Два в одном. Оплошности судьбы - Сухинин Владимир Александрович "Владимир Черный-Седой" - Страница 61

– Фриндон – это грузопассажирский корабль, – снисходительно объяснил дед.

– И часто они ходят? – поинтересовался Артем. Он окинул взглядом пустую пристань: желающих путешествовать, кроме него, не было.

– Это как повезет, – отозвался сторож, обрадованный тем, что может поговорить. – Я вот сейчас маячок подниму, и проходящий фриндон к нам пристанет.

Артем увидел, как по высокому шесту стал подниматься красный флажок. Значит, смотритель так подает знак кораблям, что на пристани есть пассажиры, догадался землянин.

– Спасибо, уважаемый, – поблагодарил Артем и положил на узкую столешницу перед дедом пять драхм. Дед спокойно сгреб их и стал поучать.

– Ты в одноместную каюту, если будут предлагать, не суйся, толку в ней мало, дорого. Поселяйся в двухместную, она больше, и пассажиров там может не быть. Так дешевле и по всему лучше. А если и будет компаньон, все не скучно. Едой запасся? – спросил он. – Плыть тебе двое суток, и кормить не будут. Если только на пристанях у разносчиков чего перехватишь. Но честно скажу – не советую, там и собака может быть, и кошка. Ничем, проклятые, не брезгуют.

– Спасибо, отец, – поблагодарил Артем. Он уже заметил, как большая баржа стала приближаться к пристани. Дед тоже ее заметил и поторопил его: – Ну иди, сынок, капитаны ждать не любят.

Глава 18

Ризбар ла Коше, тринадцатилетний прыщавый юноша, сын ландстарха Гиндстара ла Коше, был влюблен безумно в Клавдию, дочь риньеры Барбары, компаньонки своей матери. Влюблен тайно и пылко. Девочке исполнилось пятнадцать лет, и отец Ризбара уже подыскивал ей жениха. Риньера Барбара происходила из обедневшей дворянской семьи. Их поместье со смертью мужа отошло за долги в казну, а ее саму и дочь приняли ла Коше.

Положение компаньонки не означало, что мадам Коше и риньера Барбара имели совместные предприятия или занимались вдвоем одним делом. Нет, совсем наоборот. Риньера была приживалкой и скрашивала часы одиночества жены ландстарха. Она вместе с госпожой проводила время, они болтали, и им обеим было не скучно. Кроме того, ландстарх заботился о будущем дочери риньеры, подыскивая той хорошую пару из вдовцов контов провинции, где он управлял от имени короля. Подыскивая пару Клавдии, он не забывал и о матери, тридцатилетней вдовице, навещая ее спальню втайне от жены. У мадам Коше часто болела голова, а господин Коше допоздна задерживался в своем кабинете.

Так продолжалось довольно долго, и всех все устраивало, кроме молодого наследника. Ризбар ла Коше посвящал своей тайной возлюбленной стихи и мечтал совершить подвиг во славу дамы своего сердца.

Но пока он предавался своим мечтам и юношеским грезам, в спальню Клавдии заглянул любвеобильный папаша. Девочка недолго сопротивлялась настойчивости ухаживания хозяина замка и, поверив тому, что ее не отдадут замуж за старика, а ландстарх в ответ на ее расположение подберет достойную пару из молодых дворян, уступила. И скоро папаша Ризбара посещал одну спальню за другой.

Все эти события проходили мимо паренька, и о его муках знал только старый слуга, приставленный к юноше с раннего детства. Он рассказал своей дочери, а та еще кому-то. И в один из вечеров юный ла Коше нашел на своем столе для занятий пахнущую духами записку. Удивленный, он повертел ее в руках и осторожно развернул.

«О, мой дорогой друг, я долго не знала, как тебе сообщить о своих чувствах. Но, пересилив стыд и врожденную скромность, отдаю себя в твои сильные руки. Жду сегодня после полуночи на верхней террасе башни. Твоя К.».

Ризбар прочитал записку и уставился в нее неверящими глазами. Почерк был смутно знаком, а в замке была только одна благородная девушка с инициалом К. – Клавдия. Сердце юноши застучало, в голове загудело, и его самого бросило в жар. Он долго сидел, потеряв способность мыслить. Затем встал и лег, не раздеваясь, на кровать. Он решил дождаться ночи. На ужин не пошел, сославшись на то, что не голоден, и провел время в томительном ожидании полуночи.

