Ленинград
(Героическая оборона города в 1941-1944 гг.) - Михайлов Владимир Дмитриевич - Страница 8

По булыжному шоссе, по избам уже полосовали пулеметные очереди, но видно, что они были неприцельными. Орудия гитлеровцы не замечали, Бархатов их тоже пока не обнаружил, но они несомненно были поблизости, и он приказал студентам, хоть те и так уже обливались потом:

— Бегом, ребята!

Только за селом у тригонометрической вышки Бархатов наконец увидел немецкие танкетки: поливая деревню свинцом, они обходили ее полем, за огородами, оказавшись теперь в тылу у ополченцев. Орудие пришлось разворачивать назад и влево, а поскольку прицельного приспособления не было, Бархатов сам встал за наводчика, успев еще подумать, что ополченские роты все-таки остались на позиции и с фронта его орудия, слава богу, прикрыты.

Сейчас главное было для Бархатова привести себя в то состояние, которое было для него обычным на учебном полигоне, и оно пришло и помогло ему вернуть ясность, трезвый настрой ума. Заряжающим был Федор Богачев (после войны он вернулся в родной институт лейтенантом с орденами Красной Звезды и Отечественной войны II степени, окончил аспирантуру и остался в институте преподавателем). Ориентировался Богачев в те минуты плохо, ему казалось, что все вокруг гремит и грохочет, но он все-таки увидел, что уже вторым выстрелом они сбили с танкетки гусеницу и она завертелась на месте, словно зверь, пронзенный нестерпимой болью. Бархатов снова и снова приникал к стволу, и вот уже вторая танкетка застыла на месте, там же, за огородами, откуда по-воровски обстреливала деревню. Бархатов выпрямился, отирая со лба пот:

— Спасибо, ребята. Молодцы! Начинайте копать ровики и все прочее.

Ополченцы под командой Плоского между тем подносили и подносили снаряды, даже прикатили зарядный ящик. «Придется оставаться здесь, хоть и опасно, ничего не поделаешь, раз так получилось», — пришел к твердому выводу Бархатов. На опушке недалекого леса опять послышался шум моторов. Один за другим оттуда выползло шесть средних танков. Остановившись во ржи, они открыли частый огонь. Бархатов, метнувшись к орудию, уже наводил его на ближайший танк. Началась неравная артиллерийская дуэль. Немецкие снаряды рвались здесь и там, но Бархатов не слышал разрывов, он работал, и поглощенность делом не оставляла места никаким посторонним переживаниям.

Бархатову (он прошел всю войну и демобилизовался полковником) и сегодня неясно, почему вдруг немецкие танки словно застыли во ржи, подставляя себя под выстрелы. Можно предположить, что фашистов скорее всего подвела обычная для них в ту пору самонадеянность. Цели были легкими, словно неподвижные мишени на полигоне, пушка у Бархатова сравнительно мощная, намного мощнее обычных противотанковых пушек, фашистская броня пробивалась легко. Вот уже пламя лижет один танк, другой…

Какой-то из фашистских снарядов, ложившихся ближе и ближе, разбил ульи за изгородью крайнего дома, и злые, остервенелые пчелы набросились на Бархатова, жаля его в шею, в щеки, в губы. Бархатов плескал в лицо песком, давил пчел, тут же снова приникая к стволу, в эти секунды ему уже ничего не оставалось, как только терпеть, потому что медлить с выстрелами было нельзя, и орудие посылало снаряд за снарядом с теми же точно размеренными промежутками между выстрелами… Наконец немецкие танки попятились, а потом и вовсе скрылись за деревьями. Тут же до артиллеристов донеслось не очень стройное, но напористое «Ура!». Ополченцы-электросиловцы, ободренные зрелищем горящих немецких танков, контратаковали подступавшую к Среднему гитлеровскую пехоту.

Пчелы все еще роились над Бархатовым, лицо у него горело, словно обожженное, но он продолжал распоряжаться, принимая меры на случай, если танки появятся снова. От пчелиных укусов у Бархатова отекли лицо, шея, руки. Боли он уже не чувствовал. Сознание его вдруг померкло, оно словно выключилось, очнулся он спустя много часов…

Фашистские танки в тот день больше уже не атаковывали. Вражескую пехоту ополченцы тоже отбросили от Среднего, они попытались пройти и дальше, к Ивановскому, но гитлеровцев накопилось на плацдарме уже порядком, на наступающих обрушился артиллерийский, пулеметный, минометный огонь, и подоспевший к месту прорыва командующий Северным фронтом М. М. Попов приостановил атаку:

— Подождем, пока подойдут танки и побольше артиллерии.

