Клятва графа Калиостро (СИ) - Крылатова Екатерина Александровна - Страница 30

Но я затыкала рот внутренней ехидне и упорно шла на контакт. С удовольствием играла, читала перед сном, просила о посильной помощи (принести что-нибудь, расставить обувь в прихожей или надеть поводок на Арчи). Павлик постепенно привыкал ко мне и уже не глядел волчонком – для ничтожного временного отрезка результат отличный, учитывая фамильную воропаевскую гордость и неслабенькое такое предубеждение. Не было никакого желания добавлять к списку Галининых провинностей еще и «эффект тети»: каждый плюет со своей колокольни, и ей не за что меня любить, но скотское отношение ко всем остальным давно превысило все допустимые пределы.

Помимо всего прочего, нас с Пашкой связывал общий секрет. Вчера вечером, не решившись будить морально укатанного папу, который уснул там же, где упал, мальчик пришел ко мне, здорово напугав. Я как раз домывала посуду после ужина, мурлыкала что-то лирическое и потому не услышала шагов.

- Вера? – позвал ребенок, дернув меня за майку.

Едва не выронив скользкую тарелку, обернулась. Укутанный в простыню Пашка – простыня была длинная и волочилась по полу, - смотрел на меня блестящими глазами, смаргивая слезинки. Он отчаянно тер лицо кулаком, борясь с ревом, но всё равно ревел.

- Господи, Паш, что случилось? – стряхнув с рук мыльную пену, обняла его.

Не отшатнулся, вопреки обыкновению, не дернулся. Наоборот, прижался всем телом, доверчиво так, словно котенок к кошке.

- П-папа… спит… я… к теб-бе…

- Тише, тише, не плачь. На вот, выпей водички.

Присев на корточки, я поддерживала кружку, пока он пил, отвела с холодного лба волосы. Замерз? Руки влажные.

- В-вера, Вер… а мама… она меня б-бросила?

- Нет, Пашка, конечно же, нет, - забормотала я, прижимая лохматую голову к своему плечу. – С чего ты взял? Ерунда какая…

- А п-почему тогда она не прих-ходит? Не з-звонит?

- Наверное, она пока не может позвонить, но обязательно…

- Они уб-били ее, да?

- Нет! Нет. Посмотри на меня.

Он послушно поднял зареванное лицо.

- С твоей мамой всё хорошо, и она обязательно позвонит, - убежденно сказала я. – Позвонит, слышишь? Она не могла тебя бросить, потому что очень любит. Не надо плакать, Паш, мы ведь рядом и никогда тебя не оставим.

- А п-папа… папу они не уб-бьют? – мальчик хлюпнул носом. Слезы перестали течь, и теперь он негромко икал.

Выходит, всё это время Павлик перемалывал в головешке мысль о потере родителей. Что мама его бросила, что папа умрет. Перемалывал и молчал. Представляю, чего он мог там себе накрутить.

- Пусть только попробуют! - я сделала страшные глаза. - Мы с тобой им покажем, где раки зимуют.

- А где раки зимуют? На Б-барбадосе?

- Ага, - подходящее местечко для плохих «дядек» и клыкастых «тетек», хотя лично я бы отправила их на Тортугу: у пиратов с нечистью разговор короткий, - там очень страшно.

- Нет, - сказал мальчик немного погодя, - на Барбадосе не страшно. На Барбадосе живет Арабелла, а она ко всем хорошая.

- Думаю, Арабелла сделает исключение.

Пашка впервые смотрел на меня вот так, с безграничным доверием и восхищением. Как же хотелось оправдать это доверие!

Дождавшись, пока я закончу с делами, мальчик за руку отвел в комнату, чтобы по пути не потерялась. Новый сюрприз.

- Можно я с тобой останусь?

- Да оставайся, - сердце в груди радостно скакнуло. – Капустина принести?

- Не надо, не уходи.

Он прильнул ко мне, потерся влажной от слез щекой о ладонь. Кому я тебя отдам, а? Правильно, никому. Мой ты, родной ребенок. Наш. А у Галины ни стыда, ни совести. Павлик же не в курсе всех этих разборок, могла бы и позвонить ради приличия. Просто взять в руки телефон и набрать номер! Он ждет её звонка, издергался весь. Какие бы чувства по отношению к бывшему мужу или ко мне она не питала, как бы ни ратовала за «справедливость», дети есть дети, тем более, твои дети. Они не повинны в грехах отцов и матерей. Жаль, что некоторым ведьмам не дано этого понять.