Как только на башне пробил колокол, звон которого обозначал наступление полуночи, юноша, весь дрожа от нетерпения, осторожно встал, подкрался на цыпочках к двери и выглянул в коридор. Там стояла полутьма от редких масляных светильников, несмело отгоняющих ночную тьму. Убедившись, что в коридоре никого нет, он на носочках мягких туфель побежал к лестнице, ведущей наверх. Ее он проскочил в четыре прыжка. Прошел на ощупь по небольшому темному коридору, держась руками за стену, и отворил дверь, ведущую на самый верх донжона.

Ужасный скрип несмазанных петель испугал его больше, чем пауки под кроватью, где стоял его ночной горшок: чтобы достать его, он звал старого Томаса. Он с минуту простоял перед слегка раскрытой дверью, пытаясь справиться с охватившим его страхом. Затем боком протиснулся и вышел на террасу. Если бы сейчас там оказались те, кто его хорошо знал, они были бы очень удивлены тем, что он осмелился один ночью выйти на самый верх башни.

Ризбар огляделся, стараясь заметить хотя бы силуэт своей любимой. Но ничего рассмотреть не мог. Часть стены заросла диким виноградом, и только там по его предположению могла сейчас находиться Клавдия. Там была небольшая беседка, увитая зелеными ветвями, создающими днем тень и уют. Но сейчас она была для испуганного мальчика жилищем дракона и пауков.

Юноша позвал девушку.

– Клавдия! Вы здесь? – позвал он, стараясь разглядеть в темноте силуэт девочки.

Из беседки выглянула тень и помахала ему рукой. Мальчик обрадованно поспешил на зов. Он вошел в беседку и отвел рукой ветку лозы, перекрывающей ему проход. Затем сильные руки подхватили его. Он испуганно вскрикнул и тут же потерял опору под ногами. А следом он ощутил, что летит вниз. Он хотел закричать, но не успел. Его тело плашмя ударилось о каменную мостовую. Мгновенная дикая боль пронзила все тело, и мальчик умер.

Солнце еще не взошло, но вот-вот скоро должно было подняться над горизонтом. Просыпались птицы, стряхивая с себя ночное оцепенение, сонные поварята спешили на работу. Им первыми нужно было прийти на кухню, натаскать воды, растопить печи, ощипать кур и гусей и приступить к чистке овощей. Они осторожно обошли тело лежащего человека, наполовину скрытое темнотой, и удалились. Они давно привыкли не лезть не в свои дела. Придут старшие и разберутся.

– Пончо, отстань! Охолони! Не распускай свои руки, – посмеиваясь, отбивалась кухарка от рук мужчины, который шел следом и пытался залезть женщине под юбку. – Отстань, беспутный! – смеялась женщина на настойчивые попытки ухажера. Но мужчина обхватил ее руками и прижал к стене башни. – Отстань, ненормальный, – уже не мешая рукам лазить по ее телу, прошептала женщина. Она громко и часто дышала, прижатая горячим большим телом к остывшему камню. Она почувствовала, как задирают ее юбку, как жадные руки обхватили ее груди, и ощутила, как в нее вошли. Она застонала и закрыла глаза. Через пару охов она открыла их и увидела тело сына хозяина, лежащее на камнях. Первый несмелый лучик солнца проник над стеной и осветил голову с лужей запекшейся крови, и женщина, оттолкнув любовника, отчаянно закричала.

Ландстарх с сухими глазами, не в силах поверить в случившееся, смотрел на безжизненное тело сына. «Как такое могло произойти? – спрашивал он себя уже который раз подряд. – Зачем он полез на самый верх башни ночью? Почему он был так неосторожен и сорвался со стены? Что скажет жена, когда вернется от родителей и узнает, что сына больше нет?..»

Рядом с Гиндстаром ла Коше топтался придворный медик, не решаясь прервать молчание ландстарха. Вскоре тот заметил его и то, что он хочет ему что-то сообщить.

– Что, Доминик? – сухим голосом спросил он своего личного мага-целителя.

– Мой господин, вот это мы нашли в его вещах.

Лекарь протянул смятую записку. Ландстарх развернул ее и прочитал. Он не отрывался от нее минуты три, читая и перечитывая. Наконец, когда он поднял глаза, его взгляд был подобен взгляду безумца.