Отшельник (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena" - Страница 40

– Ааааа, я лечу, – засмеялась и вдруг увидела, как напряглись его пальцы на руле.

– Твой смех – это самое охренительное, что я слышал за последние годы.

Мне никто никогда такого не говорил, сердце забилось сильнее. Куда-то исчезли мысли о том, как сильно я его ненавижу. Словно за пределами его жуткого дома все изменилось. Словно вообще все могло быть иначе с ним. И я вдруг поняла, что даже это зависит от него. Каждая моя эмоция. Он ими управляет.

– В тебе много всего, чего я никогда не видел в других. Нельзя быть такой, Надя. Ты меня с ума сводишь. Смотри на дорогу. Нельзя отвлекаться от зверя – потеряла бдительность, и ты уже мертва. Ты можешь им управлять, и он послушно сделает все, как ты хочешь, но он может убить тебя в две секунды.

Мне стало не по себе от его слов. Было в них что-то зловещее, и в то же время каждое из них просачивалось под кожу и дразнило своей двусмысленностью. Его рука накрыла мою, выравнивая машину.

– Смотри на белую полосу, она поможет ехать ровно. Ну как? Нравится?

– Даааа, – восторженно закричала я и снова рассмеялась. – Это так здорово.

– Кажется это было твое первое «да». Мне.

Я засмеялась снова, вдавливая педаль сильнее и чувствуя, как ветер отшвырнул волосы назад.

– А нас не остановит полиция?

Теперь расхохотался он.

– Нет. Не остановит. Скорее, я остановлю их, чтоб подкачали мне колеса.

И в этот момент мне перестало быть смешно и весело. А ведь это по-настоящему страшно. Этот человек может сделать со мной что угодно. Резать меня на глазах у толпы, и ему ни черта за это не будет.

– Везете меня в город. Не боитесь, что я сбегу?

– Нет. Я найду и накажу тебя. А если не найду – перекрою финансирование германской клиники… И найдешься сама. Так что бояться должна ты. И не только за себя.

Ответил очень спокойно примерно тем же тоном, что говорил о том, как я свожу его с ума. Я сбросила руку Огинского со своей.

– Я не хочу больше вести. Мне надоело.

– Получать честные ответы на свои вопросы?

– Делать вид, что мы обычная пара и мне с вами весело.

– Нет, солнечная девочка, мы никогда не станем обычной парой. Со мной это просто невозможно. Смирись прямо сейчас, и жить станет легче.

– Смирение не моя добродетель.

Усмехнулся, накрывая мою руку своей опять.

– Жми на тормоз и плавно сворачивай на обочину. Да, вот так. Молодец, девочка.

Резко повернул меня к себе за лицо, когда мы полностью остановились.

– У тебя появится много добродетелей, но и много самых грязных пороков. И один из них у тебя уже есть…

– Какой? – с вызовом спросила я.

– Кончать, когда я ласкаю твое тело. Так грязно и так сладко кончать.

В горле пересохло от его слов. И стало нечем дышать. Он слишком близко, и мы одни на пустой трассе. А ведь он может сделать со мной что угодно, и меня никто и никогда не найдет. Огинский вдруг расхохотался, запрокинув голову. Громко и оскорбительно.

– Конечно, я псих. Но я не собираюсь тебя убивать… я всего лишь испробую на тебе все мои фантазии. Тебе интересно какие?

– Нет! – выпалила. Отодвигаясь от него к окну. – Мне неинтересно, что придумает твой извращенный мозг!

Продолжая смеяться, навис надо мной.

– Ты заметила, что, когда мы говорим о сексе, ты переходишь на «ты». Так вот, я не собираюсь тебя убивать, малышка. Я собираюсь тебя трахать. Всеми способами, какие придумал мой… эмм… извращенный мозг. И, да, ты будешь умирать. От наслаждения.

– Ни за что! Ты мне омерзителен. Все, что ты делаешь со мной насильно, мерзко и до тошноты гадко. Словно меня пачкают грязью, и она стекает внутри меня липкими потеками. Но если в этом твой кайф… наслаждайся. Я ведь не могу тебе помешать! А кроме насилия ты ничего не умеешь!

Звериные глаза полыхают так, что я обугливаюсь до костей. Теперь и в них плескается злость. Задела. Впервые увидела, как задела.

– Выходи из машины.

