Дети Сталинграда
(Документальная повесть) - Сорокина Лилия Петровна - Страница 2

Пригнал нас немец не в комнату, а в степь, ночевали под дождем. Утром мы с дядей пошли на станцию, а он мне говорит: „Ты посиди, а я пойду хлопотать пропуск, а то нас не пустят немцы из лагеря“. Дал мне два сухаря, а сам ушел. Больше он не приходил. Я его ждал, ждал и не дождался, сел в угол и долго плакал.

Вышла тетя из комнаты и спросила: почему я плачу. Я ей рассказал, как убили мою маму, что у меня ведь никого нет — сестренку я оставил в Сталинграде одну. Тетя повела меня в комнату, посадила за стол и покормила меня. Я наелся и лег спать. Утром проснулся, вышел на улицу. Слышу: говорят, что немец удрал и все опять едут в Сталинград. Я думаю: я тоже уеду разыскивать сестренку. Меня не пустили на поезд, а взяли и отправили в Дубовский детский дом. Я все время думал о Раечке — я не знал, где она.

Сидим мы как-то занимаемся. И вот я слышу, кто-то плачет в коридоре, а Рая у нас такая плакса была. Я вышел из комнаты, смотрю: девочка стоит и плачет. Как будто Рая. Это Рая и оказалась. Я был очень рад, ведь до этого я все время думал о ней.

Теперь мы с Раей живем в детском доме, больше я ее никогда не брошу. Только мне хочется, чтобы наш папа остался живой и обязательно нас разыскал».

Об этом рассказал шестилетний Толя Гончаров в ноябре сорок третьего пионервожатой Дубовского детского дома. И другие дети тоже рассказали. Так получилась рукописная книга. В нее вошли также стихи детдомовцев. Шестилетний Гена Иванов, например, такой стих сочинил:

Война не отпускала ребят ни на шаг. Она не только была в стихах, рассказах, но и в рисунках. Витя Жириков изобразил битву под Сталинградом. Над руинами города схватились не на жизнь, а на смерть самолеты с красными звездами и ненавистной черной свастикой. На фашистские танки, которые прорвались на улицы Сталинграда, падают, дымясь, немецкие самолеты. Краснозвездные самолеты побеждают.

По морю плывет белый пароход с большой трубой и красным флагом… На нем крупно написано: «Победа». А под рисунком подпись: «Бойцы возвращаются с фронта. Чьи-то папы едут домой».

Отец Толи Арчакова, как и многих ребят, никогда не вернется — он погиб, защищая Родину. Мальчик знал это. Свою тоску и грусть он вложил в этот рисунок.

Стихи, рассказы, рисунки, вышивки заинтересовали многих не только в нашей стране. О них стало известно и за рубежом.

Была в Америке прогрессивная организация «Амбиджан». Так вот, эта организация обратилась к исполкому Сталинградского городского Совета с просьбой прислать творчество ребят в Америку. Работы выслали. В 1946 году их показали в Нью-Йорке. Нельзя было без волнения читать рассказ Толи Гончарова и других детей. Может быть, впервые американцы узнавали, сколько испытаний выпало на долю советских ребят во время войны. Они этого просто представить не могли — ведь ни одна бомба еще не упала на американских детей.

Двадцать пять лет хранил выставку ребят Дубовского детского дома, нередко с риском для себя, прогрессивный американский писатель Давид Зельтцер. Десять лет назад он побывал в нашем городе и передал работы ребят в фонд краеведческого музея.

Эти работы увидела и я. Они настолько меня взволновали, что мне захотелось написать о жизни ребят Дубовского детского дома. Через краеведческий музей я узнала многие адреса бывших воспитанников и воспитателей детского дома. Встречалась с ними.

Хочу маму!

«Когда немец начал сильно бомбить Сталинград, мы сидели в разрушенном доме, но нам оттуда пришлось бежать в другой дом, где также не было окон, не было одной стены. Я был с мамой, папой и сестренкой меньше меня, с бабушкой и дедушкой. Когда мы бежали, ранило мою маму в ногу, и она скоро умерла. Я сидел около нее. Папа ушел с красноармейцами, а я с бабушкой, дедушкой и сестренкой остался. Дедушка каждый день ходил за зерном на разбитый элеватор, мы его терли кирпичом и пекли пышки, а потом нечего было печь. Дедушка и бабушка от голода умерли. Сестренку тетя взяла, а меня военный дядя привез, где было много ребят. Нас накормили, одели, обули и привезли в Дубовский детский дом».

