Метро 2033. Секреты Рейха (СИ) - Бородулин Егор - Страница 30

– ВАДИМ! – взревел Губеха. В следующий момент грудная клетка нападавшего разлетелась чуть ли не на куски. Олег всадил почти всю обойму в нациста, спасая Вадима.

– Вадим! ВАДИМ! – звал товарища рейнджер, – Ты слышишь меня?! Идти можешь?! – Вадим слышал, но ответить не мог, его как будто парализовало, – Твою мать, Миронов ранен! Прикройте, я его вытащу!

– Губин, отставить, мы не можем… Губин! – динамик рации разрывал бас Майорова, – ГУБИН! Назад, это приказ!

Но Олег уже вышел из укрытия. Вадим это видел. Где-то подальше от него раздались знакомые выстрелы, издаваемые… нет! Вадим видел, как автоматная очередь раздробила всю грудь Губехе, как тот упал, протягивая руку Вадиму. Динамик рации матерился басом командира, свистели пули, и знакомые берцы встали рядом с Вадимом… пожалуйста, пусть это будет совпадением! Вадим услышал, как… знакомый голос, которого он не слышал уже несколько дней, скомандовал преследовать нападавший отряд… кто угодно, только не он! Рядом встала ещё одна пара берцев.

– Господин Штурмбаннфюрер, – прозвучало над головой, – Они отступают, человек пять-шесть...

– Догнать! – пробасил ненавистный голос, – Взять живыми или мертвыми! Никто не должен знать о Хаммельбурге!

«Господин Штурбаннфюрер»… звучит как приговор. Но этот приговор можно стереть с лица земли, на это хватит сил! Вадим медленно, стараясь не привлекать внимания, потянулся за пистолетом.

– Кто нападает хоть известно? – продолжал расспрашивать бойца Волк. Сталкер достал ПБ, снял с предохранителя… – Хоть языка бы взять из этой шайки, а то вдруг те пятеро никак с этими не связанны.

– Господин Штурбаннфюрер! Смотрите! – боец указал на поднятый ПБ, нацеленный в спину предателю. Волк среагировал молниеносно, выпнул из руки Вадима пистолет и сказал:

– О, смотри-ка, язык! К остальным его, а потом их всех на Пушкинскую со мной, – с этими словами фашист пнул в голову Вадима. Миронов потерял сознание.

***

Вадим очнулся, как от долгого сна. Голова дико болела, а нос ощущал столь… приятный аромат. Коньяк! Глаза не открывались, но все же пришлось их разлепить. Перед Вадимом встала снова та же картина: комнатка три на семь, сам Вадим сидит связанный на деревянном стуле, а чуть левее с легкой вмятиной стоит железный столик, на котором стоит настольная лампа, слабо освещающая комнату. Перед пленником стоял Волк, водя перед носом знакомую фляжку с коньяком. Создалось такое чувство, что этих дней вовсе и не было: не было Ордена, не было ни Емельянова, ни Егеря, ни Коваленко, ни Майора, ни Губехи… Ничего не изменилось.

Штурмбаннфюрер, заметив, что пленник очнулся, довольно хмыкнул и сказал:

– А-а-а, знаешь все же толк в выпивке, а? Понравился коньячок? – Волк отпил из фляжки и убрал её во внутренний карман, – Ну что ж, Вадя, вот мы и снова встретились. Зачем убегал, а? Куда пошел, в Орден подался?! Мирок защищать от «черни», а? Ты не герой, не-е-е-т. Крыса ты продажная, скотина, млять. Я так на тебя надеялся, думал, что мозги на место встанут, а ты…

– Пошел… на хер! – промямлил Вадим, за что получил удар в челюсть.

– Ух-х, как зашло, а? – довольно протянул Волк, разминая кулак, – А я об этом мечтал. Потерпи…

Следующую минуту Штурмбаннфюрер избивал пленника, как мешок, нанося удары резко и четко. Вскоре Волк успокоился, перевел дух и продолжил беседу:

– Тогда ты ещё мог отвертеться, но здесь, братец, извини, не сможешь. Знаешь что это? – Волк взял что-то со стола и протянул Вадиму, демонстрируя шприц с темно-красной жидкостью, – Это наша разработка. Специально для таких крыс, как ты. Я назвал его «Бурая смерть». Но ты не бойся, умереть я тебе не дам, но зато крови ты нахаркаешься – будь здоров. Эта ампула ждала тебя столько дней и вот… момент истинны…

Вольф криво улыбнулся и кивнул охранникам. Те подошли, взяли за плечи Вадима. Пленник понял, что ему грозит и забрыкался, не давая предателю нацелится.

