Метрополис. Индийская гробница
(Романы) - Харбоу Теа фон - Страница 28

— Простите. Если все то, что вы говорите, искренно, то что я должен тут делать?

— Это я вам сейчас скажу. Увидев все, что выстроено по вашим проектам, я заключаю, что вы с уверенностью лунатика находите нужное выражение для любого задания. Вы строите дом для юной любви и все, кто видят эту постройку, решают, что юная любовь не может обитать в другом месте, как только в этом. Вы строите церковь и все, при виде ее, говорят тише. Вы строите гробницу неизвестной блондинке и мы, никогда не видевшие ее, знаем, кто она была. Поэтому, я уверен, что вы сумеете найти и сущность индийского искусства.

— Вы ставите мне грандиозную задачу, — сказал Брингер.

— Сомневаетесь вы в возможности ее разрешения?

Брингер не отвечал.

— Вы решите ее, — продолжал своим невозмутимым голосом раджа. — А я направлю вас к тем источникам, откуда вы почерпнете силы. Вы должны видеть Индию, страну — женщину, до мозга костей, до последнего биения сырца. Вы должны сдернуть фату с неё и увидеть, что никакой таинственности в ней не обретается. Вы должны прикоснуться к началам того безумия, что заставляет многомиллионный народ вести междоусобную брань, обожествлять змей, коров и обезьян, что заставляет людей добровольно стоять с вытянутыми руками на одном месте до тех пор, пока ногти не врастают в ладони, или спать на усеянных гвоздями досках. Вы должны изучить храмы, где каждая колонна, каждый образ есть стократный вопль беспутства и безумия. Вы должны видеть недуги этого народа, ибо кажется, что самые его болезни — безумны. Проказа покрывает людей как снег, как разъедающая соль, а чума гарцует верхом на крысах, которых никто не смеет уничтожать, ибо индус не должен убивать. Это — Индия, господин Брингер.

— Вы обращаетесь ко мне как к живописцу или скульптору. Не забудьте, что я, всего на всего — строитель.

— Я пригласил вас затем, чтобы вы явили этой стране ее сущность.

Раджа смолк. Брингер задумался. На его лице напряженно подергивались мускулы крепко сжатых челюстей.

Красивые цветы висели на ветвях дерев, стаи белок играли на манговых стволах, и зеленые попугаи наполняли воздух своими пронзительными криками. Брингер не видел и не слышал ничего. По лицу раджи скользнула улыбка, та улыбка, что светится на губах богов Индии, когда те довольны.

Они доехали до берега реки, извивающейся меж расщелин скал. Доски моста загудели под копытами коней. Потом дорога пошла в гору, лесом. Раджа остановил лошадь.

— Сойдемте, — произнес он и спрыгнул.

Брингер последовал его примеру. Слепые лошади стояли неподвижно.

Всадники молча дошли до вершины горы.

— Вот долина, где вам предстоит строить, — сказал раджа, указывая рукой.

Брингер смотрел молча на расстилающийся пред ним плоский, неглубокий овраг. Он казался блюдом, наполненным образцами сокровищ всего мира. Небо над ним напоминало синий огонь.

Глыбы мрамора, которых не смогли бы сдвинуть сорок лошадей, были навалены одна на другую; белые, без единого пятнышка; черные, с золотистыми, как янтарь, жилками; розовые, как шеи фламинго.

Ни одного дерева, ни одного растения. Только камни, стоцветные камни, и рябь реки, отражающей всю эту красочную симфонию. На другой стороне оврага, бесконечно далеко, за окаймляющим его с севера холмами, — цепь лазурных гор, на которых отдыхало небо…

— Разрешите мне на минуту остаться одному, — попросил Брингер. Он уселся под развесистым деревом, оперся на локоть и стал смотреть.

Индус отошел неслышными шагами.

4

Брингер ожидал раджу в своей рабочей комнате, смежной с восьмиоконным залом. Через просвечивающий купол падал свет подобно молочной реке на стол из серого мрамора.

