Путь небес. Преодолевая бурю - Райт Крис - Страница 82

Арвида, застывший в глубинах предвидения, остался один и без защиты. Каган вскочил на ноги и бросился наперерез Манушье-Ракшаси, которая метнулась к чернокнижнику, вытянув когти, с жаждой убийства в сузившихся глазах. Безоружный Джагатай прыгнул на нее, метя в глотку.

Демоница отреагировала слишком поздно. Хан схватил тварь за шею, сдавил сиреневую плоть и по инерции увлек врага прочь от Ревюэля. Примарх сомкнул латные перчатки, вонзая пальцы в тугую кожу создания.

Манушья-Ракшаси, застигнутая врасплох свирепой атакой, потеряла равновесие и рухнула навзничь. Каган повалился сверху, не выпуская ее горло. Чудовище выгнулось дугой, пытаясь сбросить его, но Джагатай, собрав все генетически дарованные ему силы, сжал руки. С треском сломались кости, сотканные варпом, смялись многочисленные извилистые трахеи.

Задыхаясь, демоница забилась яростнее. Ее меч рассек броню примарха на спине, оторвал и сбросил несколько пластин. Ее когти впились Хану в бок, пронзили мускулы в местах, не защищенных доспехом. Громадная тварь изгибалась, будто змея, стараясь скинуть мучителя, но Каган все сильнее вжимал пальцы ей в глотку и разрывал сухожилия.

— Ты нигде не спрячешься, — прошипел Джагатай, по капле выдавливая жизнь из дергающегося монстра. — Теперь мы знаем тебя. Мы будем охотиться за тобой на всех планах бытия. Сначала очистим пустоту, потом очистим варп.

Манушья-Ракшаси вызывающе плюнула в него, но в слюне уже мелькал ихор, а ее глаза помутнели. Израненное тело демоницы вздрогнуло, и когтистые лапы безвольно упали.

— Посмотри на меня, якша, — сказал Хан, — и узри своего убийцу.

Сделав последний, вымученный вздох, тварь со злобой и ужасом взглянула на Джагатая. Примарх разжал руки и вырвал длинный меч из ослабевшей хватки чудовища. Держа клинок в обеих латных перчатках, Каган развернулся, занес оружие и вонзил его в грудь врага. Манушья-Ракшаси завопила, приколотая к полу горящим мечом. Хан вырвал клинок и глубоко вбил перчатку в зияющую рану меж ребер.

— За Императора! — вскричал он, вырвав сердце демоницы и высоко воздев его над головой; по руке примарха потек густой и темный, как нефть, дымящийся ихор.

Белые Шрамы на мостике, как и их враги, услышали победный клич своего господина. Все увидели еще стучащее сердце Хранителя Секретов в латнице Кагана. Воины вскинулись, продолжая биться, вонзать клинки и крепко сжимать кулаки.

— За Хана! — взревели они.

Тогда примарх отбросил демоническое сердце, подобрал обломок тальвара, по-прежнему искрящий энергией, и вновь зашагал в гущу битвы. Бойцы кэшика, построившись вокруг него, разили всех на своем пути. Грозовые пророки возобновили атаку, разрывая на части сами стихии и направляя их в наступающие ряды нерожденных. Грохотали болтеры, гремели боевые кличи, а орды преисподней визжали от ненависти и отчаяния.

Посреди схватки стоял на коленях чернокнижник Арвида — нетронутый, невредимый, ведущий их вперед.

За обшивкой корабля неслась вселенная, все быстрее, все дальше.

— Держаться! — рычал Хан.

Твари вопили. Белые Шрамы давали им отпор, непокорные, несгибаемые.

— Держаться!

Глава двадцать седьмая

По мощному грохоту последнего лэнс-удара Мортарион понял, что щиты «Бури мечей» наконец упали, на этот раз по-настоящему, и он может телепортироваться обратно.

Примарх взглянул на лежащих вокруг мертвецов, срубленных ударами кос, на кровь, что растекалась и собиралась в лужи по всей палубе. Все убитые стремились атаковать его, чуть ли не бросались на клинок, сражались так же свирепо и умело, как воины любого легиона, но было в них и что-то еще. Некая одержимость.

