Метрополис. Индийская гробница
(Романы) - Харбоу Теа фон - Страница 23

В глубокой тишине, царившей в доме, прозвучал дверной звонок, не сильно, но уверенно.

Брингер слышал шаги слуги, направляющиеся к входной двери. Затем некоторое время было тихо.

Ожидание утомило его; он закрыл глаза. Когда он их снова открыл, то увидел своего слугу, стоящего у постели.

— Простите, барин, — промолвил тихо слуга, — там некто желает говорить с вами.

— Очень сожалею, но по весьма понятным причинам, я не могу никого принять, — сказал Брингер, с удивившей его самого нервною дрожью в голосе.

— Я так и сказал этому господину, но мои слова не произвели на него никакого действия, — ответил слуга.

Тон, которым были произнесены эти слова, заставили Брингера всмотреться в лицо говорившего. Оно было необыкновенно.

— В чем же дело? Кто он, этот господин?

— Никогда еще я не видел такого человека. Он никогда не приходил сюда.

— Как он выглядит? спросил снова Брингер, которого интересовало больше странное выражение лица своего слуги, чем незнакомый посетитель.

По-видимому, он иностранец. У него кожа цвета глины и говорит он с иностранным акцентом.

— Так. Скажите ему, что я очень прошу извинить меня, но принять его не могу, потому что, во-первых, уже одиннадцатый час, а во-вторых, я еще в постели, еле-еле оправляющийся от тяжкой болезни.

Слуга мялся.

— Говорил я ему и это, — заметил он беспомощно.

— И он все-таки желает видеться со мной?

— Точно так, барин.

— Назвал он своё имя?

— Нет.

— Подите в таком случае, попросите его дать свою карточку, или пусть он назовет свою фамилию.

Слуга ушёл и через полминуты вернулся.

— Этот господин отказывается назвать себя, но повторяет, что желает говорить с вами, но что бы то ни стало, так как имеет сообщить вам весьма важное дело.

— Где моя жена?

— Барыню позвали куда по телефону полчаса тому назад.

— Кто позвал ее?

— Не знаю. Барыня сама подходила к телефону.

— Разве она не сказала, когда вернется?

— Нет.

— Гм… Скажите незнакомцу что я сегодня вечером никого принимать не в состоянии. Пусть придёт завтра утром…

— Завтра-утром, — произнёс очень мягкий и бесцветный голос, за дверью, — меня большее здесь не будет.

Брингер сел в постели.

— Впустите его, — сказал он тихо слуге.

Пока тот собирался уходить, Брингер повернул абажур лампы таким образом, что яркая полоса света пятидесятисвечевой лампочки клином падала в сторону двери, откуда должен был появится гость.

Он вошел и поклонился. На европейский взгляд, поклон его был слишком глубок и торжественен. Он ничего не сказал при этом.

Первое впечатление, произведенное гостем, было легкое разочарование. Можно было ждать появления человечка чья внешность гармонировала бы с таинственной и упорной манерой проникнуть в дом.

В этом же узкогрудом, с покатыми плечами человечке, остановившемся у притолоки и щурившимся от яркого света, не было ничего таинственного. Выражение его лица было слишком трезво и просто, чтобы заподозрить какую-либо шутку. Единственной, бросающейся в глаза, особенностью был цвет лица, напоминавший цвет старой меди.

— Вы желали говорить со мной, — начал Брингер, ибо гость его продолжал упорно молчать. — Простите, что я вас так принимаю, но я долго болел.

— Да, я знаю это, саиб, — ответил тот мягким, так сказать, бестелесным голосом, — Но теперь ты больше не болен. Ты встанешь и будешь здоров.

— Надеюсь, — улыбнулся Брингер. — Во всяком случае, пройдёт еще несколько дней, пока это исполнится.

— Сегодня вечером, саиб.

— По вашему приказанию?

— Ты встанешь сегодня же вечером и будешь здоров, саиб!

Брингер оперся на локоть.

— Вы индус, неправда ли?

— Да, саиб.

— Ваше имя?

— Есть ли у пылинки имя? Я ничтожная пылинка под ступней моего господина.

— Кто же твой господин, — спросил его Брингер; который теперь тоже перешел на ты.

— Он тот, от кого я принёс тебе это письмо, — ответил индус.