Когда он впервые вошел в эту комнату, то сильно усомнился в возможности работать в подобной обстановке. Он привык к тихой рабочей комнате, в которой чуть слышно отражалась бы жизнь большого города. Принадлежности, мебель, бумаги на столах, картины — предлагали сами себя — взору и руке. Работа в такой обстановке была полна стремительной радости, честолюбия добиться желанной цели.

Это же помещение, где ему теперь предстояло работать, под чуждым небом, было полнейшею противоположностью. Округлые стены, черные, гладкие, в которых еле можно было заметить дверь, слабо освещались льющимися сверху снопами света.

Находившемуся в полосе этого света, помещение казалось почти необозримым и производило вследствие этого впечатление сдавленности и бесконечности одновременно. Вещи, стоявшие на столе, не имели за собой фона. Они точно застыли в страшном напряжении, в судороге ожидания…

На этот раз раджа не заставил себя долго ждать. Он вошел без предупреждения. Брингер обернулся. Он впервые видел раджу в национальном костюме: в белом халате, почти достигающим пола, и в тюрбане, скрывающем волосы.

— Не удивляйтесь! Европейская одежда некстати, когда в тени 40 градусов. Могу дать вам хороший совет: последуйте моему примеру — не раскаетесь.

— Благодарю вас, — ответил Брингер просто.

Каждый раз, при новой встречи с раджей, он должен был делать над собой усилие, чтобы преодолеть какое-то чувство нерасположения, которого не умел объяснить себе, но которое, тем не менее, ощущал. Поток быстро следовавших слов отчасти рассеивал это чувство.

— Довольны ли вы вашими покоями? Я желал бы, чтобы вы себя чувствовали, как дома.

— Вы очень любезны, благодарю вас.

— Не благодарите меня. Я уже говорил вам, что не заслуживаю благодарности. Я ожидаю вашей работы и это — все.

— Приступим.

— Рамигани сообщил мне, что будто бы на корабле вы уже рисовали и спроектировали что-то.

— Да!

— Могу я видеть ваши рисунки?

— Пожалуйста!

Раджа уселся. Брингер, передав эскизы, стал рядом с ним.

— Конечно, — сказал он, и почувствовал, как от волнения во рту становится сухо, — конечно все эти проекты основаны, в истинном значении этого слова, на воздухе, ибо я не имел понятия о месте, где их придется воздвигнуть. По поводу этого-то я и должен поговорить с вами пообстоятельнее.

Раджа поднял голову только ему свойственным движением.

— Вам не нравится место, намеченное мною для гробницы? — спросил он.

— Да.

— Я заметил это уже на обратном пути.

— И знаете почему? Разрешите вам пояснить. Из этих жалких набросков вы уже можете видеть направление моих мыслей. Представляю себе мое будущее произведение, как башню, чья верхушка достигала бы неба.

Он остановился, как бы ожидая ответа раджи, но так как такового не последовало, продолжал:

— Я желал бы выстроить сооружение, постепенно суживающееся, на подобие пирамиды, на вершине которого хватило бы место только двум предметам; гробу и человеку. Мертвецу и живому.

Раджа положил планы на стол, и откинулся в кресле.

— Отчего же вы находите место в овраге неподходящим?

— Оттого, что по другую сторону высятся горы. Мы могли бы выстроить нечто невиданное. То, что только способен выдумать человеческий ум и могут сделать человеческие руки, но рядом с горами мы все же остались бы карликами и божество гор осмеяло бы нас.

На этот раз раджа не ответил сразу. Он оперся руками о край стола; его длинные коричневые пальцы выделялись на темно-сером мраморе.

— Несмотря на все это, овраг останется единственно верным местом; я нашел ее там…

— Кого?

— Кого?!

— Раджа вздрогнул, словно от удара. Пальцы его судорожно ухватились за мрамор.

— Простите! — произнес Брингер, как мог сердечнее.

— За что? Я сказал, что этот овраг самое подходящее место…

— Вашему Высочеству нужно только приказать.

— Да! Но какая от этого польза. Попугаев можно научить говорить человечьим языком, — певчие птички поют то, что хотят… Если я увеличу цену в десять раз, то вы выстроите сооружение в том овраге. Но это уже не будет творчеством вашей души, а в этом то и вся сила.