Моя война
(Документальная повесть) - Бочкарев Михаил Александрович - Страница 30

С 1952 года я стал добиваться направления на учебу в Военно-морскую академию, но меня отпустили только в 1954 году.

В Военно-морской академии

(декабрь 1954 — ноябрь 1957 г.)

Занятия в Академии после вступительных экзаменов начались I декабря 1954 года. Слушатели нашего 1-го курса были разбиты на три класса, а в 1956 году, когда расформировали береговой факультет, в наш курс был включен класс береговых артиллеристов. Все 65 слушателей нашего курса были членами КПСС, а меня избрали секретарем парторганизации, которым я оставался три года. Старшиной курса был мой сослуживец по штабу Северного флота капитан 1 ранга Яков Васильев. Начальником курса был капитан 1 ранга Дмитрий Нагорный, который заботливо относился к своим, как он говорил, «питомцам», вникая в их нужды и помогая преодолевать бытовые и житейские трудности. Благодаря его такту и усердию наш курс стал дружным и сплоченным коллективом, в котором не было ни одного проступка и ни одного слушателя с плохими оценками. Учебный процесс, которым руководил заместитель начальника академии адмирал В. А. Алафузов, был продуманным и четким, а кафедры работали безупречно.

После окончания первого учебного года была организована месячная практика в авиагарнизонах Балтийского флота и на артиллерийских фортах Красной горки и Кронштадта. После 2-го курса я был направлен на стажировку в Потийскую ВМФ по должности начальника штаба базы. В июле 1956 года проводилось зачетное учение ВМБ под руководством командующего Черноморским флотом адмирала В. А. Касатонова, на котором роль командира ВМБ исполнял вместо отсутствующего командира начальник штаба базы капитан 1 ранга Ф. И. Савельев, а мне было приказано исполнять его штабные обязанности. Учение прошло успешно, и на разборе я получил хорошую оценку.

Классные занятия в Академии закончились в конце июля, после чего было предоставлено время для написания дипломов. Я выбрал довольно сложную тему по преодолению подводными лодками Северного флота противолодочных рубежей при прорыве в Атлантику, над которой трудился почти месяц и защитил дипломную работу с отличной оценкой. Была также проведена зачетная игра на картах, где я выступал в роли командующего Балтийским флотом.

1 ноября 1957 года нам выдали дипломы об окончании Военно-морской академии и зачитали приказ о назначении на должности. Я был назначен в распоряжение Главного штаба ВМФ для последующей работы советником. Выпускной вечер несколько раз переносился из-за занятости Главкома ВМФ, который решил лично присутствовать. Вечер состоялся в Доме ученых, на котором выступили с поздравлениями об окончании и пожеланиями успехов в службе Главком ВМФ адмирал С. Г. Горшков, командир Ленинградской ВМБ адмирал И. И. Бойков и начальник академии адмирал В. А. Андреев. С ответной благодарственной речью доверили выступить мне, и я произнес ее с большим волнением, как мне потом сказали, — удачно.

Из Главного штаба ВМФ, куда я прибыл согласно приказу, меня направили в 10-е Главное управление Генерального штаба, которое в то время выполняло и роль штаба Главнокомандующего вооруженными силами стран Варшавского Договора. Здесь мне объявили, что рассматривается вопрос о моем назначении советником по военно-морским вопросам при Генеральном штабе Войска Польского.

После отпуска и оформления всех документов перед отъездом в Варшаву я был принят начальником 10-го Главного управления — заместителем начальника Генерального штаба генералом армии А. И. Антоновым, который подробно обрисовал обстановку в Польше после известных драматических событий в предыдущем году. Тогда из Польши были удалены все военные советники. Но в этом году польская сторона запросила прислать несколько военных советников, в том числе одного моряка. После детального инструктажа в морском отделе «десятки» я вместе с женой 26 декабря на поезде Москва-Варшава тронулся в путь, не представляя, что меня ждет впереди.

В Генеральном штабе Войска Польского

(декабрь 1957 — май 1959 г.)

