Грешники, которыми мы стали (ЛП) - Хариан Сара - Страница 54

Другая вещь, которая до полусмерти пугает меня – это мысль встретить Лиама.

У меня теперь новый номер телефона, но Лиам как– то узнал его. Может быть, его дала мама. Возможно, она думала, что этим помогает мне.

Когда я слышу его голос по телефону в первый раз, его голос спокойный. Чужой. И все же у меня перехватывает дыхание, горло сжимается, и я не могу произнести ни слова.

– Эв? Ты здесь?

Это не похоже на то, как я слышала его голос в тюрьме. Я заставила себя никак не реагировать, потому что думала, что он был нереальным. Но стены, которые я возвела, рушатся.

– Я здесь.

Долгое время он ничего не говорит. Я сижу на кухонном островке в доме моей мамы, держась за край гладкого мрамора так крепко, что суставы моих пальцев белеют.

– Мне нужно увидеть тебя, – говорит он мне.

***

Я не знаю, где было бы уместно встретить Лиама. Любое место, за исключение дома мамы, слишком многолюдно, но дом не может быть запятнан тем, что заставит меня чувствовать себя уязвимой. Но выбора нет.

Я решила подождать его во дворе. Босиком качаюсь на качелях. Помню, когда Лиам и я были еще в средней школе, мы делали это прямо под этим качелями, его тело над моим, и цепи скрипели над нашими головами.

Открываются деревянные ворота.

Он находит меня сразу же, как будто знал, что я буду здесь, на этих качелях.

Я встаю.

Он испуган, но и я тоже. Я медленно иду к нему, и когда пытаюсь обнять его, возвращается старый Лиам. Он прижимает меня к своей груди и целует в лоб.

– Боже мой, Эвелин. Я так сильно скучал.

Его руки скользят к моему подбородку и приподнимают его.

– Почему ты здесь? – спрашиваю я.

– В новостях сказали, что ты и двое других выживших состоите в заговоре против Передового Центра, потому что он неисправен.

– И ты веришь нам? – когда он кивает, я говорю: – Остальная часть вселенной думает, что мы сговорились сбежать.

Его губы находятся на опасно близком расстоянии от моих. Я знаю, что он хочет поцеловать меня. Я потратила пять лет, чтобы научиться читать по его глазам.

– Я сожалею, что когда– то сомневался в тебе. Я знаю тебя, Эвелин. Я знаю тебя лучше, чем кто– либо другой. Я совершил ошибку, что прислушался к мнению людей, которые не имеют ни малейшего понятия о том, кто ты. Я мог бы бороться усерднее за тебя во время суда. Я должен был.

– Это бы ни на что не повлияло.

– Это не означает, что я не облажался. Но я не повторю эту ошибку, не в этот раз. Я буду на твоей стороне, пока все не закончится. Я обещаю тебе, – он наклоняется, чтобы поцеловать меня.

– Подожди, – я задыхаюсь, делая наш назад.

Он хмурится в замешательстве.

Я не могу быть с кем– то, кто не понимает на что похоже, когда видишь человека, неважно, насколько он виновен, как его измельчают перед глазами. Я не могу быть с кем– то, кто не понимает на что похоже это чувство, когда на твоих руках очень много крови, и ты никогда не сможешь ее смыть.

И он может сказать, что совершил ошибку, оставив меня, но все– таки сделал это. Предстоящие месяцы будет сложнее, чем те, которые прошли. Я не думаю, что он готов безоговорочно любить меня, как хочет.

Это невозможно объяснить, не говоря уже о том, чтобы объяснить, что у меня появились чувства к убийце, которого я знаю всего лишь месяц.

Поэтому я говорю:

– Мне потребуется много времени, чтобы стать той девушкой, которой была. Мне нужно начать все сначала.

Он кивает. В моих словах нет ничего, с чем он мог бы поспорить.

Я не вру ему.

Но также не говорю правду.

Два месяца спустя

Вашингтон, округ Колумбия

Когда раны Кейси заживают достаточно, чтобы он мог выходить из дома, нас начинают допрашивать.

В конференц– зале округа Колумбия Валери, Кейси и я сидим на одном конце длинного отполированного стола. На другом конце – Джемма Бранам, создатель Передового Центра.

Она не оправдала мои ожидания. Ей, должно быть, около шестидесяти, с седыми волосами до плеч и лицом в форме сердца.

