Полуночные тени. часть 2 (СИ) - Кручко Алёна - Страница 45

       Звездная дева – не благая богиня. Магдалена куда больше уважала Жницу.

       Да что далеко ходить – взять хоть мать да мачеху Сьюз. Обеих старый барон любил, и что принесла им всем та любовь? Одну любил да на другую променял, другую любил да разлюбил, а результат – первая мертва, а дочь ее выросла, не зная отца, вторая в обиде козни строит и собственного сына проклясть готова.

       – А Гвенда? – возразила ей Сьюз, когда Магдалена попыталась вразумить приемную внучку. – Уж там точно любовь есть!

       – Любовь есть, – согласилась Магдалена, – да не любовь их свела и по жизни повела. Жница их семью строила – родители сговаривались, дети приглядывались, а уж после… Хорошо, когда так сложится, но фундамента дому на одной любви не заложишь. А ты, Сьюз, переставай ходить вокруг да около, расскажи уж наконец, что у тебя на сердце. Вижу, что наболело, да не с отцом же тебе секретничать и не с девками здешними, балаболками.

       Сьюз забралась с ногами на кровать, совсем по-детски. Кивнула на стоявший на столе букет осенних звезд – уж будто Магдалена сама их не приметила! Белые и желтые – признание в любви и предложение замужества. Звездная дева и Жница. Кто бы ни подарил девчонке этот букет, мозги у него работают в нужную сторону. Понимает, у каких богинь благословения просить. И, надо же, не увяли цветы ни на малость, стоят, словно только срезаны. Значит, помнит парень и от намерений своих не отступился.

       Видать, судьба. Вот только, Гарник сказал, старый барон о том не знает – и, похоже, присмотрел для найденной дочери другого жениха. Надежного, крепкого, подошедшего к вопросу с умом, и даже, при всем том, не чуждого совершенно мальчишеской страстности. Хороший муж, как ни глянь – не будь у девчонки другого на сердце.

       Сьюз рассказывала, краснея и смущаясь, наматывая на палец кончик заплетенной косы, замолкая иногда и словно погружаясь в себя – тогда на ее лице расцветала робкая, совсем не свойственная ей обычно улыбка. Любит, вздыхала про себя Магдалена. Может, сама еще толком того не поняла, но любит так, как Звездной девой заповедано, а значит – не людям те узы рвать. И вот что с ней, глупой, теперь делать, как вразумлять? И нужно ли?

       – А гость отцовский тебе нравится? Грегор-то?

       – Нравится, – Сьюз равнодушно пожала плечами. – Он хороший, и отцу с ним радостно, даже помолодел вроде.

       Магдалена покачала головой.

       – А знаешь хоть, что ты ему как девушка приглянулась, а не как дочка старого друга? И не забавы ради, а всерьез?

       – Да ладно?! – Сьюз отмахнулась, как от деревенских сплетниц отмахивалась: мол, что за чушь несете!

       – А то! – веско припечатала Магдалена. Эх, девчонки, жизни не видавшие, во все-то вас носом ткнуть надобно. – Того гляди твоей руки попросит. А наш барон и рад будет, старый друг все же. Глаза раскрой, из мечтаний о Марти своем вынырни да вокруг себя-то оглядись! А не то вернется твой жених, богиней суженый, аккурат к чужой жене!

       – А уж этому не бывать, – ответила Сьюз. Хорошо так ответила, без лишних слез да криков, зато с тихой, уверенной злостью. – Сказала, что дождусь его, значит дождусь. А там поглядим.

       – Вот и поглядывай, – одобрила Магдалена. – Да послушай умную старую женщину – шума не поднимай. Грегор, на то похоже, хочет твоего расположения, а не только одобрения его милости. Но поди угадай, как себя поведет, если ты ему прямо от ворот поворот дашь? А ну как вожжа под хвост, да и решит, что законную жену сподручней приручать.

       Сьюз медленно кивнула. Сказала чуть слышно:

       – Верно, бабушка. Отец, он… ну, я верю, что он меня любит, но как-то по-своему. Потерял и нашел, и теперь волен хоть наряжать, хоть воспитывать. Побаиваюсь я его.

       Обняла, уткнулась бабке в грудь и замерла. Магдалена погладила растрепавшуюся косу, вздрагивающие тонкие плечи. Покачала головой:

       – Он тебя любит, так ведь потому и рад будет за Грегора отдать. Надежный муж, богатый, влиятельный, и ты ему по сердцу. Начнешь противиться – скажет, что это ради твоего же блага. И по-своему будет прав.