Олег Назаров, 5 лет.

«А как нам, ребятам, нравилось ездить и давать концерты во время выборов по всей Дубовке. И все нам было не понять, почему люди плачут и нас жалеют, когда мы так хорошо живем…»

Из письма Мили Самойловой.

Людмила Васильевна в третий раз спросила своих малышей, наелись ли они. Кажется, все ответили «да».

— И никто из вас не просит добавки? Даже не верится.

Не так давно воспитателям казалось, что они никогда не накормят детей. Все сначала просили только хлебца. И когда получали кусочек, сосали его, как конфету. Некоторые просили есть ночью. Тогда воспитатели стали приберегать свои порции для ребят. Старшие сразу это поняли. И часто можно было видеть такую картину: обед кончается, два-три детдомовца догоняют воспитателей около спального корпуса и суют им в карманы сэкономленный хлеб.

— Возьмите, ведь вы голодные.

— Э, бросьте! Что же получается, круговорот воды в природе: мы — вам, вы — нам?

Но постепенно питание детдомовцев становилось все лучше. Евгения Эдуардовна, директор детдома, сумела найти состоятельных шефов — воинскую часть, дом отдыха «Металлург», колхоз. Шефы здорово подбрасывали харчи. Так что в отношении питания воспитатели могли быть спокойны.

Но Людмила Васильевна спросила еще раз, не хочет ли кто добавки. Ей хотелось, чтобы кто-нибудь попросил, и тогда лишние двадцать минут можно будет побыть в столовой. Она оттягивала время. Она сегодня дежурила и боялась ночи. Во сне ребята зовут своих мам.

— Мама! Мама! Мамочка!

И плачут. Горько, навзрыд. Пока всех успокоишь, и сама разревешься.

Как всегда перед сном, Людмила Васильевна рассказала своим девчонкам сказку. Долго не могли уснуть. Все спрашивали об Иване-царевиче и Василисе Премудрой. Уж и спрашивать было нечего, а все не засыпали. Ребята ведь тоже боялись ночи. Наконец сон взял свое.

Она пошла посмотреть, как дела в других группах.

Пришла в самую младшую. Лампы, видно, погасили только что — пахнет гарью, керосином. Людмила Васильевна заскользила между кроватями. Тихо. И вдруг сзади нее раздался громкий шепот:

— Мама!

Людмила Васильевна неожиданно для себя ответила:

— Что? Что, моя хорошая, моя доченька.

Тоненькая фигурка Людмилы Васильевны склонилась над кроватью. Едва разглядела в темноте, кто зовет. Раечка Гончарова, маленькая мышка. Та самая Раечка, которая встретилась со своим братом в детдоме. Толя Гончаров был старше сестры года на три. Учился замечательно. И о сестре заботился здорово. Вернутся, бывало, с прогулки, он бежит к Рае, ощупывает варежки, валенки, чулки — не промокла ли. Играл только с ней. А когда на горизонте появлялась «опасность» (много приходило в детдом желающих усыновить или удочерить кого-нибудь), Толя тащил Раечку в укромное местечко, и они там отсиживались, пока посетитель не уходил. Он столько пережил за время своей разлуки с сестрой, что боялся снова потерять ее. Так вот, эта самая Раечка была окружена самым что ни на есть заботливым вниманием и все равно вспоминала, звала маму. А другие дети, у кого не было ни брата, ни сестры рядом? Можно представить, как они тосковали.

В эту ночь Людмила Васильевна решила: пусть Раечка Гончарова будет ее дочкой. Она станет брать ее на воскресенье домой, чтобы ребенок чувствовал домашнюю обстановку, знал, что и его кто-то ждет, любит.

Такое желание и у других воспитателей. Валентина Сергеевна Воронина, например, брала домой Юлю Щелкунову. Милю Самойлову взяла себе в дочки Антонина Васильевна Лымарева — повар детдома. Миля побывала в гостях у своей мамы, и ей очень поправилось. Хотя хатка у Антонины Васильевны была маленькая, в одно оконце, зато хозяйка была гостеприимная и веселая. В следующее воскресенье Миля привела с собой Люсю Самарченко.