Жена Лесничего (СИ) - Вайнштейн Стелла - Страница 4

Дэмиен и Чармэйн проснулись утром почти одновременно от звуков неистового летнего дождя. Капли барабанили по крыше, рвались в хижину через пленку бычьего пузыря на окне. Чармэйн мигом вскочила:

— У меня же белье сушится!

Она выбежала, повязывая на ходу платок на волосы. Дэмиен пошел за ней, помог занести мокрые, грязные простыни и одежду.

— Ничего страшного, — утешал он Чармэйн. — В следующий раз сама не стирай, дождись меня. Я и о погоде спрошу у леса заблаговременно.

— У меня все из рук валится.

— Ничего подобного. Со всем справляешься, везде успеваешь. Видимо просто устала. Отдохни сегодня, Чармэйн, я принесу ужин.

— Нет-нет, Дэмиен, я приготовлю. Пусть будет на ужин что-то горяченькое прямо из печи, с пылу с жару.

Чармэйн утерла нос, она сама не заметила, как расплакалась из-за такой мелочи, как испорченная стирка. Она всегда легко плачет, когда на душе тревожно. Нельзя ему показывать, нужно собраться.

Чармэйн мягко провела рукой по плечу мужа и успокоилась, увидев, как уголки его губ приподнимаются в тайной улыбке. Она любила эту улыбку, потому что Дэмиен, сам того не осознавая, весь светился изнутри, радуясь ласке.

И тогда Чармэйн, повинуясь порыву, наклонилась вперед и коснулась его губ своими. Дэмиен сперва замер, а потом прижал ее крепко к себе шершавыми руками, поверх мокрых простыней. И Чармэйн его объятия были вовсе не неприятны.

После ухода мужа Чармэйн вынесла наружу остатки вчерашнего ужина. Ее уже дожидались двое полосатых бурундучков, а нетерпеливые белки перепрыгивали с ветки на ветку. Какие бесстрашные, так и лезут под руку! Увидев Чарм, одна из белок нетерпеливо забегала взад-вперед, а потом, не выдержав, спрыгнула прямо на юбку девушки, вцепилась в ткань острыми коготками и полезла вверх.

— А-ах! — то ли закричала, то ли вскрикнула Чармэйн и выронила миску с картошкой.

Белка тонко пискнула и спрыгнула на землю. Но к еде не подошла, села тихонько на землю и выжидательно посмотрела на Чарм. Та энергично трясла юбками, будто на нее карабкалось мышиное полчище. Из дома высунул нос брауни:

— Чего случилось?

Чармэйн глубоко вздохнула, пригладила платок на волосах.

— Все в порядке, хозяйнушко.

— Пусть не шалят тут, — заворчал брауни, — дармоеды.

— Иди сюда, — позвала Чармэйн белку. — Я просто испугалась, вот и крикнула. Не бойся.

Белка осторожно поддалась вперед, потом прыгнула под руку Чарм и утащила кусочек. Вскоре и остальные зверьки последовали ее примеру. Бурундук взял в лапки картошку, брезгливо обнюхал: не понравился резкий запах чеснока. Так и бросил на землю, не доев, но к Чармэйн все равно подошел и оставил на траве, как обычно, маленькое черное семечко.

— Подожди! — сказала Чармэйн. Она загодя припрятала немного черствого хлеба в кармане.

Протянула, но не успела кинуть на траву: бурундук выхватил крошки прямо из рук. Чармэйн улыбнулась, наблюдая, как забавно зверек работает челюстями. Скоро и остальные получили свою порцию, каждый принес взамен немного семян.

Чармэйн подобрала их все, осторожно спрятала в передник. Из Вирхольма она вышла с пустыми руками и потом часто жалела об этом. У Дэмиена были кое-какие запасы, но теперь, когда едоков прибавилось, они таяли прямо на глазах. Вот если бы у них был свой огород... Первые семена, принесенные животными, Чармэйн посадила три недели назад, и те уже зеленели сочными ростками. Дэмиен всегда говорит, что лес обо всем позаботится, что на него можно положиться, и потихоньку эта вера проникала и в саму Чармэйн. Она надеялась глубоко внутри: если будет добра к лесу, если будет кормить зверюшек, поливать окружающие деревья... Если лес полюбит ее, то, может быть, защитит, спасет от того, кого опасалась Чармейн… Дэмиен ведь защищен от него, согласно договору.

