко, что я помешал вам.

Его грызло тревожное беспокойство, и он держался действительно очень неловко. Кристл поднялся ему навстречу — официальный, холодно властный, он хотел показать Джего, что если тот пройдет в ректоры, то благодаря ему, Кристлу. Его лицо казалось суровым, почти угрожающим.

— Мы кончили, Джего, — проговорил он. — И я могу сообщить вам, что совещание прошло весьма успешно.

— Именно, — сказал Рой, пытаясь успокоить Джего. — Именно.

— Я, разумеется, не хочу выведывать ваших тайн. — Улыбка Джего была по обыкновению яркой, но очень напряженной. Наступило молчание; потом Пилброу спросил у него о каком-то чиновнике из Министерства иностранных дел. Поможет ли он беженцу, про которого они говорили? Мягкий ли у него характер? Что он вообще за человек?

— С вашей точки зрения, у него очень консервативные взгляды, — сказал Джего. — А декан, или я, или Браун назвали бы его благоразумным.

— Благоразумцы, — проворчал Пилброу. — Проморгаете вы с вашей хваленой благоразумностью эту треклятую империю… и все на свете проморгаете.

— Да ведь разные политические убеждения вовсе не мешают нам помогать друзьям — вот чего я не успел добавить, дорогой Пилброу, — сказал Джего. — Мне было бы очень грустно…

Словом, он пообещал, что в тот же вечер напишет своему знакомому письмо с просьбой позаботиться о беженце, и Пилброу, смягчившись, принялся расспрашивать его про других чиновников из Министерства иностранных дел. Джего все еще нервничал и был готов соглашаться с чем угодно, лишь бы разговор не заглох. Знавал ли он Г.? Немного. А сэра П. Дж.? Джего неохотно признался, что нет. А П.?

— П.? — радостно воскликнул Джего. — Вас интересует П., дорогой мой Юстас? Вот уж про кого я могу сказать, что неплохо его знаю. Когда мы познакомились, он сразу, помнится, стал расспрашивать меня, как я представляю себе частную жизнь министра…

Он продолжал говорить — почти без пауз и нервически возбужденно, — пока гости не начали расходиться. Браун с Роем Калвертом прекрасно понимали, почему он так взволнован, и Рой, словно бы развлекаясь, а на самом-то деле просто по доброте, принялся подшучивать над ним, чтобы он вышел победителем из их словесного поединка. Джего принял вызов и немало позабавил нас всех, а особенно Найтингейла, подтрунивая в свою очередь над Роем. Однако тревога не отпускала его, и он опять заговорил чересчур аффектированно. Кристл почти не принимал участия в общей беседе и вскоре отправился домой; через несколько минут ушли и Пилброу с Льюком, но Найтингейл все сидел и сидел. Часы на Резиденции пробили четверть, потом половину, потом три четверти. Пока Найтингейл был здесь, Джего не мог спросить у Брауна, чем завершилось наше совещание.

Наконец распрощался и Найтингейл. Когда он закрыл дверь, истомленный Джего повернулся к Брауну.

— Итак…

— Итак, — с благодушным удовлетворением сказал Браун, — если бы выборы состоялись сегодня, вы уже были бы ректором.

— Значит, все…

— Да, все собравшиеся объявили, что сейчас они считают вас самым подходящим кандидатом.

— Так ведь это же великолепно! — воскликнул Джего и озарил комнату счастливейшей улыбкой. — Это же просто великолепно!

Потом, уже несколько сдержаннее, проговорил:

— И подумать только, какой удивительно милый человек Юстас — несмотря на все наши разногласия, он решил поддержать меня. С тех пор как я стал членом Совета, мы ни разу не сошлись во мнениях. У нас буквально противоположные взгляды на общественную жизнь. Но это не оттолкнуло его!

— А по-моему, Льюк должен бы удивить вас еще сильнее, чем Пилброу, — сказал Браун. — Он самый ревностный ваш сторонник. И это притом, что ему выгодней поддерживать Кроуфорда.

— Видимо, с молодежью я веду себя гораздо естественней, чем со своими сверстниками, — признался Джего. И предельно откровенно, с бесстрашной прямотой добавил: — Перед ними я не красуюсь.

Рой глянул мне в глаза и остро усмехнулся. Тут Артур Браун решил предостеречь Джего:

— Я не хочу пугать вас, я и сам, конечно, радуюсь успеху, однако должен все же сказать, что пока еще рано праздновать победу. — Браун приосанился, чтобы его предостережение прозвучало более веско. — Да-да, мы еще не победили. Если бы выборы состоялись сегодня, то вы, повторяю, несомненно прошли бы в ректоры. Но мы, как вы понимаете, не можем потребовать от людей священной клятвы, тем более что кое-кто поддерживает вашу кандидатуру с некоторыми оговорками. Я не назову эти оговорки слишком серьезными, однако оговорки есть оговорки. До выборов еще довольно далеко, и положение может измениться — хотя я-то надеюсь, что этого не произойдет.