— Подай сюда.

Индус поклонился, достал из-за отворота рукава большой конверт и подал его. Письмо было запечатано. На нем красовалась большая латинская буква «А».

— Присядьте, пожалуйста, — сказал Брингер и надорвал конверт. Индус не переменил положения.

Брингер прочел следующее:

«Господину Михелю Брингеру, строителю дома на Красной Горе, через моего молчаливого слугу.

Видел дом, выстроенный на Красной Горе, видел дом Непорочной Девы и Дом той красивой даме, которая так рано умерла. Я потерял женщину, приросшую к моему сердцу и вот, я хочу выстроить ей гробницу, которая бы отвечала ее красоте. Я желаю, чтобы эту гробницу выстроил мастер, в чьих руках белый мрамор превращается в белые картины и драгоценные камни в — цветы. Я прошу его встать с места где он лежит или сидит, бросив всё, что занимает его, и прийти ко мне. Предлагаю миллион фунтов золотом Доверься моему слуге, отвечаю за него головой. Бери все, что тебе необходимо. Все твое».

Имя было неразборчиво.

— Это забавная шутка и новость, — произнес Брингер, складывая письмо. — К сожалению, я лишён возможности исполнить его просьбу, как бы мне этого не хотелось, потому что инициатор выбрал плохое время. Приветствуйте его от моего имени и скажите, что недели через две я к его услугам.

— Саиб, — сказал индус, стоя по-прежнему неподвижно— письмо моего господина не шутка. Мой господин никогда не шутит. Он потерял женщину, которая была огнем его крови. Он оплакивает ее и не шутит. Он много путешествовал по свету: везде, где пролегают водные пути и железные дороги; везде он изучал постройки людей и нигде не находил подобных, красота которых отвечала бы красоте его сердца. Но увидев твои постройки и твои планы, он решил, что ты — тот человек, кто может создать памятник красоте. Он поведет тебя в долину, где нагромождены глыбы стоцветного мрамора и мрамора, — белее перьев павы, горы оникса, агата и ляпис-лазури, серебро в слитках и золото пластами, огромные блюда с драгоценными камнями и жемчугом, — туда, где тебя охватит строительная лихорадка. Мой господин скажет тебе: бери и строй! Не говори, саиб, что это шутка!

— Где это, — повернулся к нему Брингер.

— На его родине, — ответил индус просто.

— Ты хочешь заставить меня поверить, что тебя прислали в Европу только для, того, чтобы передать мне это письмо?

— Я не хочу заставить тебя верить этому, саиб, это — правда!

Брингер лёг, запрокинул голову на подушку и задумался.

— По-видимому, — подумал он, — у меня опять жар или… это мне сниться?! Конечно, это сон… Но мысли его бежали с особенной энергией, быстротой и точностью. Он видел все вещи в комнате совершенно ясно, как будто они были освещены прожектором. Каждая вещь, на которую он смотрел, казалось, шла к нему, как живое существо по зову.

Он вздрогнул, осмотрелся и взглянул опять в лицо индусу. Оно было серьезно и на нем виднелось спокойное внимание.

— Допустим, что я сочту это письмо за серьезное предложение, чего я, однако, не делаю; каким же образом полагает твой господин разрешит это дело?

— Сочти письмо за серьезное предложение, ибо оно таково на самом деле, — ответил индус.

— Ну, хорошо! Не будем спорить! Что я должен делать?

— Встань, саиб, и следуй за мной.

— Что? Сейчас?

— Автомобиль ждет у подъезда.

Брингер расхохотался.

— Мне кажется, что твой господин привык, чтобы его желания исполнялись точно и скоро.

— Да, саиб, — сказал индус, с ясно ощутимой почтительностью перед невидимым третьим лицом.

— Ну, но всяком случае он должен был иметь ввиду то, что для трезвого европейца необходимо иное, лучшее доказательство, чем это письмо с неразборчивою подписью.

Индус улыбнулся и вынул бумажник.

— Мой господин знает европейцев, — сказал он мягко. — Он поручил мне передать тебе, по твоему требованию, вот это.

Брингер взял то, что ему протягивал индус. Это была чековая книжка Государственного Банка на имя Атрады, Эшнапурскаго раджи.