Тьма - Кук Глен Чарльз - Страница 2

Слышишь, живой святой Обманников – твой спутник по ночным скитаниям теперь охотится за тобой.

– Однако то, что ему причинен ущерб, по существу ничего не меняет в наших планах.

– Точно, – согласился я, – однако несколько расширяет возможности для маневра.

– А может быть, стоит обрушиться на них поскорее, пока они ошарашены случившимся? Какая территория пострадала? Думаю, не только Кьяулун.

– Естественно. Землетрясение разворотило всю местность к югу от Данда-Преша, и чем южнее, тем страшнее. Сейчас у них едва ли достанет прыти остановить вторжение.

– Тем больше оснований придерживаться намеченного плана. Мы прихлопнем их, пока они не очухались.

Старикан жаждал мести и был резок. Оно и понятно: должность у него такая, да и претерпеть ему довелось немало.

– Ты готов пуститься в дорогу? – спросил он.

– И я, и вся моя «семейка». Назови день, и мы выступим немедленно. – На сей раз я дал слабину, и моя горечь прорвалась наружу. Прорвалась, хотя я без конца твердил себе, что не должен позволять жажде мщения пускать корни столь глубоко. Мне вовсе не улыбалось превратиться в одержимого.

На какой-то миг Костоправ кисло поджал губы. В моей «семейке» числился не только Тай Дэй, но и Кы Гота, мать Сари, и дядюшка Дой.

По правде сказать, неизвестно, кому он приходился дядюшкой, но все равно считался членом семьи. Костоправ не доверял никому из них. Но он вообще доверял лишь тем, кого считал братьями. Тем, кто прослужил в Отряде не один год.

Доказательства справедливости этого умозаключения я получил немедленно.

– Мурген, – промолвил Старик, – я хочу, чтобы ты добавил Радишу к числу тех, кого регулярно проверяешь. Бьюсь об заклад, что, как только мы покинем дворец, она попытается подстроить какую-нибудь гадость.

Спорить я не стал, ибо это представлялось более чем вероятным. На протяжении своей долгой истории Черному Отряду не раз приходилось сталкиваться с неблагодарностью нанимателей. Однако стоит заметить, что почти всякий раз этим мерзавцам приходилось горько жалеть о своем гнусном предательстве.

На сей же раз нам предоставлялась возможность предотвратить измену со стороны Радиши Драх и ее братца Прабриндраха.

Сейчас и Радише, и князю приходилось обуздывать свои порывы – и придется до тех пор, пока жив Длиннотень. Как ни крути, а Отряд для них – меньшее зло.

– Ты уже просмотрел книги? – спросил я.

– Что еще за книги? – переспросил Костоправ с некоторым раздражением.

– Те самые, – отрезал я, – которые мне, с риском для собственной драгоценной задницы, удалось выкрасть у Душелова. Утраченные, а теперь возвращенные Анналы. Те, из которых, как предполагалось, можно уразуметь, почему всякий паршивый аристократишка или святоша в этих краях готов обгадиться от страха при одном упоминании о Черном Отряде.

– А, те книги…

– Ну да, те самые… – Я понял, что он нарочно пытается вывести меня из терпения.

– У меня не было времени, Мурген. К тому же я выяснил, что нам потребуется переводчик. Они написаны не на современном таглиосском.

– Я этого опасался.

– Мы возьмем с собой духоходца.

Я малость удивился этому неожиданному повороту. Но в последнее время Старик чуть ли не с маниакальным упрямством отказывался произносить вслух имя Копченого даже на языках, никому в Таглиосе не ведомых. Поблизости всегда могли оказаться вороны.

– Пожалуй, это правильно, – согласился я. – Он слишком ценен, чтобы оставлять его здесь.

– Но по мере возможности мы должны избегать огласки.

– Э-э-э…

– Радиша уже начала задумываться о том, чего ради мы носимся с ее бывшим клоуном как с писаной торбой и пытаемся поддерживать в нем жизнь. Она больше не верит в то, что он когда-нибудь придет в себя. А ежели она как следует пораскинет мозгами, то сумеет кое-что сопоставить и сделать интересные выводы.

Он пожал плечами:

– Я поговорю с Одноглазым. Вдвоем вы, пожалуй, сумеете сплавить его отсюда так, что никто и не заметит.

– Вот те на. Можно подумать, будто мне по ночам делать нечего, а спать так и вовсе не надо.