Всю остальную дорогу мы ехали в тишине. Он врубил музыку на всю громкость. А мне не верилось, что я могу его вот так разозлить. И вспоминались слова Ларисы «он повернут на тебе». Неужели это правда? Бросала взгляды на его профиль и сильно сжатые челюсти. Но ненависть не обжигала, как раньше. Может, потому что он перестал меня ломать. Я наивно в эту секунду решила, что перестал. Огинский привез меня в город и водил по магазинам дотошно и долго. Заставлял примерять самые разные наряды, и я моментами злилась до невозможности, а моментами сама любовалась шикарными нарядами и снова психовала, когда он отрицательно качал головой, явно показывая, что у меня ужасный вкус. А бывали моменты, когда его взгляд вспыхивал и ноздри начинали трепетать, меня обжигало резонансом и становилось жарко. Тут же хотелось все с себя содрать, замотаться в старье, испачкать лицо и стать уродливой.

Когда я вышла к нему в черном платье с золотыми вставками, он вдруг резко встал с кресла. И при всей моей ненависти к нему сердце вдруг сильно заколотилось в горле. Этот голодный взгляд заставил задохнуться от ответной волны какого-то странного триумфа… что вот это чудовище ТАК на меня смотрит. Обошел со всех сторон, заставляя выровнять спину. Продавщицы крутились вокруг, но он вдруг им приказал.

– Пошли вон. Пусть нас не беспокоят.

Я опасливо обернулась, а он остановился позади меня, и теперь я видела нас обоих в зеркале напротив.

Достал из кармана бархатный футляр, извлек из него ожерелье из золота с черными камнями. Повел им по моему плечу, заставляя вздрогнуть от касания металла к коже. Надел мне на шею и не торопясь застегнул. Из зеркала на меня смотрела совсем другая женщина. Не я. И от нее дух захватывало… она точно не могла быть мною, и бешеный взгляд Огинского смотрел на нее в жажде сожрать. Мне даже показалось, что он может оскалиться, как хищник, и впиться клыками мне в кожу.

– Если грязь облачить в золото, она уже не так отвратительна, верно, Надя? Тебе ведь нравится ощущение тяжести драгоценностей на своей шее? Я могу осыпать тебя ими с ног до головы за все твои «да».

– Сколько не облачай грязь в золото, она все равно останется грязью, – ответила я ему, глядя в глаза через стекло.

Набросил мне на плечи кружевной черный шарф. Так, словно делал это с другими женщинами и довольно часто.

– Твоя красота завораживает, Надя. Ты ядовитая маленькая дрянь, которая сводит меня с ума и заставляет желать причинить тебе боль. Много боли. С тобой не выходит «не так». Ты сама заставляешь зверя срываться с цепи… и знаешь, что… – сдавил мою руку чуть выше локтя, – ему это нравится. Ведь это дает право рано или поздно порвать тебя на куски. Грязь, значит?

Резким движением развернул к себе и впечатал в зеркало, сдернул верх платья на талию, задохнулась от прикосновения холодного воздуха к голой коже.

– Не смей! – всхлипнула и с какой-то совершенно безумной надеждой подумала о продавщицах там за дверью.

– Один крик и там снаружи кто-то умрет. Ты хочешь взять на себя такой груз вины и настолько испачкать свою совесть….она не тело, ее не отмоешь в ванной?

Я смотрела на него исподлобья, чувствуя, как волны страха накатывают издалека.

– Чего ты хочешь от меня?

– Оставить на тебе пару пятен, малышка. Сними трусики и засунь их себе в рот.

Отрицательно затрясла головой.

– Снимай.

Внутри все похолодело.

– Я сказал – снимай, или сниму я.

Медленно стянула трусики, дрожа от ужаса и глядя ему в лицо. Все очарование испарилось и стало нечем дышать от паники. Он отобрал у меня скомканное черное кружево.

– Открывай.

Качнула головой, чувствуя, как начинают наворачиваться на глаза слезы.

– Мой член или твои трусики.

Открыла рот, проклиная его, содрогаясь от бессильной ненависти, ужаса и надвигающейся истерики. Как можно быть в одну секунду до сумасшествия обаятельным и уже в следующую превращаться в ублюдочного психопата. Огинский с выражением дичайшего наслаждения на лице засунул мне в рот кружево, поворачивая лицо к себе и глядя в глаза, повел пальцами по моим волосам.