На вокзале в Варшаве нас встретил офицер — переводчик из аппарата представителя 10-го Главного управления при Генеральном штабе Войска Польского, отвез в армейскую гостиницу, а потом в двухэтажный домик, в котором размещался аппарат представителя «десятки» генерал-лейтенанта С. В. Чернышева, которому доложил о приезде. Он знал о моем назначении и имел справку о моей биографии.

До нового, 1958 года генерал С. В. Чернышев представил меня начальнику Генерального штаба Войска Польского генералу брони Ежи Бордзиловскому, заместителям министра обороны ПНР, начальнику оперативного управления Генштаба генералу бригады Яну Джевецкому, который потом познакомил меня с начальником морского отдела командором Куберой и определил мое место работы в его кабинете. В Советском посольстве со мной беседовал первый секретарь и военный атташе генерал-майор Орлов.

В январе на скоростном поезде «Торпедо» поехал в Гдыню, где был принят командующим флотом вице-адмиралом Здиславом Студзинским, с которым в присутствии начальника отдела штаба флота командора Людвика Янчишина состоялась двухчасовая беседа о состоянии польского флота. Потом командор в своем кабинете рассказал мне о штабе флота, познакомил с его офицерами, а во второй половине дня мы побывали на соединениях флота, находящихся в Гдыне. Знакомство с Людвиком Янчишиным постепенно переросло в крепкую дружбу, у нас установились доверительные отношения, что помогло мне в исполнении моих советнических обязанностей. Мы часто встречались, когда он приезжал в Варшаву, а я охотно ездил в Гдыню. Когда закончилось мое пребывание в Варшаве, мы некоторое время переписывались, но потом мои письма стали возвращаться с пометкой: «Адресат выбыл», и наша связь оборвалась.

На первых порах отношение ко мне в Генеральном штабе было прохладным, ко мне присматривались и проверяли мои знания и способности. Я понял, что весомой причиной такого отношения явилось то, что я не знал польского языка, и на совещаниях, куда меня приглашали, я был «немым» участником и чувствовал себя неуютно. И я решил в спешном порядке изучить польский язык, в чем мне помогал наш переводчик. Приобрел учебник польского языка и стал усердно заниматься самостоятельно. Командор Кубера плохо знал русский язык, и мы договорились после рабочего времени оставаться на один час для тренировки в разговорной речи по-польски и по-русски. Освоение польского языка пошло настолько успешно, что я через несколько месяцев отважился выступать на сборах и совещаниях на польском языке, хотя мне еще долго не удавалось четко произносить шипящие звуки. После этого отношение ко мне резко изменилось к лучшему, меня стали чаще приглашать на учения и совещания.

Несколько раз начальник Генштаба генерал брони Ежи Бордзиловский приглашал меня сопровождать его при поездках в Приморский военный округ. В прошлом он жил в СССР, был генерал-лейтенантом Советской Армии. В общении с ним я убедился в его эрудиции и большом авторитете в войсках и на флоте. Он поразил меня знанием истории русского флота и своими вопросами ставил меня в затруднительное положение, что заставило меня заняться более глубоким изучением истории нашего флота.

Пребывание военных советников в Польше закончилось совершенно неожиданно. В конце апреля 1959 года всех шестерых военных советников и генерала С. В. Чернышева принял министр национальной обороны ПНР генерал брони Мариан Спыхальский. Он объявил, что надобность в советских военных советниках отпала, вручил нам подарки и пожелал первомайские праздники встретить в Москве.

Несмотря на ограниченное время для сборов из-за ультимативного срока отъезда из Польши, мне удалось встретиться и попрощаться с Людвиком Янчишиным, командующим флотом ПНР вице-адмиралом Здиславом Студзинским, начальником морского отдела Генштаба командором Куберой. Состоялся доверительный прощальный разговор с начальником Генштаба генералом брони Ежи Бордзиловским. Тепло попрощался с представителями 10-го Главного управления Генштаба ВС СССР генерал-лейтенантом Сергеем Васильевичем Чернышевым и работниками его аппарата.