Отшельник (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena" - Страница 28

- Не скажу…- тихо прошептала я…- не скажу больше! Это уже не имеет значения!

Оттолкнул от себя с такой силой, что я пошатнулась, ответах в стену, ударяясь о нее головой, чувствуя во рту привкус крови.

- Не имеет. Ни одно твое слово! И как? – двинулся на меня. - Понравилось с ним? – захохотал, как ненормальный, взахлеб, запрокидывая голову, и мне снова показалось, что передо мной психопат, стало страшно. Впервые рядом с ним мне стало до дикости страшно. – Я даже не думал, что моя маленькая жена любит играть в такие грязные игры. Ты бы сказала… я бы поиграл с тобой. В любую игру! В любую! Или с ним кончаешь сильнее? Сколько раз, трахаясь со мной, ты думала о нем, шлюха?!

Схватил за лицо и резко повернул мою голову в сторону, какое-то время смотрел на мою шею, а потом ударил снова. Наотмашь с такой силой, что у меня перед глазами потемнело, а из носа потекла струйка крови, медленно повернулась, глядя ему в глаза:

- Когда-нибудь… когда ты узнаешь правду, ты вспомнишь именно вот эту секунду. Ты уже убил меня… Не сегодня и не сейчас. Ты убил меня, когда поверил. Не мне.

Ты сделал это с нами… убил меня и себя, Максим.

И он ударил еще раз, а я всхлипнула, прижимая руку к разбитым губам. Глотая кровь вместе со слюной. Во рту привкус ржавчины и непролитых слез. Повернул меня к себе за подбородок, а у самого в глазах слезы блестят, а меня разрывает на части от понимания, что бьет нас обоих, и назад дороги уже нет и никогда не будет. Бьет и плачет. Такой страшный и такой красивый в своем безумии.

- Красиво, - серьезно сказал он, словно вторя моим мыслям, медленно вытирая струйку крови у меня под носом, - очень красиво, Дарина. Я оценил. Но это уже не имеет значения. Ничего не имеет значения. Я все видел своими глазами. Не получится, маленькая… Я бы хотел, чтоб получилось. Я бы душу продал, чтоб забыть… как ты…

Пальцы водят по разбитым губам, он следит за ними и весь дрожит. Потом вдруг двумя руками разодрал на мне свитер. Взгляд бешеный и горящий похотью, от которой по венам током расходится отдача. Такая привычная реакция на его желание. Тело ведет себя, как и раньше, оно помнит совсем иное, оно помнит, как можно его желать и что он может дать взамен. Только разум орет от протеста, разум понимает, что это все не настоящее, что это унижение и издевательство. Это не вожделение – это его истерика и утверждение прав. Он хочет показать мне, что я принадлежу ему, и он сделает со мной все, что захочет, и сейчас он хочет меня. Только я не могу так. Не так! Не надо вот так! Это не про нас… нам нельзя. Мы другие.

- Раздевайся! Наголо!

- Нет! - закрывая грудь руками. - Нет! Макс, нет, пожалуйста!

- Нет?! А ему ДА! Ему на все «да»! Ему на каждую грязь – «да»! На колени!

- Нет!

- Я сказал – ДА!

За затылок - и толкнул на пол. Расстегивая ширинку одной рукой, а другой впиваясь в мои волосы.

- Так тебе нравится?! Вот так ты любишь?! Давай, возьми в рот.

Я стиснула губы, тяжело дыша и закрывая глаза.

- Не надо, пожалуйста, Максим… не делай этого с нами.

- С нами? Где ты видишь нас? Есть я и грязная шалава Бакита, которая сейчас будет меня ублажать так, как я этого хочу.

Каждый раз, когда он говорил про ублюдка, мне хотелось заорать, истерически громко орать от этой несправедливой лжи, от этого унижения, но я не могла, у меня словно голос отнялся… В тот момент, когда я поняла, что поверил не мне, я уже не могла кричать и оправдываться. Потому что бесполезно. Потому что Макс уже осудил меня и точно знает, какое наказание я понесу. Для него я безоговорочно виновата.

- Какое лицо! Великомученица Дарина! А с ним орала от наслаждения и кончала, как течная сука, дергала его за член и сосала. Давай. Соси. Может, мне понравится, и я не убью тебя сегодня.

Я просто стояла перед ним на коленях с закрытыми глазами. Я не могла смотреть на него. Не могла и не хотела. Лучше вот так… с закрытыми глазами. Чтобы не помнить его лицо таким. Чтобы может быть попытаться когда-нибудь забыть.

