Воды спят - Кук Глен Чарльз - Страница 19

– Много лет назад начало было положено одним моим другом. После того, как мы похоронили его, я продолжал учиться сам.

Все это время мой взгляд был неотрывно прикован к его лицу. Для старого ученого, чья зацикленность на своей работе была предметом насмешек молодых копиистов, он производил впечатление человека на удивление умственно гибкого. Но, в таком случае, он был гораздо умнее, чем казался. Может, даже понимал, что, сорвись с его губ лишнее слово, и его труп поплывет по реке, чтобы упокоиться где-нибудь в болотных топях.

Нет. Господин Сурендранат Сантараксита пока еще не жил в мире, где тот, кто читал и хранил в памяти священные тексты, мог одновременно резать людям глотки и иметь дело с колдунами, мертвыми и ракшасами. Господин Сурендранат Сантараксита не думал о том, что с ним станет, если он сболтнет лишнее. Просто он был кем-то вроде святого отшельника, обеспокоенного только тем, чтобы защитить все то хорошее, что было в знании и культуре. Это, собственно, было ясно для меня и раньше, по прошлым наблюдениям. Но не вызывало сомнений и другое – наши мнения по поводу того, что именно можно назвать «хорошим», наверняка не всегда совпадают.

– Значит, ты просто очень хочешь учиться.

– Я испытываю влечение к знаниям сродни тому, как некоторые люди испытывают влечение к удовольствиям плоти. Так всегда было. Я ничего не могу с этим поделать. Это страсть.

Сантараксита наклонился, внимательно вглядываясь в мое лицо близорукими глазами.

– Ты старше, чем кажешься.

Я не стала возражать.

– Меня считают моложе, чем на самом деле, из-за маленького роста.

– Расскажи мне о себе, Дораби Дей Банерай. Кем был твой отец? Из какой семьи происходила твоя мать?

– Вряд ли вы слышали о них.

У меня мелькнула мысль, что, может быть, не стоит развивать эту тему. Однако Дораби Дей Банерай имел свою историю, и я вживалась в нее на протяжении целых семи лет. Если просто не выходить из образа, все будет выглядеть вполне правдоподобно.

Оставаться в образе. Быть Дораби, которого застали за чтением. Предоставить Дреме отдыхать и не беспокоиться о том, что делать, пока не придет время вновь выйти на подмостки.

– Ты чересчур принижаешь себя, – сказал Сантараксита. – Возможно, я знал твоего отца… Если он был тот самый Доллал Дей Банерай, который не смог воспротивиться призыву Освободителя вступать в его легион, одержавший потом победу при Годжийском броде.

Я уже упоминала о том, что отец Дораби умер, и не могла сейчас взять своих слов обратно. Как могло случиться, что он знал Доллала? Банерай – одна из самых старых и наиболее распространенных традиционных таглиосских фамилий. О людях, ее носивших, упоминалось и в том тексте, который я читала совсем недавно.

– Наверно, это был он. Я не знал его хорошо. Помню, как он хвастался, что был одним из первых, кто завербовался. Он принимал участие в походе Освободителя, когда нанесли поражение Хозяевам Теней. И так и не вернулся с Годжийского брода. – Кроме этого, мне мало что было известно о семье Дораби. Я не знала даже имени его матери. Как такое могло произойти, чтобы во всем огромном Таглиосе я столкнулась именно с тем человеком, который помнил его отца? Фортуна и в самом деле богиня с причудами. – Вы хорошо его знали? – Если это было так, библиотекарю, похоже, придется все же исчезнуть, иначе мое разоблачение неминуемо.

– Нет. Нельзя сказать, что хорошо. Скорее даже плохо. – Теперь у господина Сантаракситы сделался такой вид, точно у него пропало желание говорить на эту тему. Обеспокоенный и задумчивый. Немного помолчав, он сказал. – Пойдем со мной, Дораби.

– Господин?

– Ты завел разговор об университете в Викрамасе. У меня есть перечень вопросов, которые задают тем, кто хочет его посещать. Просто из любопытства мне хотелось бы проэкзаменовать тебя.

– Мне мало что известно о Джанай, господин.

