Полуночные тени. часть 2 (СИ) - Кручко Алёна - Страница 41

       Первую страницу Игмарт пролистнул: ее украшало генеалогическое древо Герейнов, и видеть на его вершине имя мерзавца и братоубийцы было противно. Но какая-то неправильность успела царапнуть сознание, Марти перелистнул страницу обратно и принялся разглядывать мелкий рисунок, прослеживая хитросплетения семейных связей ниже и ниже, от поколения к поколению. Улыбался знакомым именам, вспоминая голос отца – тот любил рассказывать сыну истории о благородных предках.

       Вот Талассан Герейн, двоюродный дед, капитан дворцовой стражи. Погиб, заслонив короля от стрел мятежников. Прадед, Коллен, единственный в роду маг – мог бы стать главой столичной гильдии, а то и личным магом короля, а вместо этого всю жизнь путешествовал, по крохам собирая мудрость и тайные знания чужих народов. Эстаден, пра-пра, бессменный королевский посол, первый, кому удалось заключить мир с ишарами. Привезенные им с юга дымчатые опалы украшают церемониальный королевский меч и корону, а записи хранятся в королевский библиотеке – и еще неизвестно, что более ценно.

       Лайенорд, еще один королевский капитан. Этому не повезло с господином, король тогдашний был трус, тряпка и мерзавец, единственное, что мог – наживать себе врагов и ненавистников. Бесславное царствование закономерно закончилось переворотом, на престол сел Озельм Гассонский, племянник свергнутого и пра-пра-прадед нынешнего короля, а Лайенорд, верный вассальной клятве, отказался принять его милости и был казнен.

       А вот Игмарт, любимый герой детства – не зря, наверное, отец назвал Марти в его честь. Бабник, шалопай, лихой рубака. Его героизм спас войско в битве под Старухиной Грядой, а о его любовных приключениях до сих пор распевают менестрели. Те же, к слову, «Трактирщиковы дочки»…

       Черный кружок, закрашенное имя, а над ним короткое: «Проклятый». О нем обещал рассказать отец, когда Игмарт вырастет. Не успел.

       Поколение за поколением – воины и полководцы, королевские посланники и советники, интриганы и тихие домоседы…

       Игмарт нашел зацепившую его взгляд неправильность, почти дойдя до корней древа – до Астарга, основателя рода. Игрейма, старшая внучка Астарга. От Игреймы тянулась линия, которую Марти не помнил.

       Лингард, официально признанный бастард короля Тиргарда. И их с Игреймой сын. Единственный на тот момент законный наследник престола. Королем так и не стал, однако…

       Марти перевернул страницу. Смутная догадка подтверждалась сделанной дядиным почерком записью: «Поскольку права Лингарда на престол были признаны и до сих пор неоспоримы, права эти сохраняются и за его потомками. Таким образом, у Герейнов не меньше прав на корону, чем у Гассонов, а, возможно, и больше, учитывая древность рода. Первый из Гассонов сел на трон лишь потому, что нашел повод казнить Лайенорда Герейна, своего прямого соперника».

       Та-ак.

       Интересные мысли дядюшка думал. Вот, значит, до каких высот простиралось его честолюбие. Замахиваться, так сразу на корону, меньшее не привлекает? Силен, покойничек.

       «Это и твои права», – шепнул в голове вкрадчивый голос. Марти захлопнул книжицу, швырнул на стол. Обернулся к окну.

       Уже сгустились сумерки, и снова шел снег – легкий, невесомый, в лунном свете похожий на пелену тумана. И там, за снегом, кто-то ждал нового Герейна, звал, искал голодным взглядом, манил силой и властью. Шептал: «Возьми свое».

       – Идите к бесам, – буркнул Марти. Задвинул оконный проем тяжелым ставнем, подкинул толстое полено в камин. Поколебавшись несколько мгновений, зажег свечу и снова взялся за дядюшкины записи. Любопытно было, какие еще сюрпризы ждут на этих страницах.

       Анегард спал беспокойно и поднялся поутру с тяжелой головой. Что снилось, не помнил, но от сна осталось тягостное чувство неустроенности и ожидания.

