Альма (СИ) - Бермешев Тимофей Владимирович - Страница 20

— Еще раз с добрым утром, — сказал он мне, как только я плюхнулся рядом с ним, — как спалось?

— И тебе тоже, — кивнул я, — ты прямо как заботливая тетушка интересуешься, или со мной за ночь должно было произойти что-то необычное?

— Да нет, — рассмеялся он, — просто я заходил к тебе вечером, поговорить хотел, глядь — а ты уже дрыхнешь вовсю. Обычно, после разговора с Абрамычем, люди долго заснуть не могут, не каждый день такие откровения услышишь.

Все ж таки Илья был необычным человеком. Среднего роста, худощавого телосложения, лицо имел вполне добродушное и располагающее, причем со мной он общался так, как будто мы с ним были знакомы с детства. Такую непосредственность я встречал лишь у детей, которые искренне полагают весь мир своей игровой площадкой, а людей — друзьями по играм. Впрочем, несмотря на первое впечатление наивным он не казался, наоборот, в глазах светился недюжинный ум и природная пытливость. Видно было, что ему и впрямь интересно заниматься исследованиями. Люди, которые работают только ради денег, так не светятся изнутри, при виде новой задачи.

— Привычка, — пожал плечами я, — общая суть понятна, а остальное узнаю в процессе.

— Какой ты нелюбопытный, оказывается, — покачал головой он.

— Дело не в любопытстве, — решил пояснить я, накладывая в тарелку гречневую кашу с котлетами, — просто, судя по тому, что мне рассказали вчера, мой мозг ждут усиленные тренировки, и загружать его излишней информацией не стоит. На выходных все обдумаю и изучу книжки.

— Интересный подход, — удивился Илья, — но мне придется тебя немного разочаровать. В первое время работать будет не столько твой мозг сколько тело, а смена физической деятельности на умственную, весьма полезна для отдыха. Так что книжки все-таки почитай вечерком, это я тебе говорю как человек, уже прошедший все круги ада тренировок Князя.

— Кого? — не понял я.

— У Владимира, — пояснил он, тоже приступив к пище, так как та с катастрофической скоростью таяла, в основном благодаря нашей охране, — мы его Князем называем. Сам увидишь — поймешь почему. Но вот в глаза прозвище говорить не стоит, он его почему-то терпеть не может, услышит — в лучшем случае отделаешься парой усиленных тренировок.

— Хм, так ты выходит тоже не такой как все?

— Вот давай только без подобных выражений, — насупился он, — с ориентацией у меня все в порядке.

— Да нет, ты не так понял…

— Прекрасно я тебя понял, — продолжал веселиться мой собеседник, — ты так главное кому другому не скажи. У нас нет общепринятого названия людей, у которых активна альма. Это связано с тем, что отделяя себя от остальных людей как вид и придумывая для него название, мы подсознательно разделяем их и себя. Есть люди, а есть мы. Есть смертные, а есть бессмертные. Есть низшая раса, а есть высшая. Понимаешь, куда это все ведет? Вот то-то и оно. Так что не надо этого. Мы люди, просто чуточку другие, чем остальные, но все-таки люди, и отделять себя от них — чревато. Первый путь ведет к гармонии, развитию, созиданию, второй — к доминированию, а затем к войне.

— Понимаю, — кивнул я, — идеи о расовом превосходстве и раньше людям башню сносили, а тут еще и повод хороший есть.

— Именно. Поэтому не стоит даже выделять это в отдельное понятие. Постепенно мы все станем равны в этом плане. Правда, как-то все же нужно называть этот феномен, хотя бы в разговорной речи, поэтому мы называем друг друга одаренными. Просто человек с даром.

— Хм… Значит все-таки есть название.

— Не совсем. Во-первых, оно чисто условное, скорее жаргон, чем официальный термин. Ну а во-вторых, тут нет разделения. Одаренных людей много: кто-то хорошо рисует, кто-то пишет стихи, ну а мы умеем нечто свое.

— Понятно. Одаренные так одаренные, — пожал плечами я.

