Заговор профессоров. От Ленина до Брежнева - Макаревич Эдуард Федорович - Страница 49

Надо отдать должное политической изворотливости Маслова — он строит работу с «Крестьянской Россией» как внутри Республиканско-демократического союза, так и вне его, развивая и укрепляя свою крестьянскую протопартию. Этому служит прежде всего издательская деятельность. Усилиями Маслова при поддержке чехословаков издаются журналы «Вестник “Крестьянской России”», «Русское слово», публикуются доклады и выступления, выходят бюллетени и сборники работ, проводятся собрания и конференции сторонников партии.

А в декабре 1927 года дело было доведено до конца — первый съезд «Крестьянской России» сказал: «Крестьянская партия есть!». И в 9-м параграфе ее тактической платформы есть указание на возможность «применения всех форм революционной борьбы».

И здесь наступает время конспиративной организации под названием «Опус» (от испанского — «дело»), созданной стараниями Маслова и «пражских» кадетов. Дело «Опуса» — проложить крестьянской партии дорогу в Россию. В обращении к единомышленникам, что редактировал Маслов, говорится: «Самой важной частью деятельности Р.Д. Союза была его работа, направленная на Россию, работа по активной борьбе с Советской Властью. Здесь не место вдаваться в подробности относительно этой работы. Мы никогда не шумели своим активизмом… Но мы работали, и работаем, и будем работать над свержением большевицкой диктатуры такими путями и способами, которые мы для данного момента считаем наиболее целесообразными». И далее: «Созвучные нам элементы на нашей родине уже откликнулись на наш призыв. Поэтому нашей очередной задачей в настоящее время является оказание всяческой помощи нашим друзьям в России в их тяжелой борьбе с властью. Мы, однако, убеждены, что дело оказания помощи требует сложения демократических сил. Поэтому, оставаясь на позициях Р.Д. Союза, мы призываем всех истинных демократов к совместной практической работе. Отсюда — “Опус”»10.

Маслов теперь входит в руководящий комитет «Опуса» и определяет структуру организации. Она проста и эффективна: «члены организации делятся на две группы: 1) террористы и курьеры, поддерживающие связи между группами, находящимися в Сов. России и эмиграции — подчинены непосредственно Руккому (руководящему комитету. — Авт.); 2) занимающиеся распространением антикоммунистической литературы, переправлением этой литературы в Сов. Россию, собиранием нужных организации сведений, завязыванием связей. Приисканием приюта и т.п. — подчинены окружным уполномоченным. Для технической работы могут быть привлекаемы лица и не состоящие членами организации, таковые лица подчинены окружным уполномоченным»11.

Но что же в конечном счете должны были сделать агенты «Опуса» в России? Уж не поспособствовать ли вооруженному восстанию крестьян? Оказывается, Маслов рассматривал такую возможность все в той же своей книге «Россия после четырех лет революции»:

«Идея собственных политических организаций среди крестьянства чрезвычайно популярна, об этом мне утверждали буквально все собеседники, связанные с деревней. С точки зрения крестьянской массы основная задача организаций сводится к борьбе с советской властью и к ее свержению. Более развитая часть деревни смотрит дальше и думает, что главное значение этих организаций будет не столько в свержении власти, сколько в политической будущей России: противобольшевистская революция произойдет стихийно, ибо революций, вызываемых организованными группами еще не было, а вот строить будущую Россию придется именно политически организованным силам. Однако, и умственные “верхи” деревни считают, что антибольшевистская революция придет тем скорее, и пройдет тем спорее, чем организованнее будет крестьянство. Они не отрицают также, что создание организованных сил для вооруженной борьбы с советской властью в задачи политических организаций обязательно должно входить. В эту идею необходимости политических организаций для успешной вооруженной борьбы и уперлась крестьянская мысль. Ею можно объяснить и то затишье в вооруженной борьбе 1921 года, которое я констатировал выше»12.

