Бремя чести (СИ) - "Darling Jen" - Страница 1

Пролог

— Ох, ну и холодина! — простонал помощник мэра, стуча зубами. Выпростав из шерстяной варежки замерзшую ладонь, он достал непослушными пальцами кинжал и поставил на столбе зарубку. Без малого сто двадцать отметин! Первую он нанес в тот самый день, когда над Стипотом закружились первые хлопья снега, а последнюю поставит не раньше ледохода.

С макушки столба сорвалась снежная шапка и, ударившись оземь, рассыпалась в ледяное крошево. Помощник мэра, едва успевший отпрыгнуть, выругался сквозь зубы, пнул ни в чем не повинный столб и поспешил в уютное тепло ратуши.

Месяц Ледяных Рун близился к концу. Последние несколько дней погода стояла на редкость хорошая. Казалось, что царству зимы пришел конец, потому что на ослепительно синем небе вовсю светило солнце, но силенок ему пока не хватало, чтобы подтопить огромные сугробы. Телеги торили путь по дорогам города, застревая колесами в размокшей колее и уминая днищами середку.

Рыночная площадь Стипота была полна народу, над ней стоял постоянный гул от десятков голосов. Торговцы спорили, нахваливали и изредка всучивали товар, а простой люд бродил вокруг, прицениваясь и ропща на непомерно высокие цены. Особое оживление можно было заметить неподалеку от рынка у единственной в городе гостиницы.

Сегодняшний день ознаменовался тем, что в городке остановился переночевать отряд рыцарей. Они возвращались из дальних краев, из похода, богатого сокровищами. Главный трофей сейчас томился в клетке, водруженной на повозку перед гостиницей. Бледные тонкие пальцы с длинными ногтями вцепились в прочные деревянные брусья с серебристым налетом. То было особое напыление, сделанное из аслатиновой пыли и заколдованное так, что прутья нельзя было сломать ни с помощью магии, ни применяя физическую силу. Разумеется, если на эти прутья обрушить всю мощь зачарованного гномами топора, они разлетятся в щепки, но узник не обладал ни подобным топором, ни даже мало-мальски приличным оружием. Бешеные черные глаза мрачно вращались, осматривая небогатую событиями жизнь двора.

Да, в этот раз рыцарям сказочно повезло, не каждый день получается захватить в плен черного мага.

С утра буквально все жители Стипота сочли своим долгом обозреть пленника и вынести свой вердикт о его личных качествах. Они сошлись во мнении, что маг злобен, агрессивен, да и урод к тому же. Пленник презрительно кутался в плащ и отворачивался, когда какой-нибудь настырный горожанин подходил совсем близко. Одна девица, впрочем, осмелилась пролепетать, что сей маг недурен собою. Тотчас же ее осыпали столь обидными замечаниями и грубыми насмешками, что прелестное личико покраснело, и она умчалась домой, откуда решила еще неделю не казать носа.

Рыцарей встретили очень тепло, сам мэр распорядился о званом ужине в местной таверне в их честь, а несколько постояльцев были вынуждены освободить лучшие комнаты, уступая их приезжим. Хитрый хозяин таверны, уладив разногласия, сбросил для рыцарей цену ровно вдвое, зная, что вечером к нему придет множество народу, чтобы хоть одним глазком взглянуть на доблестных рыцарей, и он с лихвой возместит затраты, продавая простые закуски и дрянную выпивку втридорога.

Аткас с утра тоже приходил поглазеть на диковинку в клетке, но черный маг его совершенно не впечатлил. Ни тебе черного балахона, ни посоха, ни разрядов молний по телу, ни самых завалящих демонов поблизости. Плащ, надо признать, все-таки был: грязно-коричневый и рваный. А так — старик стариком, самый обычный на вид.

Выросший на улице, Аткас перевидал в своей жизни многое, хотя городок, где он жил, располагался вдали от основных дорог империи, и всевозможные чудеса и напасти происходили далеко за его пределами. Но одна дорога здесь все-таки проходила — дорога из Вусэнта, огромного города-порта на западном побережье Кольдии. Она сходила на нет вскоре после Стипота, и дальше надо было пробираться потайными тропами, чтобы попасть к восточным отрогам Вишневых гор, где до сих пор таились от закона служители Тьмы. Обычно по сей дороге, именуемой некоторыми Западным трактом, перемещались карательные экспедиции ордена Красного Клинка. Из своих походов они возвращались, овеянные славой и почетом, со множеством боевых трофеев. Жители Стипота разговаривали с рыцарями, те им продавали кое-какие безделушки, и провинциалы чувствовали себя в какой-то мере сопричастными подвигам и славе. Ничего мало-мальски ценного, им, конечно, не перепадало, но стипотцам даже самые простые вещицы, сделанные в дальних краях, казались чудесными диковинами.

