Странствующий рыцарь (ЛП) - Рейнольдс Энтони - Страница 11

Собравшиеся ответили ликующими возгласами. Воинство Гарамона высоко воздело копья в салюте своему лорду. Калар заметил взгляд Элизабет, ее глаза, полные слез, и поцеловал шелковый шарф, повязанный вокруг наручи. Она, заливаясь слезами, послала ему воздушный поцелуй. Потом взгляд Калара снова упал на отца, властного, холодного человека, которого он совсем не знал.

— Ты будешь гордиться мной, отец, — пообещал Калар. Повернув коня, он присоединился к колонне рыцарей, начавших свой поход на запад, к далекому морю и землям Бордело. Краснеющие от смущения дамы усыпали цветами путь рыцарей, великолепных в сияющих доспехах, крестьянские ребятишки и собаки бежали за ними. Вслед уезжающим рыцарям со стен замка Гарамон взревели трубы, и Калар, прежде чем пришпорить коня, бросил прощальный взгляд на замок, который был его домом эти два десятилетия. Бертелис радостно гикнул, и Калар рассмеялся, видя энтузиазм брата и чувствуя, как в груди растет восторг.

* * *

Клод, моргая, посмотрел на замок вдалеке и выезжающий оттуда отряд рыцарей, и почувствовал, как крыса, сидевшая на его грязной, покрытой бородавками шее, ерзает и дергается.

— Видишь их, красавица моя? — спросил он облезлую крысу. Та дернула носом, явно не слишком впечатленная.

Последние несколько дней Клод прятался в лесу, стараясь не попадаться никому на глаза. Издалека он видел безжизненные тела своих бывших товарищей, болтавшиеся на виселицах, поставленных вдоль дороги к замку — свидетельство правосудия бастонского лорда.

В животе Клода громко заурчало, и крестьянин с тоской подумал о жареной оленине, которой наслаждался четыре дня назад. Оленина была такой вкусной и нежной, что прямо таяла во рту. От одной только мысли о ней рот наполнился слюной, и Клод тыльной стороной руки вытер потекшую слюну с подбородка.

Он знал, что в лесу вокруг полно еды, но он не был охотником, и не обладал ни знаниями, ни средствами, чтобы поймать одного из тех прытких зайцев, которых он иногда замечал поблизости в сумерках и на рассвете. Днем он собрал под деревьями несколько грибов, молясь, чтобы они не оказались ядовитыми, но так и не набрался смелости съесть их.

Нет, искать пищу в лесу не для него. Он родился в семье пастухов, но мать выгнала его из дома за леность, и ему пришлось добывать пропитание воровством на окраинах деревень и городков, воруя все что получится, и когда получится. За эти годы он получил бессчетное число побоев от разозленных крестьян, но не жаловался. Лучше быть побитым, чем повешенным.

Его маленькие свиные глазки внимательно следили за уходящим войском. Клод знал, что к армии в походе пристанет множество прихлебателей, и там будет много еды для рыцарей и их ратников-крестьян. В животе снова заурчало, и Клод принял решение.

— Скоро у нас будет много еды, моя прелесть, — сказал он крысе, и, хромая, заковылял за уходящим войском.

ГЛАВА 4

Душевный подъем Калара в предвкушении славного боя вскоре сменился отупляющей скукой, вызванной монотонностью похода.

Калар знал, что не стоило ожидать чего-то иного, потому что Бордело находилось в сотнях миль к западу, но это никак не улучшало его скверное настроение.

Первый день похода действительно казался началом некоего великолепного приключения, и, как только похмелье прошло, Калар ощутил подъем духа. Солнце сияло, на руке Калара был повязан шарф, подаренный его возлюбленной, рядом был брат, и они ехали на войну в славной компании закаленных в боях рыцарей.

Земли Бретонии были небезопасны, ибо, несмотря на непреклонное усердие, с которым рыцари защищали свои владения, было хорошо известно, что в огромных лесах и высоких горах королевства обитают самые разнообразные чудовища. На путешественников охотились разбойники, и, хотя отсюда было далеко до проклятых земель Музильона, простолюдины по ночам запирали двери в страхе перед ужасами ночи. Но рыцари Гарамона не боялись. Лишь немногие враги могли быть настолько сильны, чтобы угрожать такому отряду.