Агранов, читая сочинение Маслова, не мог не подчеркнуть эти строки: «в задачи политических организаций обязательно должно входить создание организованных сил для вооруженной борьбы с советской властью». Наверное, за эти строки он и уцепился, когда посчитал Маслова теоретиком кулацких восстаний.

Но вернемся к «Опусу». Он начал действовать, и возможно что-то у него и получилось бы. Но агенты Маслова, направленные в СССР, оказались агентами ОГПУ. Николай Бояров, посланный с заданием создать контрреволюционную группу в Киеве, явился в ОГПУ и после следствия стал агентом его. Другой агент, Николай Ирманов, бывший деникинский офицер и бывший член организации Савинкова, вошел в контакт с резидентурой ОГПУ в Литве и скоро начал выполнять поручения советской разведки в отношении «Опуса». Агент «Крестьянской России», студент Пражского кооперативного института Алексей Ильин, тоже направленный в СССР, еще в 1926 году был завербован ОГПУ. Ускользнул от внимания чекистов единственный агент Маслова — Дмитрий Акимов, планируемый на роль резидента в Ленинграде. Но и он потом был выявлен и перевербован. Вся «масловская» агентура имела связи еще и с польской разведкой, и ОГПУ вело ее и по этому направлению.

Так действия Маслова по созданию ячеек крестьянской партии в России оказались под контролем ОГПУ. Но поддерживал ли Маслов связь с Чаяновым?

Маслов провоцирует Чаянова на подпольную борьбу, а тот склоняется к «профессорскому» сопротивлению

В донесениях агентов ОГПУ, действующих по линии «Опуса», информации о такой связи нет. Но определенные контакты лидеров зарубежной крестьянской партии с коллегами Чаянова — российскими профессорами были. Они происходили во время зарубежных командировок последних. Об этом говорил профессор Кондратьев, соратник Чаянова: «Имела место лишь связь с республиканско-демократическим объединением в лице его представителей Прокоповича, Керенского и Маслова Сергея. Эта связь носила характер эпизодической и взаимной информации, осуществлявшейся при поездках за границу отдельных членов нашей организации — Юровского, Рыбникова, Литошенко, Букшпана и других. Поездки этих лиц имели место в последние годы, но, главным образом, вплоть до 1929 г.»13.

О какой «нашей организации» тут вспоминает Кондратьев? Вероятно, о той, что создал в следственном деле сам Агранов — о российской «Трудовой крестьянской партии». Но слова Кондратьева о контактах в ходе зарубежных командировок — это факты не придуманные, не выбитые. Об этом косвенно свидетельствует и сам Чаянов. Вот его письмо неизвестному адресату (возможно, Е.Д. Кусковой, супруге Прокоповича), которое он отправляет в 1923 году из Гейдельберга, где он был в творческой командировке, — в Берлин.

«Если же мы хотим еще быть с Россией (а я больше всего именно этого хочу), то я должен вмешаться.

А ведь как вмешаться и чем вмешаться — эту задачу разрешить трудно.

В маленьком масштабе еще, пожалуй, можно разрешить. Под сим я разумею нашу публицистическую работу. Надо твердо и определенно разделять Россию и СССР. Надо признать живые процессы в народном хозяйстве, даже содействие этим процессам интеллигенции, работающей с советской властью. Если мы этого не сделаем, то будем выброшены и останемся навсегда в стороне от России. Наши писания будут пустозвонством, никто и нигде не будет нам верить. Нужна объективность, при которой препятствия советской власти росту народного хозяйства выявятся еще ярче, что мы и должны делать, доколе будем иметь возможность.

Для осуществления этой задачи надо уменьшить личные политические мечтания и признать, что сила “там”, а не “здесь” (Дан, например, считает, что без него все равно ничего не выйдет!). Надо создать такое внутреннее настроение, при котором можно было бы через СССР видеть Россию и ее живые силы. Надо это делать теперь же… Но все это маленький масштаб.

Он не удовлетворяет и не приближает конца.

Но как делать в большом масштабе, сказать не умею.