За окном смеркалось. Чармэйн успела переделать, с помощью домового, большинство домашних дел и теперь вышивала новую, белую скатерть красной ниткой: простой узор из палочек и треугольников. Пока не хватало мастерства на более искусную работу. Совсем другое ощущение — украшать свое жилище, а не родительское. Хотелось создать что-то особенное, красивое, чтобы вся хижина засветилась. Но пока и такая скатерть лучше чем ничего, а со временем она обязательно научится...

Чармэйн улыбнулась про себя, перекусывая нить. Сладко целовать Дэмиена. Пусть он не высок, хоть и крепко сложен, а борода делает похожим на дикаря, но стоит посмотреть в глаза, и кажется, что красивее Дэмиена нет на свете. Он смотрит робко, но с особой смешинкой, словно подзуживая перепрыгнуть через глубокий овраг, в то же время обещая подхватить, если Чармэйн оступится, никогда не оставить в беде.

Каково прожить с ним жизнь? Раньше Чармэйн не задумывалась, но после поцелуя невольно начала мечтать, как и всякая женщина, о детишках у печи, о долгих зимних вечерах вдвоем за неторопливой беседой. И мечты оказались не горькими, а приятными, даже греющими.

Она обязательно встретит его поцелуем. Посмотрит в глаза и покажет, что утренняя нежность не была случайностью, что теперь они заживут совсем по-другому. Ровные стежки ложились один за другим на гладкую ткань, брауни неторопливо и основательно подметал пол. Солнце стояло высоко в небе, Дэмиен еще нескоро вернется, а сердце уже ныло от ожидания.

Вдруг брауни поднял голову, принюхиваясь к чему-то.

— Идут, — пробормотал он.

И тут же раздался стук в дверь. Не стук, а барабанная дробь, такая, что тяжелые бревна задрожали, а пустая лавка запрыгала по полу. Стук повторился, входная дверь чуть не вылетела из петель.

Чармэйн затравленно сидела на стуле, заледеневшие ноги не желали двигаться. Она только и смогла, что пискнуть:

— Кто там?

За дверью ответили коротко, приказом:

— Открой.

— Нет, — прошептала Чармэйн одними губами, — не открою.

Брауни бросил метлу посреди комнаты и бесшумно скользнул за очаг, оставив Чарм одну-одинешеньку, мнущую ненужное вышивание в руках. Острая иголка впилась в палец, выдернув Чармэйн из забытья.

Она кинулась к задней стене, дубовой, подальше от двери. Прижалась спиной к шершавой коре, к мягкому мху. А в дверь колотили и колотили.

— Открой! Открой!

Нет, ни за что. Нельзя его самой пускать за порог, Чармэйн точно знала это. Впусти один раз, и он зайдет непрошеным гостем. Нет-нет, стены родной хижины защитят Чармэйн, они должны. Дверь выстоит, а она переждет. Постучит и уйдет, постучит и уйдет...

Удары затихли, и Чармэйн слышала лишь стук собственного сердца — оно билось где-то у горла, мешая дышать. В комнате плыла тишина, а где-то за дверью шелестела трава под чужими шагами.

"Если заглянет через окно, я умру, просто умру".

Чармэйн крепко зажмурила глаза и еще глубже вжалась в ствол дерева. Вдруг дуб за спиной задвигался, перебирая заскорузлыми буграми. Чармэйн вскрикнула от ужаса и сама зажала себе рот руками, отпрянула на середину горницы. Окружена со всех сторон, совсем одна, всегда одна!

И тут снова раздался стук. На сей раз били не руками, а чем-то тяжелым, ухающим о хлипкую дверь. Стены заходили ходуном, бычий пузырь лопнул и повис бурыми ошметками. От первого удара доски треснули, а от второго низкая дверь вылетела из петель и прогрохотала по комнате, на пути сбив Чармейн с ног. Она ударилась лицом о доски, так, что искры посыпались из глаз. Посмотрев наверх, Чармэйн только и смогла различить темную тень в зияющем проеме.

Пали стены дома, не спасли Чармэйн.

Наклонившись, в горницу зашел мужчина. Его светловолосую голову, с локонами до плеч, украшал венок из сонма голубых бабочек, порхавших вокруг висков, взлетая и садясь обратно. Худощавый торс облегала блестящая черная туника с зелеными всполохами из панцирей весенних жучков-навозников. Прозрачный плащ из стрекозиных крыльев стекал по спине и тянулся по полу далеко за порог. Льдисто-голубые глаза смотрели на Чармэйн сурово, укоризненно.

— Так вот ты где, — сказал мужчина. — Суженая.