Их хан, Торгун, тоже лежал на полу со сломанным хребтом. Прикончить его оказалось непросто — он не был проворным, как братья, но превосходил их в стойкости. В конце боя взмах Безмолвия сорвал с него шлем, и Мортарион увидел лицо хана: окровавленное, тронутое смертью, но с горящими от радости глазами.

Потом он умер, как и много тысяч других, разрубленный на куски, втоптанный в металл.

— Мой господин, — раздался в комме голос Калгаро. — Наведение завершено. Переношу вас в безопасное место.

Мортарион отстраненно кивнул. Схватка обернулась изматывающей, механической резней, которая не утешила его после потери главной добычи. Даже в победе ощущался заметный привкус унижения.

На палубу обрушились лучи эфирного света, и примарха вновь пробрал холод бездны. Когда дымка рассеялась, он обнаружил себя на мостике «Стойкости», в окружении бойцов Савана с изморозью на доспехах.

Навстречу ему поднялся Калгаро. За спиной магистра осад стояли рядами прислужники Четырнадцатого легиона, офицеры и матросы из экипажа. Еще дальше, в стороне от остальных, располагалась небольшая группа воинов в золотом и фиолетовом. Во главе свиты держался первый лорд-командующий, который поклонился ему.

— Мой господин, простите за своеволие, — начал Эйдолон, — но, как вы видите, битва окончена. Я желал убедиться, что вы вернулись к нам.

Позади него, в иллюминаторах реального обзора, пылающие корабли подсвечивали пустоту красным. «Буря мечей» утратила балансировку, сотрясаемая взрывами, ее громадное тело изнутри озаряли пожары. Медленно переворачиваясь, она уходила из плоскости боя, роняя обугленные антенны и шпили с истерзанного корпуса. Флагман слишком пострадал, не было смысла его захватывать.

На дальнем фланге катастрофического сражения виднелись только разбитые, тлеющие остовы кораблей Белых Шрамов — уцелевшая часть флота отступила внутрь разлома. В погоню не могли пуститься ни его армада, ни звездолеты Эйдолона, поскольку брешь закрылась.

— Что Хан? — мрачно спросил Мортарион, как будто для простой формальности; барбарусец знал, что Джагатай ушел, вырвался из когтей, готовых сомкнуться у него на шее.

— Скрылся, мой господин, — ответил Эйдолон. — Не ведайте сомнений — победа за вами. Он бежал от вас, но варп не будет милосерден к нему.

— Победа?! — заорал примарх, резко повернувшись к лорду-командующему. Из древней дыхательной маски полетели капельки желчи. — «Победа»? Может, историческая? Чертов мутант, если для тебя это победа, значит, ты любишь боль даже сильнее, чем утверждают слухи!

Снаружи, в пустоте, боевые корабли Третьего и Четырнадцатого легионов полностью остановились. Их экипажи окунали громадные пушки в дымящиеся чаны с охладителями, отключали перегретые плазменные двигатели во избежание расплавления. Поодаль мерцали последние отблески пустотного сражения — там еще сопротивлялись окруженные космолеты Пятого, не успевшие пройти в варп-разлом. Шла охота за «языками», хотя нужда в них по большому счету исчезла.

Мортарион зашагал обратно к трону, напряженно обдумывая положение.

Еще одна неудача, еще одно пятно на репутации. Когда он вернется к Хорусу и братьям-примархам, на нем будет лежать груз позора — тяжелый, как и всегда.

Калгаро ждал с обычным спокойствием и молчал, пока к нему не обращались. Его подчиненные оставались на боевых постах, неизменно угрюмые и безмолвные. Все они хотели услышать приказ. Оглядев их выжидающие лица, Мортарион почувствовал, как внутри него пробуждается некое омерзение. Он убивал, но этого было мало. Он преследовал врага, гнал сыновей через пустоту, вдаль от славных битв, но этого было мало.

Глубоко внизу, запертый и скованный, бился в цепях искаженный монстр — Грульгор. В покоях примарха тихо гнили непрочитанные колдовские тома. Псайкеры, по-прежнему обитавшие на всех кораблях его флота, пока что сдерживали себя, но заклинания готовы были слететь у них с языка.

Мортарион вспомнил слова Эйдолона: «Вам не удастся вечно отвергать богов. Вы можете возводить стены, отдавать приказы, но не загоните обратно то, что было освобождено».

— Заканчивайте все текущие дела, — наконец проворчал худощавый примарх, опускаясь на трон. — И быстро. Потом переходим в варп.