– Не дури. Я бы на твоем месте только радовался. Вполне возможно, скоро все мы уснем навеки.

Да уж, религиозным его не назовешь.

2

– Как всегда, все валят на меня, – ворчал Одноглазый. – Ежели где надо дерьмо разгребать, тут же орут: «А подать сюда Одноглазого, он все устроит».

– Это если сперва не найдут Мургена, – усмехнулся я.

– Слишком я стар для этого бардака, Щенок. Мне давно пора на покой.

В словах черномазого коротышки был определенный резон. Согласно Анналам, ему перевалило за две сотни лет, и он оставался в живых лишь благодаря своему искусному колдовству. И удаче, превосходящей ту, что когда-либо выпадала смертному.

Мы ковыляли по темной винтовой лестнице, спуская на носилках неподвижное тело. Копченый и весил-то всего ничего, однако Одноглазый ухитрился сделать несносной даже эту вроде бы пустячную работенку.

– Ну как, еще не хочешь поменяться? – спросил я.

Я находился сзади, выше по лестнице, а росту во мне больше шести футов, тогда как в Одноглазом наберется разве что футов пять, да и то ежели поставить его на толстенную книженцию. Но этот недомерок невесть почему вбил себе в пустую башку, что управляться с нижним концом носилок ему будет легче.

– Ага, – хмыкнул он, – пожалуй. Только вот спустимся еще на пролет.

Я ухмыльнулся, потому как нам всего и остался один пролет, а потом проворчал:

– Надеюсь, этот паршивец Дрема будет на месте вовремя.

Дреме всего восемнадцать, но в Отряде он уже четыре года и может считаться ветераном. Вместе с ним мы побывали в огне Деджагора. Правда, в голове у него до сих пор ветер гуляет. Опоздать этому малому ничего не стоит, но, в конце концов, он ведь так молод. Почти мальчишка.

Именно благодаря своей юности он прекрасно, не вызывая подозрений, мог разъезжать посреди ночи по Таглиосу в фургоне, не привлекая особого внимания. Он таглиосец из веднаитов и вполне может сойти за подмастерье. А к подмастерью никто не станет цепляться с расспросами, потому как много знать ему не положено. Хозяева редко находят нужным разъяснять работникам, что, как да почему.

Паренька и впрямь никто не предупреждал о том, что его ждет сегодня вечером. Возможно, он вообще никогда не узнает о своей роли, если, конечно, не припрется раньше времени. Предполагалось, что он явится уже после того, как секретный груз будет упрятан в фургон.

Как только мы загрузим Копченого, Одноглазый тоже займет место в фургоне. Ежели припечет – лучше бы, конечно, обойтись без этого, – он скажет, что в фургоне лежит труп Гоблина. Ему поверят: Копченого уже четыре года никто не видел, да и раньше он нечасто появлялся на людях. А Гоблина Старик спровадил отсюда с поручением около месяца назад. Зато уж кого-кого, а Одноглазого каждая собака узнает с первого взгляда. Его ни с кем не спутаешь. Чего стоит одна его поганая старая шляпа, такая грязная, что чуть не светится в темноте. А если я и преувеличиваю, то самую малость. Поверят Одноглазому и потому, что все знают: этот черномазый коротышка почти никогда не расстается с маленьким белым колдуном с лягушачьей мордой, которого называют Гоблином.

Главная трудность заключалась в том, чтобы никто не обратил внимания на цвет кожи Копченого. Но на худой конец Одноглазый мог навести на таглиосцев чары, с тем чтобы те приняли Копченого за Гоблина.

Конечно, рано или поздно кто-нибудь все равно обнаружит, что Копченого во дворце нет. Однако лучше поздно, чем рано. Скорее всего, это произойдет случайно. Кто-нибудь попытается пробраться сквозь сеть сбивающих с толку чар, окружающих комнату, где годами прятали Копченого. И этим «кем-нибудь» наверняка будет Радиша Драх. Не считая Костоправа и меня, только она и дядюшка Дой знали, что Копченый хотя и давным-давно в коме, но до сих пор жив.

Теперь он приносил гораздо больше пользы, чем прежде, когда был здоров и тайно числился придворным кудесником. Копченый всегда был малодушным. Когда мы наконец добрались до лестничной площадки, Одноглазый едва не выпустил из рук носилки. Ему не терпелось сделать передышку.