       – Как же я домой хочу, – вздохнула Сьюз. – В наш с тобой домик. Что мне делать, бабушка?

       – А ничего не делай, – усмехнулась Магдалена. – Дурочку играй. Да поменьше с ним времени проводи – что тебе, заняться больше нечем? Я вон травок два мешка привезла…

       – Бабуленька! – Сьюз радостно взвизгнула. – Вот и займемся с тобой! Ты ж скажешь, если вдруг, что мне еще учиться и учиться? Да?

       – А что, не так? – Магдалена хитро прищурилась. – До хорошей травницы тебе еще ой сколько. Так что пусть дорогой гость его милости без тебя поразвлекается.

       «Раз уж хочет полезную в хозяйстве жену-лекарку», – добавила она про себя. Как бы ни относилась Магдалена к сватовству по расчету, насколько бы разумным его ни считала, почему-то расчет по отношению к Сьюз вызывал только злость. Ее приемная внучка – не корова на ярмарке! Да еще и с брачком, которую за счастье с рук сбыть! С Грегором-то все понятно, но уж родной папаша мог бы и спросить, свободно ли сердце дочери, прежде чем поощрять того к ухаживаниям.

       Может, королевский пес и не такой выгодный муж, но уж для него Сьюз не товар. Вон, болтается на шее девочки дареный амулет, защита от зла – а ведь парню он сейчас больше бы пригодился.

       И хотя бы поэтому Магдалена поможет названой внучке дождаться, пока тот вернется. Поглядит на него – кто таков, чем взял ее девочку. А уж тогда и решит, кому первым делом мозги вправлять.

 Рану дергало и тянуло, в голове мутилось от боли, и никак не отпускал липкий, назойливый страх – а ну как когти твари заразны? Анегард, правда, говорил, что летом нелюдь Загмонда здорово подрала его самого и парня из деревни, кузнеца – и оба, вон, люди как люди, ничего с ними не сталось. Ну так и нелюдь Зига уже, считай, почти людьми обернулась, а эти…

       Но показывать страх не хотелось, и Марти молча смотрел, как Анегард обрабатывает и перевязывает рану. Терпел, стискивая зубы и щурясь, пытался отвлечься, прикидывая, с чего начать утро – сжечь тварь сразу или собрать людей, пусть посмотрят да порадуются. Селяне вряд ли поймут, что радоваться пока нечему, им и единственного врага мертвым увидеть – уже поверить в лучшее. В то хотя бы, что этих тварей вообще можно убить.

       – Снотворное есть, хочешь? – спросил Анегард, закончив перевязку.

       – Давай.

       Если бы не снадобья Сьюз, наверное, уже бы и вовсе отключился, и как знать, что с ним было бы поутру. Но сам он сейчас не заснет, а силы нужны, и нечего всю ночь маяться болью и дурными мыслями. Марти сделал глоток, и в голове тут же мягко зашумело, поплыло. Боль отступила, сменившись ласковой дремотой.

       – Спасибо, – успел еще пробормотать он. И провалился в сон.

       Утро пришло с раздражающе ярким солнечным светом и негромкими голосами – один Анегарда, а другой вроде бы смутно памятный, но чей, Марти сразу сообразить не смог. Резкий, даже язвительный – интонации в точности, как у Аскола, распекающего сглупивших новичков.

       Марти разлепил глаза, прикрылся ладонью от яркого, совсем не утреннего солнца.

       – Здоров ты спать, – незнакомец развернулся, и Марти едва не выругался вслух. Ну конечно! Зигмонд. А тот усмехнулся, показав на миг нелюдские клыки: – Вижу, узнал. Ну здравствуй, – и добавил с вовсе уж ядовитой издевкой: – внучек.

       В голове Марти как будто с лязгом и скрежетом встали на место, идеально состыковавшись, разрозненные факты – те, которые он давно уже знал. Обмолвки о Зиговой стае и летнем приключении Анегарда, обрывки слухов здесь, записи из дядюшкиного дневника. Вычеркнутое из родословного древа имя, а над ним короткое: «Проклятый». Не дед, конечно – пра-пра-пра… Но какая разница?

       Давненько Игмарт Герейн не чувствовал себя таким кретином.