- Кукушка вы, Галина Николаевна, - буркнула я себе под нос, - самая настоящая. И думайте, что хотите.

Глава седьмая

Тайное становится явным

Тут мама посмотрела на меня, и глаза у нее стали зеленые, как крыжовник, а уж это верная примета, что мама ужасно рассердилась.

В. Драгунский

Артемий не бросал слов на ветер, и обещанные шашлыки состоялись.

Как же всё-таки приятно выбраться на природу! И дело тут вовсе не в маринованном «по канонам» мясе. Приятно уехать далеко-далеко, на целых шестьдесят километров, почти что забраться в амазонские дебри. Солнышко светит, птички поют… что там обычно упоминают? О, деревья шумят – нерафинированная безмятежность, и, что наиболее ценно, ни души кругом.

- А кто-то еще песни мне пел про дефицит общения, - поддел Воропаев. – В леса тебе надо, дорогая, в леса. Цурюк, цурюк натур.

Не хочу в леса – на работу хочу! Больничный давно кончился, занимаюсь тунеядством на постоянной основе. Не удивлюсь, если меня давно уволили.

- Удивляйся: не уволили, не разбрасываются у нас такими ценными кадрами. Ты в отпуске за свой счет по договоренности с работодателем, и не спрашивай, как я это провернул.

- Я и не буду, - пожала плечами, припоминая, что подобные отпуска имеют весьма ограниченную продолжительность, если, конечно, я не работающий инвалид и не ветеран боевых действий.

Место для лагеря выбрали быстро. Полянка как полянка, в двух шагах речка. Где-то рядом должна быть база отдыха из недавно открывшихся, какой-то там парк. Элка очень рекомендовала этот самый парк, но мы решили отдохнуть по старинке, без толпы туристов-энтузиастов и прочих сомнительных радостей.

Стоило выбраться из машины и открыть багажник, единственный наследник дома Воропаевых и неугомонная собачья морда помчались к реке.

- Пашка, в воду не лезь! – крикнул Артемий сыну вслед.

- Хорошо!

Добравшись до берега, Арчи светлой стрелой ворвался в реку и поплыл, загребая лапами, рассекая слабое в этой части течение. Его довольное хрюканье вынудило Пашку завистливо вздохнуть.

- Тоже плавать хочется? – спросила я, подходя.

- Да нет, - безмятежно улыбнулся мальчик, - я плохо плаваю. Классно у него выходит!

Нанырявшись, пес выбрался на берег и отряхнулся, обдав нас веером мелких брызг. Пашка отворачивался и заливисто хохотал, Арчи лаял и тянул его за собой, в реку. Зацени, мол, хороша водичка. Водичка и вправду приятная: утром дождь прошел, в самый раз.

Приподняв подол летнего сарафана, я вошла в воду по щиколотку. Мелкие камушки царапали босые ноги, но больно не было. Пошевелишь пальцами, и влага будто залижет ранки. Пахло рекой и лесом, немного – костром, запах влажной листвы мешался с ароматом дыма. Мимо пробежал Арчибальд, встряхнул палевой шкуркой, и флер мокрой псины затмил собой все остальные запахи.

Пока мы прохлаждались, Артемий возился с шашлыком и мангалом. Жидкостью для разжигания он принципиально не пользовался, а купленные в хозтоварах угли доводил до какого-то особого, одному ему известного состояния. Отпустив Пашку на волю, я взялась за нарезку овощей и сортировку нарезок. Складной столик у нас тоже был, не пришлось использовать багажник. Попутно вскипятила магией старенький жестяной чайник и сделала бутерброды. Есть почему-то не хотелось, одна мысль о скворчащем на огне шашлыке вызывала тяжесть в желудке. Проглотив на пробу маленький кусочек помидора, долго полоскала рот водой, выдворяя ставший вдруг ужасно мерзким вкус.

Арчи ужом вился вокруг Воропаева, выпрашивая мясо. «Ну хоть кусочек, хоть ошметочек! Поделись с бедным ребенком! Ну чего тебе стоит?» - говорили несчастные собачьи глаза, пока наглая моська пыталась как бы невзначай заглянуть в кастрюлю. Артемий щелкнул его по носу и послал жевать хлебушек. Тогда Арчи совершил прыжок кобры и намертво вцепился в шампур, точнее, в нанизанные на шампур куски. В несчастных собачьих глазах читалась решимость бороться до последней капли маринада.