После весьма сытного завтрака: кроме гречки и котлет нас порадовали салатом из овощей и творожной запеканкой, профессор пригласил меня в лабораторию. Следовало обсудить результаты вчерашних анализов и провести ряд небольших экспериментов, о которых говорил Илья.

Лаборатория встретила нас тишиной и шелестом листвы, колышущейся от работающих охлаждающих устройств. Растений тут было много. Артемьев, помимо науки имел еще одно любимое занятие — растениеводство. Поэтому весь наш лабораторный комплекс украшали самые разнообразные творения флоры. Тут тебе и плющи, и диффенбахии, и папоротники, и кактусы, и прочие зеленые, но от этого не менее красивые непонятности. Единственное чего не было так это цветов. Альцман наотрез отказался пускать сюда своего коллегу с ними, так как пыльца могла испортить дорогостоящее оборудование. Мол, ему тут и кактусов хватает. Последних, к слову, и впрямь было великое множество. Их Александр Львович любил особенно, и развел столько, что не проходило и пары часов, чтобы Альцман не накололся об один из них и не начал ругаться матом на своего друга. Илью, как я понял, также не совсем устраивало подобное соседство, но в силу возраста и положения, критиковать Артемьева он опасался, и молча сносил превратности судьбы.

— Ну-с, молодой человек, — Иван Абрамович сел за стол и поморщившись, отодвинул впившийся локоть маленький кактус с длинными колючками, — давайте подробно рассмотрим ваше состояние до и после аварии, присаживайтесь.

Я кивнул и присел на стул рядом. Доктор с Ильей, тем временем занимались своими делами, совершенно не обращая на нас внимания. Первый что-то увлеченно рассматривал в микроскоп, второй — достал из небольшого холодильника пакет с кровью и деловито разогревал его на устройстве, больше всего напоминающем пароварку.

— На момент осени этого года, у вас наблюдалась аритмия, пониженное артериальное давление и хронический гастрит. Ничего серьезного. Сейчас же, если верить данным четвертой городской больницы и нашим приборам, а не верить им у нас нет оснований, то исчезли и эти небольшие отклонения. Аритмии не выявлено, давление как у космонавта и от гастрита ни следа. На лицо явный спонтанный выброс энергии астрального тела. Тут нет ничего удивительного, то, что вам мешает, организм пытается устранить на подсознательном уровне в первую очередь — чистые рефлексы.

— Извините, профессор, — поинтересовался я, — а как же вы выявили отсутствие аритмии? Если мне не изменяет память тут нужно «холтер» надевать, причем минимум на сутки.

— А, да это пустяки, — отмахнулся он, — как вы понимаете, научная медицина идет далеко впереди общественной. Мы, конечно, стараемся внедрять свои новинки в массы как можно скорее, но государственное финансирование не позволяет сделать это мгновенно. Давайте пока что не будем вдаваться в подробности. Так вот. В итоге мы имеем идеально здоровый организм. Ваш организм. Причем настолько, что хоть в космонавты бери.

— Это радует.

— Несомненно, — согласился он, — теперь вам предстоит обучение, но так как Владимир задерживается, у нас появилось время для проведения одного маленького эксперимента.

— И в чем же он заключается? — поинтересовался я.

— В одном интересном отклонении обнаруженном при вашем обследовании. Как я уже объяснял, есть перечень способностей, которые присущи каждому одаренному. Они легче всего даются новичкам и довольно просто развиваются. Методики для этого давно уже разработаны и с успехом нами используются. Однако есть и другие особенности, более редкие и встречающиеся не у всех одаренных. Мой коллега, — он кивнул в сторону доктора, по-прежнему что-то внимательно рассматривающего в микроскоп, — объясняет это довольно прозаично. С той же точки зрения, которая известна широким массам. В человеке заложен огромный потенциал, которым он, к сожалению, а может и к счастью, не умеет пользоваться до конца. Даже где этот самый конец — грань наших возможностей не дается установить, не говоря уже о полном перечне эффектов. Говоря проще, мы используем действительно лишь три процента от всех возможных ресурсов нашего тела. Это весьма условный процент, но исходя из общей тенденции он, скорее всего, даже меньше, чем мы предполагаем сейчас. Об этом вы чуть позже сами прочитаете. В моей книге эта теория изложена подробным образом.