– Да не брыкайся ты, – орал Волк, – Это как комарик, раз и все.

Фашист вколол в плечо сыворотку, и ввел содержимое, приговаривая «Справедливость Рейха достанет всех и каждого! И это – твоя расплата». Вадиму стало плохо, из носа забила кровь. Охранники вернулись к дверному проему.

– Что… – промямлил Вадим, – Что ты ввел… в меня?

– Не, ну ты что, тупой? Вирус это, тупая ты башка, пахать на нас будешь, чтобы жить, понял, нет? Не волнуйся, тебе там скучно не будет, тем более, что ты у нас из Ордена не один. Отправишься к рабам, будешь нам станцию делать, а я за тобой периодически заходить буду. Все, на Тверскую его, к остальным, – Штурмбаннфюрер скомандовал охранникам, – Антидот возьмете у Профа, а пока, – Волк снова повернулся к пленнику, – Добро пожаловать в ад!

Глава 9. Падение в ад

Вадима с рабами доставили на реконструкцию Тверской. За все время перевода голова сталкера то и дело раскалывалась и болела вплоть до такой степени, что стерпеть боль было практически невозможно. Проанализировав то, что практически все заключенные в сопровождении фашистов не жаловались именно на головную боль, а только лишь на побои и на голод, Вадим предположил, что фашисты вкололи сыворотку только ему. Интересно, что это за разработка? У одного из сопровождающих при себе был грязновато-серебряный кейс с кодовым замком.

По прибытии на Тверскую всех заключенных выгрузили и почти сразу отправили на работы. Все население эвакуировали на соседние станции Рейха, так что на самой станции остались только солдаты и рабы. В планы реконструкции входило расширение жилого пространства, платформ, постройка помещений для жителей станции и для каких-то культурных целей.

Ещё до прибытия Вадима и остальных заключенных, работа вовсю кипела, и фундамент основной жилой платформы был наполовину реконструирован. Чтобы его реконструировать требовалось разрушить плиты и основание, залить заново цементом и снова обложить плиткой. В платформе ещё были вскрытые участки, но были и уже залитые.

Вадима и часть приезжих отправили обкладывать залитые цементом участки плиткой. Из-за физической подготовки сталкера, ему приказали подавать плиты тем, кто их укладывал. Плиты были довольно тяжелые, но первое время Вадим с ними справлялся. Работа шла час, два, три, без каких-либо перерывов на обед или на перекур. Кто-то падал от истощения и от усталости, кто-то от физической перегрузки, а кто-то от голода.

Надзиратели, лишь завидев это, подходили к обессиленному телу, начинали орать и бить, пока рабы не вставали или не умирали. Тела умерших выносили к какому-то определенному месту, которого Вадим не видел.

Руки ныли от перенапряжения, спину ломило, но сталкер держался из последних сил, лишь бы только не упасть. И тут началось. Когда Вадим взял три плиты и понес их к указанному месту, голову как будто начало разрывать изнутри. Боль росла по нарастающей. Сначала было терпимо, но с каждой секундой боль усиливалась, становясь нестерпимой. Сталкер опрокинул плиты на пол, рядом с ногами, схватился за голову, встал на колени и замычал. Из носа пошла кровь. Вадим попытался опрокинуть голову назад, чтобы хоть как-то препятствовать ей, но все было тщетно, боль не позволяла.

Один из надзирателей, заприметив невольного заключенного боли, подошел к нему, размахивая дубинкой перед собой. Вадим посмотрел в лицо солдату. Взгляд раба встретился с взглядом надзирателя, прося помощи и понимания. Но фашист и знать не хотел об этих понятиях по отношению к рабу и лишь прикрикнул:

– Встать!

Вадим попытался подняться с колен, но успехом попытка не увенчалась. Голова разрывалась при любом её движении.

– Я сказал: встать! – снова приказал фашист. Как бы Вадим не хотел, он все же не мог встать обратно на ноги физически. Солдат ударил дубинкой сталкера по спине. Тот лишь облокотился, снова подставляя спину. Фашист снова ударил, повторяя одни и те же фразы:

– Встать, я сказал! Вставай, сволочь! Работай! Быстро! Встал!