По правде говоря, в хитросплетениях своей собственной религии я не слишком-то хорошо разбиралась и поэтому всегда опасалась того, что кому-то вздумается экзаменовать меня в этом смысле более детально. Другие же религиозные учения были просто напичканы такими персонажами, как, скажем, Кина, гордо шествующая по земле. Мне вовсе не улыбалось запинаться о валуны всяческих нелепостей, торчащие из почвы моей собственной веры, которую я, к стыду своему, возделывала безо всякого усердия.

– Этот экзамен по сути своей не религиозен, Дораби. Он выявляет качества потенциального студента в области морали, этики и способности мыслить. Монахи Джанака не хотят давать образование людям, у которых запятнаны души.

В таком случае, мне придется погрузиться в образ Дораби очень глубоко. У Дремы, веднаитки и девушки-солдата из Джайкура душа была чернее, чем ночная тьма.

14

– И что ты потом сделала? – спросил Тобо.

Набив полный рот ароматным рисом по-таглиосски, я ответила:

– Потом я пошла и навела в библиотеке чистоту.

А Сурендранат Сантараксита остался там, где был, застыв от потрясения, которое вызвали у него ответы жалкого уборщика. Я могла бы объяснить ему, что всякий, кто внимательно прислушивается к уличным рассказчикам, проповедям нищенствующих жрецов и легко доступным бесплатным советам отшельников и йогов, сможет удовлетворительно ответить на большинство вопросов из Викрамаса. Проклятие, да любая веднаитка из Джайкура была способна на это!

– Мы должны убить его, – сказал Одноглазый. – Как будем делать это?

– Другого у тебя нет на уме, да? – спросила я.

– Чем больше мы прикончим сейчас, тем меньше будет их болтаться вокруг и трепать мне нервы, когда я состарюсь.

Может, он так шутит? Не знаю.

– Давай будем беспокоиться об этом, когда ты начнешь стареть.

– Расправиться с этим типом будет проще простого, Малышка. Он ничего такого не ждет. Бам! И нету. И никто даже не побеспокоится. Задуши этого придурка. И оставь на нем румель. Пусть это будет на совести нашего старого приятеля Нарайяна. Он в городе, и нужно постараться побольше вывалять его в дерьме.

– Следи за языком, старик. – Одноглазый забулькал, выплевывая скотские ругательства на тысяче языков. Я повернулась к нему спиной. – Сари? Ты что-то совсем притихла.

– Пытаюсь переварить то, что заработала сегодня. Между прочим, Джауль Барунданди был очень огорчен, что ты осталась дома. Забирая себе часть моего заработка, пытался вычесть твою долю. В конце концов, он довел Минх Сабредил до ручки. Я пригрозила, что закричу. Он, конечно, не поддался бы на мое запугивание, если бы его жена не оказалась поблизости. Ты уверена, что оставлять в живых этого библиотекаря не опасно? Если устроить ему «естественную» смерть, никто ничего не заподозрит…

– Может, это и опасно, но одновременно и полезно. Господин Сантараксита хочет провести надо мной в некотором роде эксперимент. Посмотреть, можно ли на самом деле собачку из низшей касты обучить вставать на голову и притворяться мертвым. Как там Душелов? И что с Тенями? Ты узнала что-нибудь?

– Она выпустила на свободу всех, которые у нее были. Рискованно, конечно, но, наверно, ей уж очень хотелось напомнить городу о своем могуществе. Она рассчитывала, что их жертвами станут иммигранты, которые живут на улицах. О них никто не побеспокоится. Перед рассветом домой вернулась только горстка Теней. Мы подержим наших пленников до завтра.

– Можно было бы захватить еще несколько…

– Летучие мыши, – сказал Гоблин, плюхнувшись в кресло. Одноглазый делал вид, будто дремлет. Хотя по-прежнему крепко вцепился в свою палку. – Летучие мыши. Этой ночью летучих мышей было видимо-невидимо.

Сари кивнула в подтверждение.

– Помню, перед тем, как отправиться в поход против Хозяев Теней, мы все убивали летучих мышей, – сообщил Гоблин. – За каждую нам платили премию, и на нее даже можно было прожить. Но ведь Хозяева Теней использовали их как шпионов.

Мне припомнились времена, когда безжалостно убивали ворон, считая их «глазами» Душелова.