Партизанский отряд "Земля". Выжившие (СИ) - Заречная Анастасия - Страница 5

Мужчина опустил руки вниз, а потом сказал извиняющимся тоном:

– Вы уж простите старика, если что. Водку будете, сынки?

– Будем! – кивая ответил Стас и протянул старику назад его ружье со словами: – На, держи назад свой агрегат.

– Вот теперь точно верю, что свои, – ехидно улыбаясь ответил мужчина и побрёл через заросший сорняками сад, пригласив военных взмахом руки следовать за ним. – Меня, значит, Василием Петровичем кличут. Можно просто Петровичем.

– Тёзки будете? – Стас показал на молча идущего сзади рядового. – Вот этого малого, которого ты пристрелить только что пытался, тоже Васей зовут.

– Да извинился я уже. Не серчайте на старика-то…

Василий Петрович довёл гостей до калитки накренившегося забора и открыл её, пропуская их внутрь. Потом он вошел в дом, обтерев ноги о лежащий перед дверью коврик, снял ботинки и аккуратно поставил их на полочку, попросив остальных последовать его примеру. Военные в точности повторили действия старика и только после этого он открыл вторую дверь и позволил всем войти внутрь.

– Садитесь за стол, сынки, я сейчас, – сказал Петрович, направляясь вглубь дома.

Стас с Васей сели за большой стол, рассчитанный по меньшей мере человек на шесть, и стали ждать хозяина сего жилища, облокотившись локтями на столешницу, накрытую немного посеревшей от времени, но тщательно выглаженной скатертью. Старик откинул угол лежащего на полу коврика и открыл притаившуюся под ним дверцу в подвал. Затем он спустился вниз по лесенке и позвякивая банками принялся копаться там на полках, поочередно извлекая и ставя прямо на пол трёхлитровую банку с огурцами, затем маленькую баночку с грибами, и, наконец, пол-литровую бутылку водки.

Гости же в это время не упустили возможности детально рассмотреть внутреннее убранство дома. Сказать, что царящая вокруг обстановка была старой – значит, не сказать ничего. Обстановка просто источала дух старины. Вся мебель была деревянной, прочной, на толстых круглых ножках. В углу напротив стола расположилась царица всех старых русских домов – большая, выложенная из кирпича печь с полатями, на которых лежали подушки и цветастые лоскутные одеяла. На стене висели старые резные деревянные ходики, ритмичными постукиваниями отсчитывающие секунды. У Стаса с Васей сложилось впечатление, будто они провалились лет эдак на сто назад. Единственное, что выбивалось из интерьера, это стоящий на комоде ламповый телевизор, накрытый сверху скатертью с ручной вышивкой.

– У меня тут не роскошно, – сказал Петрович, расставляя на столе поднятые из погреба банки, – но, как говорится, чем богаты, тем и рады. Привык я ко всему этому, вросло оно внутрь меня, словно дерево вростает корнями в землю.

Затем старик направился к стоящему возле стола большому буфету, открыл скрипящую деревянную дверцу, и начал доставать оттуда белые тарелки с цветочным рисунком, гранёные стеклянные стаканы и начищенные столовые приборы. Посуда также была очень старой на вид, немного потрескавшейся и потерявшей былые краски, как и всё окружающее.

– А как Вы тут, Василий Петрович, оказались? – спросил Стас. – Мы решили, что здесь всё заброшено давно.

– Я тут один живу уже, значит, лет двадцать. Все постепенно в город перебрались, после того, как колхоз наш прикрыли. И жена моя с детьми. А я, значит, тут остался, не смог бросить это всё. Родился я тут, и вырос, вся жизнь моя в Труженике прошла. Даже помню, что раньше здесь был вовсе и не Труженик, а деревня Зайцево, – сказал старик с грустью и взялся за бутылку. – Давайте-ка по одной за знакомство, значит, а потом вы мне расскажете, что за вражина на нас нападать решилась.