Первая ночь в походе была прекрасной, рыцари ели, пили и веселились, рассказывая истории о своих подвигах в боях. Калар и Бертелис внимательно слушали, стараясь не упустить каждое слово ветеранов. Это была действительно славная ночь, не по сезону теплая и ясная, хотя осень была уже не ранняя, и братья, испытывая восхищение от того, что впервые оказались в военном лагере во время похода, были полны мечты о героизме и славе.

Даже на следующий день, когда небо покрылось тучами, и подул сильный холодный ветер, Калар все еще не терял душевного подъема. Только после полудня, когда начался дождь, хорошее настроение начало испаряться. Казалось в некотором роде правильным, что, когда войско вошло во владения Сангасса, погода испортилась. Рыцари Гарамона редко входили в эти земли с миром, и черные тучи в небе соответствовали мрачному настроению Калара.

Несколько поколений Гарамоны и Сангассы были злейшими врагами, и хотя прошло уже почти полвека с тех пор, как между этими двумя родами в последний раз лилась кровь, Калар чувствовал тревогу, проезжая их владения. Он знал, что его брат чувствует то же самое, как и все рыцари Гарамона, но проехать здесь было необходимо, ибо чтобы обойти владения Сангасса, потребовалось бы еще несколько сотен миль.

Отряд из Гарамона соединился с рыцарями и пехотинцами соседнего баронства Монкадас, двигавшимися к Бордело под сияющим белым знаменем, украшенным пылающим красным геральдическим мечом.

Барон Монкадас сам вел своих рыцарей. Это был коренастый широкоплечий воин с громовым голосом и огромной бородой. Калар раньше видел его несколько раз. Барон как-то даже собирался выдать свою некрасивую дочь замуж за одного из наследников Гарамона, и в прошлом году Калара несколько месяцев приводила в ужас мысль, что его отец примет это предложение. К счастью, этого так и не произошло, и дочь барона выдали за какого-то невезучего дворянина из северных провинций королевства.

По бретонскому обычаю рыцари Гарамона без возражений признали барона Монкадаса командующим в походе, так как он обладал самым высоким титулом из присутствующих дворян.

Барона Монкадаса сопровождал странный чужеземец, одетый по диковинной моде Империи, находившейся далеко за Серыми Горами, которые были границей между двумя великими государствами. Этот иностранец с высокими сапогами для верховой езды носил шелковые чулки, а странно раздутые рукава его кафтана были украшены причудливыми разрезами. Его тело защищала черная лакированная кираса, в центре которой красовалась золотая эмблема в виде кометы с двумя хвостами. Калар смутно помнил, что это эмблема вождя варваров Зигмара, основателя Империи, обожествленного потом своими последователями. Культ Зигмара был официальной религией Империи, и это казалось Калару непостижимым. Несомненно, Зигмар был великим воином, но не божеством, а лишь смертным человеком, и поклоняться ему как богу было просто глупо.

Голову имперца защищал черный лакированный шлем-салад, украшенный длинным красным пером. Ездил чужестранец на коне имперской породы, далеко не таком могучем и величественном, как чистокровные бретонские скакуны. Калару был любопытен этот странный человек и диковинная земля, откуда он явился, и когда барон представил имперца присутствующим рыцарям, Калар изумленно воззрился на него.

Имперский воин — ибо, несомненно, это был воин, несмотря на его причудливый и довольно-таки нелепый наряд — был еще молодым, возможно, лишь на пять лет старше Калара. Его щеки и подбородок были гладко выбриты, но на верхней губе его росли огромные усы, концы которых были натерты воском и тщательно закручены. С бретонской точки зрения это выглядело весьма комично, хотя имперец, очевидно, с большой серьезностью относился к своей внешности. Он был крайне аккуратен и педантичен, смахивая каждую пылинку, попавшую на одежду, и следя, чтобы каждый ремешок и каждая пряжка на его костюме были начищены до блеска и застегнуты правильно.