Двое ее подчиненных сидят по обе стороны от нее. Они все одеты в деловые костюмы.

В центре зависла в нескольких футах над полированным столом одна из сфер Передового Центра, которая называется бот. Боты – это вещи, которые делали иллюзии ощутимыми. Они также убили большинство из нас. Боты прятались во многих местах: под землей, в кронах деревьев, в щелях между валунами. Ближайший к кандидату бот активировался, когда кандидат видел его, либо свой спусковой крючок, который напоминал ему о преступлении. По активности мозга определяли, какие иллюзии бот будет создавать.

– Эвелин, пожалуйста, протяни руку, мне нужно твое запястье, – говорит Джемма. – Я обещаю, это не навредит вам.

Я хочу бросить ей вызов так же сильно, как мне любопытно. Когда я протягиваю свою руку, бот опускается вниз, на моей коже мигает красный свет. Я чувствую струйку теплой жидкости.

– Кровь, – говорит Джемма.

Волосы щекочут мою кожу, а затем появляется мягкая масса. Я думаю о том, как качала Меган в пещере.

– Бот может вызвать тысячи различных чувств и убить тысячью различными способами. Иногда простой лазерный луч выполняет этот трюк, но иногда нам нужно использовать больше радиоактивности, чтобы заставить кого– нибудь взорваться.

Она говорит это так легко. Мой живот скручивает.

ПЦ использовал множество видов ботов. Механические виноградные лозы и петли были ботами, а также щупальце, которое утащило меня на дно озера.

– Боты помогали нам создавать более сложные иллюзии, когда нам надо было, чтобы вы перешли в другое место. Мы не могли предоставить вам комфортные условия на слишком долгое время.

Из ниоткуда на столе появляется волна воды. Все мы подпрыгиваем на наших местах, пораженные.

Они затопили бассейн. Они затопили его, чтобы вытащить нас из дома, но вода даже не была реальной. Кейси и я переглядываемся. Он бледный.

– Как? – спрашиваю я. – Я до сих пор не могу поверить, что некоторые вещи не были реальными. Мои штаны были мокрыми в течение нескольких часов после того, как бассейн был затоплен.

Кровь отца Кейси засохла на моих руках, но я не говорю этого вслух.

– Ваш бот соединялся с чипом в вашем мозгу, чтобы заставить вас поверить в то, что вы видели и чувствовали, хотя этого не было на самом деле.

Идея соединения заставляла меня чувствовать себя беспомощной даже сейчас. Валери глумится над этим. Я думаю, она испытывает такие же чувства.

– Если иллюзии, которые тестировали нас, были вызваны определенными объектами, то что насчет иллюзий, которые заставляли нас перемещаться? Чем они были вызваны?

Джемма ухмыляется, и я хочу стереть с ее лица эту ухмылку.

– Не думайте, что вы были одни все время. Мы наблюдали за вами, и конкретные иллюзии были вызваны моими инженерами, которые физически пытались вас направить куда– то или вызвать более сильные эмоции, чтобы прочитать ваш чип.

– Вы наблюдали за нами? – шипит Валери. – Когда в Передовом Центре произошли неполадки, вы не сделали ничего, чтобы остановить это!

– О, мисс Крейн, не делайте вид, что не знаете, как работает эта технология, – перебивает Джемма. – ПЦ устроен гораздо сложнее, чем вы когда– нибудь сможете понять. Трое из вас подвергли свои жизни опасности и убили четвертую из– за вашего отказа слушать советы и вашего жалкого, деструктивного плана побега.

– Три человека умерли из– за вашей неполадки! – Валери встает, ее глаза пылают яростью. Я пинаю ее под столом. Правда заключается в том, что мы не должны говорить, что думали, что смерть Гордона и Таннера была по вине инженеров Передового Центра. У наших адвокатов нет достаточного количество компрометирующих доказательств, и они не хотят, чтобы Джемма была в курсе этого, чтобы они не смогли сказать, что они планировали изучить эти смерти.

Мой адвокат нашел патент на растворяющийся металл, которым можно было бы манипулировать с помощью нанотехнологий. Описание его возможностей полностью совпадает с тем, что мы видели в Передовом Центре. Но мы все еще ждем бумаги, которые помогут нам подтвердить, что это технология использовалась в Передовом Центре.