       За окном белел свежевыпавший снег, и везде – и в мире, и над миром – стояла такая полная, глубокая тишина, будто сгинули в одночасье и люди со зверьем, и нелюди с нечистью, и даже боги крепко уснули. Анегард представил на мгновение, как было бы, останься он и впрямь один на всем свете, передернулся и поспешил вниз – убедиться, что безмерное это одиночество ему лишь почудилось, и выкинуть его из головы.

       Убедиться получилось, а прогнать тягостное чувство – нет. Анегарда накормили завтраком, заседлали для него коня, открыли калитку рядом с конюшней и даже предложили стражников в сопровождение, а все казалось, что вокруг – лишь тени.

       – Куда желаете, господин? – спросил стражник, которого Анегард все же взял с собой. Пожилой, неторопливо-степенный, хмурый, он смотрел на молодого барона Лотарского с непонятным вопросом в глубине темных глаз, словно не мог понять, стоит ли относиться всерьез к присланному королем юнцу.

       – Покажи мне округу, – попросил Анегард. – Хочу послушать лес вокруг замка. Если деревни какие поблизости, тоже можно.

       – Господин барон приказали, чтобы к полудню все в замке были, – глядя куда-то в сторону, сообщил стражник.

       Анегард подавил вспыхнувшее раздражение: сам виноват, что не заскочил к Игмарту, с другой стороны, тот в курсе насчет поездки по деревням.

       – Значит, подгадай так, чтобы успеть вернуться. Мне не нужно за день все баронство оглядеть, сколько успеем, столько и ладно. Звать тебя как?

       – Лоран, – буркнул тот. – Давайте за мной, господин, раз так. Проедем через лес к ближней деревне, потом полями круг сделаем. Как раз к полудню вернемся.

       Послал свою крепкую, коренастую лошадку вперед, а Анегард пристроился следом, немного отстав. Тропа спускалась с холма невероятными зигзагами, на особенно крутых участках казалось, что пешему было бы проще спуститься – напрямик, спрыгивая с одного витка тропы на другой, идущий ниже. Выросшему на равнине Анегарду это было странно, хотя он мог представить, как сложно здесь атаковать и как легко обороняться.

       У подножия холма начинался лес. Сначала густой орешник, исчерканный узкими тропками – сразу видно, что сюда ходить за урожаем не боятся. Чуть погодя – тонкие осины вперемешку с ельником, а дальше – густой, мрачный ельник уже безо всяких примесей. По-прежнему слышимая Анегардом неестественная тишина начала вдруг ощутимо давить на сердце.

       А кони ничуть не тревожились, и увязавшийся следом пес весело бегал кругами, взрывая рыхлый снег.

       – Эй, Лоран! Постой, – окликнул Анегард.

       Дождался, пока стражник оглянется – вид у того был не слишком довольный – и спешился, перекинув повод через голову лошади. Сошел с тропы, на первом шаге провалившись в снег по щиколотку, а на втором – по колено. Мелькнула короткая удивленная мысль – надо же, а на открытых местах землю видно, – и тут же ушла, словно тишина эта даже думать мешала.

       Анегард закрыл глаза, прислонившись лбом к шершавому тонкому стволу. Отмахнулся, услышав невнятное, словно издалека, напряженное: «Что с вами, господин?». Нужно было бы успокоить, ответить: «Ничего», или «Не мешай», – но почему-то казалось важным не нарушать тишину.

       Не было ни слов, ни образов, только чувства. Все те же: голод и ожидание, предвкушение, легкая неуверенность – кого слушать, за кем идти, кто накормит? – и убежденность, что «идти» и «накормят» настанет совсем скоро. И жадное, хищное нетерпение.

       Ощущения захлестывали багряной душной волной, перехватывало спазмом горло, скрутило кишки, будто их взялась выжимать слишком усердная прачка. Потом вдруг лицо обожгло холодом, вернулась реальность, и оказалось, что Анегард стоит на коленях в снегу, вцепившись до боли под ногтями в ствол осинки, а Лоран, костеря тройными загибами «не умеющих пить сопляков», растирает его лицо снегом.

       Кишки снова скрутило, Анегард оттолкнул стражника, перегнулся пополам. Рвало долго, с желчью и кровью, и чудился на самом краю сознания нетерпеливый голод нелюди, а временами слышался тихий ехидный смех.