Сильно сжал мои волосы и надавил на щеки, заставляя открыть рот, рванул в него до самого горла, но я так и стояла, закрыв глаза, истекая слезами изнутри.

- Давай! Соси его, Дарина. Делай хоть что-то, мать твою.

Он толкался несколько минут. Яростно, фиксируя голову, чтоб не могла увернуться, без стонов. Только тяжело дыша. Снова почувствовала, как его рука гладит и перебирает волосы, невольно сжала его бедра, проводя языком по горячей плоти, и он глухо застонал, убирая мои волосы с лица, ускоряя темп, а у меня тело и душа раздвоились. Меня разрывает от боли, и в тот же момент это дикое желание ощущать его вкус на губах… дать почувствовать, как я хочу и люблю его. Может быть, он не верит словам, не верит моим глазам, но поверит ласкам и прикосновениям. Я же так тосковала по нему, так скучала все эти дни. Мы так долго не виделись. Пусть почувствует, как я люблю его, как скучала. Боже! Я тоже сумасшедшая! Мы оба сошли с ума или горим в аду!

Сама приняла его член глубже, лаская руками горячий ствол, сжимая, чувствуя пульсацию вздувшихся вен, и Макс зарылся в мои волосы пальцами, уже не причиняя боль, а подаваясь навстречу.

- Да-а-а! Вот так… девочка…. вот так.

И вдруг резко поднял меня с колен. Склонился к моим губам, но не поцеловал. Взгляд дикий и обезумевший от похоти, развернул спиной к себе и швырнул животом на стол, вдавливая голову в столешницу. Меня трясло от ненависти к нам обоим и от того же возбуждения, которое сжирало его и передавалось мне. Это же мой Макс, мой голодный Зверь… Я же хочу его, как безумная, я не умею его не хотеть. Он приучил меня к себе, подсадил на себя, как на наркотик, и я от ломки загибаюсь, я от его вкуса и запаха теряю разум.

Задрал юбку на талию, сдирая трусики вниз, провел пальцами по мокрой плоти и резко проник внутрь. Хрипло застонал вместе со мной, когда я сжала его пальцы дрожащей плотью.

- Возбудилась, когда я бил тебя? Или когда трахал в рот? Заводит грубость, да? Что еще заводит? Так заводит? Что ж я так хочу тебя, суку?! Брезговать должен, а я хочу тебя… Хочу… тебя… проклятую, – грубее и сильнее двигает пальцами, не давая повернуть голову, не давая даже вздохнуть, и тело оживает под его толчками, ласками, я сама не понимаю, как двигаю бедрами в примитивном желании почувствовать его сильнее. Через секунду он уже ворвался в меня членом. Больше не издал ни звука, только комнату осветило голубоватое мерцание телевизора. Я даже не услышала, как он его включил. Сделал первый толчок, не позволяя даже шелохнуться, тут же набирая бешеный темп. Я понимала, что он намерено так груб, хочет меня унизить, раздавить, причиняет боль, и все равно это дыхание со свистом, эти толчки яростные - и внутри меня зарождается сумасшествие, ответная животная похоть, неестественное дикое желание, чтобы не останавливался, и он пронзает сильнее, мощно, глубоко. Я слышу собственные стоны и ломаю ногти о столешницу от каждого толчка, пока меня не ослепило, не взорвало с такой силой, что перед глазами пошли круги.

Болезненный оргазм, адский и неправильный, но острый, как и всегда с ним. Сжимаюсь вокруг его раскаленного члена, слезы текут по щекам, а волосы закрывают обзор, он все еще вдавливает мое лицо в стол и бешено двигается сзади, пока вдруг рывком не поднял меня за волосы к себе, выгибая назад, сжимая грудь пятерней, склоняясь к моему уху.

- Смотри, сука! Смотри, как он тебя! Вспоминай это теперь каждый раз, когда я буду драть тебя!

Затуманенным взглядом смотрю на экран и чувствую, как сердце больно сжимается в камень. Дернулась, пытаясь вырваться, от осознания ужаса происходящего, от дикости того, что он сейчас делает со мной под это видео.

Но Макс не дал пошевелиться, входил еще яростнее, жестче. Я услышала его хриплый стон, а на экране меня облизывал Бакит, лапал, хлестал по спине. А я, стиснув челюсти, ждала, когда же Макс увидит, как тот снял меня с веревок. Увидит, как мне было больно и страшно… но вместо этого на экране происходило то, чего не было на самом деле… И я с горечью понимала, что Макс уже давно все это посмотрел и, скорее всего, не один раз. А сейчас он рвет себя и меня, заставляя проживать это вместе с ним снова и снова.