Петрович уверенной рукой разлил в три стакана грамм по пятьдесят водки и первый схватился за один из них, а во вторую руку взял маринованный огурец из тарелки. Стас повторил действия старика и пристально посмотрел на рядового. Тот сидел и грустно гипнотизировал предназначенный ему стакан, не решаясь притрагиваться к нему.

– Ты бери, Вася, бери, – сказал ему Стас, – нервы надо расслабить немного. Главное меру знай, а то откачивать тебя потом не хочу.

Мужчины звонко чокнулись гранёными стаканами советских времён и залпом выпили их содержимое, закусив огурцами. Вася при этом чуть не задохнулся, его глаза резко увеличились в размере, а про закуску он и вовсе забыл. Стас пробкой затолкал ему в рот крупный огурец и похлопал по щекам, приводя в чувства.

– Что за молодёжь нынче хлипкая! – воскликнул Петрович, глядя на всё это. – Вот в наше время деды самогонку гнали, вот это я понимаю! Не ровня водке нынешней! – старик замолк, улыбнулся и продолжил извиняющимся тоном: – Закуска слабовата. Я бы предложил картошечки своей деревенской, но печь ещё не топлена. Вы грибочки испробуйте, местные, сам прошлой осенью собирал, значит, и в банки закрывал. Вас как звать то, сынки?

– Старший лейтенант Станислав Князев, можно просто Стас.

– Рядовой Василий Тихомиров. Вася то бишь. Водитель я.

– Значит, ты, старший лейтенант, рассказывай, что такое на земле нашей твориться? – снова спросил Петрович.

– Всего мы и сами не знаем, Петрович. Как ни печально это признавать, но я вовсе не уверен, что против этого врага нам удастся выстоять. От них нас ни холодная зима, ни обильные снега не спасут. Честно говоря, вообще не знаю, что дальше делать. Мы с Васей не ахти какая армия великая, а других выживших мы пока не видели, ты вот первый.

– А где же войска все наши? Вы ведь не сами по себе должны быть?

– Получается, что теперь мы как раз-таки сами по себе и есть. Всю нашу базу с воздуха разбомбили, нам повезло, что мы за периметром в это время находились, только это и спасло. Ты, Петрович, корабли в небе видел? Круглые такие, странные.

– Да как не видеть, видел. Жужжали тут аки пчёлы, значит. Я в доме сидел, из окна на них смотрел. Потом взял своё ружьё да на чердак дома бабки Ефросиньи полез, оттуда видно получше. Так вас и заметил, когда вы пешком сюда шли. Думал, что вы тоже с этими леталками, значит, заодно.

– Ага, а потом решил нас пристрелить не представляясь, – пробурчал молчавший до этого Вася.

– Да извинился я уже, значит. Правда, сынки, виноват я, старый пень.

– А ружьецо у тебя знатное, Петрович, где раздобыл такой раритет? – спросил Стас.

– ИЖ-49, – сказал Петрович, бережно взял прислонённое к стене ружье в руки и с любовью погладил его по стволу. – Пятьдесят первого года выпуска, от отца мне досталось. Таких мало очень было, потом решили, что ствол слишком тяжёлый и перестали такие выпускать. А по мне так в самый раз. Если к вещи бережно относиться, так она тебе, значит, и служить долго будет.

– А патроны где берёте, Василий Петрович? – спросил Вася, за обе щёки уплетая очередной огурец.

– Вот давай только без «выканий», тёзка молодой. Я человек простой, и живу тут один, а не во множественном числе. А в ответ на твой вопрос: сам я их, значит, набиваю. Гильз пустых много в запасе, порох да дробь с капсюлями в городе закупаю. Меня отец этому ещё в детстве научил. Да как на зайцев охотиться. У нас их тут полно бегает, особливо развелись после того, как все уехали и охотиться стало некому, – сказал Петрович и первым съел гриб из тарелки, раз гости не решались, а потом добавил: – Кроме меня, значит.