Каперский патент (ЛП) - О'Брайан Патрик - Страница 45

Эскадра прошла мимо. На шлюпках можно было разглядеть фонари, прикрытые от все еще далекого берега. Послышались тихие резкие возгласы – вахтенные на шести шлюпках «Сюрприза» пришвартовывали новоприбывших. Джек перегнулся через кормовой поручень и скомандовал:

— Командирам шлюпок подняться на борт.

Его глаза уже привыкли темноте, и моряков неплохо было видно в отраженном свете от нактоуза: мускулистый помощник штурмана лет тридцати с «Тартаруса», остальные трое — боцманы. Опытные моряки того рода, каких Джек знал и ценил. Они назвали свои корабли и число людей в шлюпках. Из ответов на вопросы следовало: они понимали, что нужно сделать. А по их виду можно было довольно уверенно предположить, что они так и поступят.

— Все матросы как следует поужинали перед тем, как сойти с кораблей? — уточнил Джек. — Если нет, можно накормить их здесь. В таком деле сытое брюхо — половина сражения.

— О да, сэр, — ответили все. Матросам выдали свежую свинину, а на «Тартарусе» — свиной пудинг [33].

— Теперь сэр, если изволите, — раздался недовольный, хриплый Киллика за спиной Джека, — пирожные готовы, а жареный сыр пропадет, если его не съесть горячим.

Джек бросил взгляд на далекий берег, кивнул и спустился вниз. Стивен уже был там, сидя при свете одной свечи:

— Наверное, актеры на сцене вот так же ждут, пока поднимется занавес, — заметил доктор. — Интересно, они тоже ощущают искажение времени, будто бы настоящее движется, но лишь тенью на циферблате, и незаметно в любой момент может повернуть вспять?

— Возможно, — ответил Джек. — Мне рассказывали, что пиры на сцене целиком из картона — картонные сосиски, картонные бараньи ноги, картонная ветчина. И они убеждают нас, что пьют из этих картонных бокалов. Господи, Стивен, да это же знаменитый страсбургский пирог! Ты его пробовал?

— Нет.

— Давай я тебе отрежу кусок.

Обычно опиум так ослаблял аппетит Стивена, что после существенной дозы он получал мало удовольствия от еды, но теперь он признался: «Необычайно вкусно» и подвинул тарелку для новой порции.

Затем последовал жареный сыр, и они разделили бутылку «Эрмитажа». Это вино они очень любили, и оба знали — возможно, это последняя бутылка в их жизни. Если тому суждено, то они хотя бы завершают жизнь благородно — вино оказалось славным, хорошо выдержанным и на пике своей жизни. Такое вино может выдержать морскую качку. Пили они его медленно, без лишних слов, в дружелюбной тишине при свете свечи, пока корабль уверенно шел к берегу.

Уже больше часа не отбивали склянки, но Джек слышал, как сменились рулевые. Он допил бокал и, еще ощущая вкус вина, достал азимутальный компас собственной конструкции, предупредив Стивена: «Нужно взять пеленги».

Далеко за кормой все еще виднелась эскадра, хотя и гораздо более размыто (приказ «Погасить огни» раздался вскоре после их встречи), а прямо по курсу громоздился высокий мыс Боухед — черное пятно в темноте милях в трех впереди.

Каждые две минуты земля пропадала из виду — луч маяка ослеплял наблюдателя, но когда он пропадал, ночное зрение успевало вернуться. Можно было различить сияние огней на берегу и кое-как — очертания берега к норд-норд-осту от мыса.

Вдоль всего берега уже можно было различить белую полосу прибоя, особенно у подножия мыса — значительное волнение сочеталось с поднимающимся приливом. Расположение суши Джек знал прекрасно благодаря превосходной зрительной памяти и долгому изучению карты. Через полчаса можно скорректировать курс к задуманному месту стоянки с хорошо держащим якорь грунтом, там фрегат будет прикрыт от огня орудий, защищающих уязвимый перешеек.

— Мистер Пуллингс, — спросил он в тишине, — якорь под крамболом?

— Так точно, сэр, со шпрингом, заведенным по правому борту с кормы.

— Тогда спускайте его дюйм за дюймом в клюз. Потом можем отдать его без всплеска. Я пока взгляну на шлюпки.

Он отдал компас рулевому старшине и пошел на корму. На «Сюрпризе» он чувствовал себя дома, словно в Эшгроу, а может, даже и больше. Так что он перебрался через кормовые поручни и по кормовому трапу без раздумий. По шлюпкам он добрался до баркаса «Тартаруса».