Гитлеровское командование еще накануне, 14 июля, обнаружило, что части, которые выдвигаются навстречу им, к Ивановскому, выгружаются в Веймарне, и туда эскадрилья за эскадрильей устремлялись теперь бомбардировщики. Бомбы падали на путях, осколки прошивали вагоны, вспыхивали первые пожары. Появились и наши самолеты, небо становилось ареной сражения. Потери были серьезными, но выгрузка продолжалась. К месту фашистского прорыва, к Луге, уходили все новые и новые части. У села Среднего к электросиловцам присоединились часть бойцов и командиров 3-го истребительного полка особого назначения и полностью 4-й истребительный полк особого назначения. Их задачей было действовать за линией фронта, но М. М. Попов сейчас был рад, что они еще здесь, под рукой. Наконец появились и наши танки, послышался ровный, уверенный рокот наших бомбардировщиков, в районе Ивановского грохнули разрывы бомб, по плацдарму повела огонь артиллерия. Попов, расположившийся с сопровождавшими его командирами на небольшом, заросшем кустарником бугорке, откуда хорошо было видно Ивановское, приказал снова атаковать.

Взревели танковые моторы. Вслед за танками осторожно двинулись пехотные цепи. Ивановское пылало, но немецкую оборону разрушить не удалось, наступавших встретили пулеметы, артиллерия, минометы, а на одном из флангов поднялись в контратаку автоматчики. Кто-то в панике крикнул: «Окружают!» Часть бойцов повернула назад, и одна из таких групп вышла прямо к командному пункту Попова в то самое время, когда там появился неожиданно для всех Маршал Советского Союза Климент Ефремович Ворошилов. Увидев бегущих бойцов, К. Е. Ворошилов резко приказал командиру ополченской дивизии:

— Немедленно остановите!

Когда бойцы построились, виновато потупив головы, Ворошилов сам вышел к строю. Никто, конечно, не записывал его речи, но последние слова запомнились:

— Вы ведь добровольцы, Красная гвардия, и воевать должны бесстрашно, как красногвардейцы…

Во второй половине дня электросиловцы, к которым непрерывно поступало подкрепление, снова и снова штурмовали Ивановский плацдарм, но всякий раз наталкивались на возраставшую по плотности завесу вражеского огня. В передовых цепях были все политработники полка; погибли его комиссар А. С. Константинов, парторг полка, бывший культпроп на «Электросиле» Владимир Наумов, комсорг полка, недавний инструктор райкома комсомола Михаил Косорымов. Кое-где ополченцы вышли к Луге, даже неподалеку от Ивановского, но само село ни тогда, ни после так и не взяли: фашисты не жалели никаких сил, чтобы удержать плацдарм.

В район Большого Сабека гитлеровцы, задержанные, как уже говорилось, осьминским истребительным отрядом, вышли только к вечеру 14 июля, тоже форсировали Лугу, но были немедленно отброшены обратно занимавшим там оборону Краснознаменным пехотным училищем имени С. М. Кирова. Наутро 15 июля оккупантам все же удалось потеснить курсантов, захватить еще один плацдарм на правом берегу Луги, но дальше они не продвинулись.

Как раз в эти дни (если быть точным, 14 июля) четыре дивизии Северо-Западного фронта, в том числе одна танковая по указанию К. Е. Ворошилова нанесли удар на Сольцы по флангам и тылам 56-го механизированного корпуса 4-й танковой группы, рвавшегося к Новгороду. Гитлеровцы панически бежали, откатившись километров на 40, их 8-я танковая дивизия попала в окружение и вырвалась из него обескровленной. Это ослабило всю 4-ю танковую группу, но командир 41-го механизированного корпуса генерал Рейнхард все-таки нашел силы, чтобы 17 июля еще раз попытаться прорвать лужскую линию обороны в районе Сабека. На курсантов училища имени Кирова шла теперь чуть ли не целая танковая дивизия, бой полыхал около 15 часов, училище потеряло сотни своих курсантов, преподавателей, но будущие командиры не отступили.