Нагаш бессмертный - Ли Майк - Страница 33

Аката промолчала. За нее ответил ее холодный взгляд. Из всех его слуг она лучше остальных понимала, что ситуация сложилась очень рискованная.

Нагаш сосредоточился на битве в дальнем конце туннеля. Преимущество, которого он добился, оказалось иллюзией; увлекшись наступлением, он проворонил фланговую атаку врага. Противнику снова удалось обмануть его, он опять оказался в проигрышном положении. Некромант мог продолжить сражаться, но тогда понес бы слишком много потерь. Оказавшись между молотом и наковальней, варвары вряд ли выдержали бы натиск врага, а риск остаться отрезанным от поверхности рос с каждой минутой.

Наташу пришлось признать, что вражеский военачальник действовал осторожно и хитро. Чем дольше некромант сражался, тем больше сил терял. Единственной целесообразной тактикой было прекращение битвы, но даже это играло на руку противнику.

Каким-то образом враг понял, что пылающий камень – это ключ к победе. С каждым днем, пока истощались заложи абн-и-хат, к нему и его войскам неумолимо приближалось поражение. Еще немного, и ему придется бережно тратить остатки камня не для сражений, а для собственного выживания.

Дрожа от ярости, Нагаш приказал своим скарабеям вернуться в шахту. Ему нужно сохранить силы, ждать, когда враг допустит ошибку. Тогда он нанесет удар и не остановится, пока собственными руками не разорвет сердце вражеского военачальника.

А пока ему остается лишь отступать.

Глава восьмая

Размышления о жизни и смерти

Ламия, Город Зари, 99-й год Уалатпа Терпеливого (–1290 год по имперскому летоисчислению)

Молния рассекла небо над Ламией, оставив добела раскаленный след на фоне сердитой черной тучи. На долю секунды вся поляна озарилась ярким светом; каждая чахлая ветка, каждая надломленная травинка, каждая волна зыби на широком темном пруду – а затем тьма снова обрушилась на землю, и за спиной Алкадиззара раздался гром. Дождь хлестал его голое тело, стекая по лбу и попадая в глаза. После жаркого дня из-за холодной воды его руки и ноги сводили болезненные судороги. Это день моей смерти.

Снова и снова через его разум эхом проходила эта мысль. Уже семь дней и семь ночей он находился в саду в одиночестве, очищая свой разум и тело, чтобы подготовиться к грядущим испытаниям. Верховные жрицы раздели его и оставил и здесь без еды и воды; если он достоин, то дары богини должны поддерживать в нем жизнь.

Это день моей смерти.

Удивительно, но он не чувствовал ни голода, ни жажды. По прошествии первых ночей он не ощущал и усталости. Днем солнце сжигало его кожу, а к вечеру он с нетерпением ждал грозу, которая приходила с моря; затем сад обнимала тьма, и ночной холодный воздух пронизывал его до костей. Погружаясь в свой разум все глубже и глубже, он потерял счет времени. Верховные жрицы велели ему медитировать. Если человек сумеет очиститься от всех земных забот, в нем остается только богиня. Это и есть путь к спасению.

И он вглядывался внутрь себя в поисках богини. Сначала он пытался забыть о мечтах и целях, подавить жажду жизни за пределами дворца или храма, но понял, что не в силах сделать это, ведь на самом деле он не хотел даров от богини. Он хотел Кхемри. Он хотел шествовать по миру в качестве царя и завоевателя, а не обдумывать целыми днями тайны какого-то эзотерического культа. В течение долгих лет обучения он пытался убедить себя в обратном: он может совместить обязанности проповедника со стремлениями монарха, – но на четвертый день пребывания в саду он больше не мог отрицать правду. Он не жрец и никогда им не станет.

Осознание это далось ему тяжело. Алкадиззар уже не мог уйти, ведь он дал обет храму. Принц не желал нарушать клятву даже ради спасения собственной жизни. Сейчас ему оставалось лишь вытерпеть как можно дольше, а затем отправиться в страну мертвых, сохранив свою честь.

Это день моей смерти, спокойно думал он. Сверкнула молния, ливень обрушился с неба, а он ждал момента истины.