Аткас немного завидовал рыцарям, но считал, что есть и оборотная сторона у славы и подвигов: многочасовые переходы в доспехах, изнуряющие тренировки, опасность, подстерегающая на каждом шагу... Не раз и не два бывало, что отряды не возвращались вовсе, навеки сгинув в диких местах у подножия Вишневых гор. Не даром говорилось, что за спиной воина усмехается смерть, — один неверный шаг и ты труп.

Если кто и усмехался за спиной Аткаса, так это городские стражники. Быть воришкой в маленьком городке, где тебя почти все знают в лицо, сложнее во сто крат, нежели заниматься разбоем, скажем, в столице. Но юноше, собственно, деваться было некуда. Он родился в столь нищей семье, что в детстве радовался, коли ел раз в три дня. К работе склонности у него не обнаружилось, хотя мать не раз пыталась отдать его в ученики к местным мастеровым. И неизменно каждый раз он своей ленью и притворной тупостью доводил их до белого каления и добивался того, что его гнали взашей. Дольше всего его выходки терпел здоровенный кузнец, бивший Аткаса смертным боем за малейшую промашку. От него юноша удрал сам. А потом мать умерла, и он оказался предоставлен сам себе: то репку на рынке стащит, то у пьяного возле таверны кошель вытащит. Тем и жил.

И вот сейчас он шнырял по рынку, высматривая себе пропитание. Бывалые торговцы, едва завидя его маленькую фигурку в оборванной одежде, сдвигали брови и принимались пуще прежнего следить за товаром, но Аткас не унывал.

В крайнем ряду он заметил нездешнего крестьянина, торгующего яблоками. Простоватое лицо и рассеянный взгляд мужика не сулили никаких неприятностей. У такого стащить что-нибудь легче легкого. К тому же Цила просила яблочек...

Аткас подобрался ближе и сделал вид, что он просто идет мимо. Посвистывая, он словно бы даже глядел в другую сторону, на красивых девиц с корзиночками, а рука, действуя словно сама по себе, подобралась к одной из корзин с красными фруктами, вот ладонь обхватила гладкое яблоко...

Внезапно руку чуть повыше предплечья словно клещами сжали, он невольно вскрикнул и с изумлением поднял глаза. На него смотрел суровый крестьянин. И куда только подевалось простодушное выражение лица?..

— Эй, ты, куда свою лапу тянешь? Стра-а-ажа!!!

— Я только пощупать хотел... Спелые ли... — Растерянно пробормотал Аткас. Вот уж не думал он здесь опростоволоситься!

— Пощупать он хотел! Видали мы таких! А ну, мерзавец, выворачивай карманы, посмотрим, сумеешь ли ты расплатиться!

Аткас глянул внимательнее на яблоки и чуть не застонал от досады. И как он мог так ошибиться: принять жутко дорогой южный сорт за дешевый местный! Вполне естественно, что крестьянин его стережет пуще глаз. Видно, сегодня боги не на стороне Аткаса.

И тут чья-то рука легла ему на плечо, и суровый мужской голос спросил:

— Что здесь происходит?

Крестьянин вмиг преобразился. Лицо расплылось в слащавой улыбке, и он пропел:

— Ничего, господин! Мы сами разберемся. У нас с воришками разговор короткий. Или вы сами желаете препроводить негодника в темницу? Или яблочек купите, самые хорошие на всем рынке...

Аткас рискнул слегка повернуть голову и, скосив глаза, увидел над собой мужчину лет тридцати пяти. Первыми бросались в глаза пышные усы пшеничного цвета, обрамлявшие лицо. Серо-голубые глаза смотрели серьезно и немного устало. Завитки длинных волос свободно лежали на плечах, а плечи были облачены... Нет, так не везти ему не могло. На мужчине красовались вычищенные до блеска доспехи, на которых с помощью лака и эмали был изображен огненно-красный меч. Только рыцаря ему и не хватало!