— Как поживаете? — тихо поинтересовался он.

— А вы как, сэр? — ответили они, дружно, но тихо. Обри ощупал прокладки в гнездах уключин и похвалил: — Хорошо, очень хорошо. Сейчас мы отчалим, так что напоминаю — ни слова, ни единого слова, и гребите тихо. Когда вас отцепим — сушите весла, надевайте нарукавные повязки и будьте готовы грести как герои, когда я позову, но ни секундой раньше.

— Готовы, так точно, сэр, — пробормотали они.

Матросы с «Дельфина», «Кэмела» и «Валчера» получили те же приветствия и инструкции, и их тоже впечатлила необходимость тишины. Когда Джек снова поднялся на борт, то начал брать пеленги. Прибой был отчетливо виден, а загнутый край шляпы помогал прикрыть глаза от странствующего луча маяка.

Он тихо отдавал распоряжения рулевому. Когда пеленги подтвердили нужное место, он убрал паруса, и фрегат призраком качался на волнах прилива лишь под фок— и грот-стакселями, а мягкий ветер задувал с правого траверза. В могильной тишине они прошли под высоким холмом с маяком — так близко к берегу, что почти зацепили буруны, а матросы задержали дыхание. Даже когда фрегат прошел выступ мыса, равномерный гул прибоя раздавался на расстоянии пистолетного выстрела по левому борту.

Теперь их скрывала тень холма, даже рассеянный свет маяка сюда не доходил, а освещал холм, жизненно важный, прикрывающий их холм по эту сторону форта. Джек спустил паруса и скомандовал: «Приготовиться к отдаче якоря». «Сюрприз» дрейфовал с приливом. Луч маяка снова осветил холм. Фрегат оказался именно там, где хотелось бы Джеку, и он довольно громко скомандовал: «Пошли!»

Якорь тихо опустился на глубину в восемнадцать саженей, они вытравили достаточное количество каната, обмениваясь лишь краткими словами и жестами. Когда якорь забрал грунт, они налегли на шпринг, пока борт не повернулся к перешейку. Там можно было различить несколько огней — самую южную часть города.

Джек посмотрел на часы в свете нактоуза и приказал: «Команда синего катера — вперед». Они уже полчаса как сгрудились у трапа правого борта под командованием канонира. После них, с других трапов, команда пинассы под начальством Дэвиджа, гичка (Вест), тузик (Битти, плотник) и, наконец, команда его собственного катера. Когда мимо прошел Бонден, Джек взял его за руку и тихо приказал: «Очень внимательно присматривай за доктором, когда пойдем на абордаж». Потом он спустился в каюту, где Стивен играл с Мартином в шахматы при мерцании свечи, с саблей на столе.

— Ты идешь? — спросил Джек. — Мы уже готовы.

Стивен с улыбкой встал, нацепил на плечо перевязь сабли. Мартин с выражением глубокой обеспокоенности на лице затянул ее позади. Джек провел Стивена на квартердек, на корму, к кормовым поручням, где Пуллингс и Мартин пожелали им удачи, а потом и по кормовому трапу. Шлюпки уже выстроились в длинную, сцепленную линию, которую должен был вести капитанский катер. Когда Джек спустился в шлюпку, последним из абордажной команды, Бонден отчалил, и Джек пробормотал: «Весла на воду!»

Поначалу пришлось грести против течения и ветра, но первые сорок пять минут рвение матросов делало эти сложности незаметными. К этому времени они прошли оконечность мыса Боухед, оставив позади буруны. Гребли усердно, ровно, ни единого скрипа уключины, ни звука, кроме сдавленного кашля. От мыса Джек бросил взгляд на море — эскадры не видно. Баббингтон должен тихо приближаться.

Вдоль мыса и на ост им помогал прилив. Джек проверил скорость — шли слишком безудержно, и передал вдоль по линии шлюпок приказ сменить гребцов.

Через двадцать минут показалась дальняя сторона порта, окутанная хорошо различимым светом. Он становился все ярче, и теперь можно было разглядеть не только северную, хорошо освещенную внутреннюю часть бухты, но и, что гораздо важнее, волнолом. Они мягко гребли, подходя ближе и ближе. Из-за волнолома показался дрожащий огонек и быстро приближался. Может, это всего лишь рыбацкая лодка выходит на ночной лов? Джек открыл заслонку потайного фонаря.