Вскоре яростный шторм затих. Ночь легла на город, а на востоке взошла яркая полная луна. В глубинах сада начали квакать лягушки, а в зарослях деревьев трещали цикады. Высоко над головой кружились летучие мыши, вырисовывая острые пируэты на фоне звездного неба.

Он не замечал верховных жриц, пока те не вышли из-за деревьев, окружавших поляну. Они босиком шагали по сырой траве, их золотые маски сверкали под луной, подобно лампам, а парчовые платья будто плыли вокруг их тел. Увидев их, Алкадиззар улыбнулся, ведь столько дней он никого не видел. В молчании женщины плавно приблизились к принцу, сформировав широкий круг. Их глаза не выражали никаких эмоций.

Принц выпрямил спину и поднял лицо к небу. Он глубоко дышал, вкушая ночной воздух. Соль и камень, зеленая трава и мутная вода; именно эти запахи он возьмет с собой в загробную жизнь.

В долю секунды между двумя вдохами он почувствовал, как она вышла на поляну. Он ощущал ее присутствие, будто какой-то груз на своей душе. С каждым ее шагом давление усиливалось, из-за чего его пульс ускорился, а по позвоночнику пробежал холодок. Он не знал, как давно она начала так действовать на него; в течение многих лет эта осязаемая связь медленно укреплялась, а каждый ритуал совместного испития из кубка богини еще больше усиливал ее. До недавнего времени он думал, что эта связь демонстрировала его преданность культу; но теперь не знал, во что верить.

По всей видимости, верховные жрицы тоже разделяли эту связь; когда она подошла к кругу, они одновременно склонили головы, а две женщины в масках расступились, чтобы впустить ее.

Она тихо прошла но траве и встала перед Алкадиззаром. Ему казалось, что она возвышается над ним, как одно из потерянных божеств. Она была одета в вышитое золотом платье из белой парчи с рукавами из золотых нитей. Бледную шею украшало ожерелье из огненно-красных рубинов, сверкающих словно свежие капли крови. Золотая маска светилась на фоне ее блестящих черных волос. Она благоговейно прижала к груди кубок с золотыми краями. Две верховные жрицы следовали за ней по пятам; одна несла в руках второй кубок, а другая держала тяжелую кожаную плеть.

Некоторое время она ничего не говорила. Он чувствовал ее взгляд, который словно ласкал его кожу. По его рукам и затылку пробежали мурашки. Алкадиззар сжал зубы и попытался подавить дрожь.

Наконец она заговорила:

– Алкадиззар, принц Разетры, семь дней и семь ночей ты провел в одиноком бдении, очищая свой разум и тело от мирских желаний. Мы собрались здесь, чтобы возвести тебя в высочайший чин храма, но сначала ты должен продемонстрировать свою преданность и смирение в мучительном испытании. Ты понимаешь?

Алкадиззар мрачно кивнул.

– Понимаю, о святая, – ответил он голосом, осипшим от долгого молчания.

– Ты пройдешь испытание разрушением, мой принц, – сказала она. Ее голос сквозил холодом, но темные глаза пылали чувствами, которые она подавляла. – Это единственный путь. Если твое сердце и разум чисты, то кровь богини оживит тебя.

– Я знаю, – сказал он. Алкадиззар сосредоточился, готовясь достойно принять свою судьбу. – Да будет так.

Алкадиззар сделал глубокий вдох и пошевелил онемевшими конечностями. Медленно и осторожно он поднялся на ноги. Жгучая боль наполнила его плечи и растеклась по телу до самых пят, но он загнал эти ощущения на задворки разума. Он торжественно взял протянутый кубок и поднес его к губам. Прикоснувшись к теплому металлическому ободку, он почувствовал мягкость темной жидкости. Поцелуй Асаф – так это называли некоторые жрицы. Жар напитка мгновенно разлился по телу Алкадиззара, загасив боль и наполняя его силой. Когда она взяла кубок из его рук, он знал, что под ее маской скрывается улыбка.

– Не бойся, – нежно сказала она, а может, просто подумала это. Он не мог понять точно.