Время вьюги (часть первая) (СИ) - "Кулак Петрович И Ада" - Страница 42

      - Ну, во-первых, он рогоносец, но этим-то он Каллад не вредит, - задумчиво протянула Магда. - Ну, раз рогатый, стало быть, козел. Или баран.

      - Так и зафиксируем. Весьма созвучно с титулом, которого он домогается. Итого, баран, казнокрад и лизоблюд.

      Магда предложила еще несколько авторских вариантов. Эрвин к своему удивлению понял, что три слова оказались ему принципиально незнакомы. И это после шести лет калладской армии. Мир, воистину, был непостижим.

      Весь вечер Дэмонра старательно печатала какой-то список. Клавиши старой машинки громко жаловались на жизнь, сопровождая это отчаянным клацаньем. Периодически нордэна лениво советовалась с развалившейся в кресле неподалеку Магдой. Та, не морщась, уничтожала запасы Греберова "лекарства от сердца" и не менее лениво давала советы. Консультативная помощь выражалась в словцах такой степени грубости, что Эрвину периодически хотелось провалиться сквозь пол. До этого дня он наивно полагал, что в морхэнн для него тайн нет. Магда в клочья порвала эту иллюзию.

      По завершении работы весьма довольные нордэны вручили Эрвину два листка и посоветовали тыкнуть в них носом Винтергольда-младшего, если последний еще хоть раз попытается помотать ему нервы. Себе они оставили еще два. Лейтенант с большим трудом представлял, как список, состоящий из грубейшей площадной брани чуть менее чем полностью, поможет ему избавиться от представителя "золотой молодежи", но решил поверить начальству на слово. Между всякими емкими и непечатными выражениями все же проскальзывали "шпионы" с "пособниками террористов".

      Домой он вернулся далеко за полночь и сразу завалился спасть. Весь следующий день паковал вещи, делал необходимые покупки и вспоминал, что же такое важное он забыл. К ночи вспомнил, что задолжал теплый платок даме по имени Марита. А иметь долги Эрвин терпеть не мог, поэтому следующим утром, едва пробило восемь, он взял остатки своего жалования и пошел улаживать это досадное недоразумение. На соседней улице находился небольшой магазинчик, где торговали предметами дамской одежды. Эрвин в данной одежде, а также в моде и вопросах "к лицу - не к лицу" не понимал ничего. Поэтому он честно изложил продавщице все, что мог вспомнить, умолчав только о профессии Мариты. Дальше ему был нанесен второй сокрушительный удар за два дня. Оказывается, салатовый, хвойный, изумрудный, бутылочный и травяной были разными цветами. Лейтенант в унынии созерцал пять минимально отличавшихся друг от друга кусков шерсти, которые в его понимании были просто "зелеными", и изумлялся глубине своего невежества. Добросердечная продавщица тем временем попыталась рассказать и без того озадаченному клиенту о последней моде и какой-то особой горной козе с шерстью мягкой будто волосы младенца. Тут Эрвин окончательно понял, как плохи его дела, кивнул на платок, который показался ему наименее марким, расплатился и дезертировал из страшного места, унося с собой добычу.

      Найти "Зеленую Лампу" было не так уж сложно. Лейтенант Маэрлинг услугами борделей вряд ли пользовался, но почему-то всегда был в курсе, где они располагались. Даже в городах, в которых бывал впервые в жизни. Видимо, у него имелось что-то вроде чутья. Знаниями своими Маэрлинг всегда охотно делился с друзьями, так что приблизительным адресом дома терпимости Эрвин разжился легко, в качестве бонуса получив совет все-таки пойти в "Дыхание розы". Попытка попасть в "Зеленую Лампу" днем определенно не была самым умным из всех возможных поступков, но времени в запасе уже не оставалось. Сначала Эрвин очень долго и занудно объяснял вышибале, что он не шпик и не налоговый инспектор. Потом примерно столько же объяснял заспанной "маман", что он не извращенец, опять-таки не налоговый инспектор, и что любая другая пышная девушка ему не подойдет. Стоявшая рядом брюнетка с цветком в волосах - изумрудного, как Эрвин теперь знал, цвета - пообещала, что ради него ее будут звать как угодно, но лейтенанта такой расклад не устраивал. Наконец, маман, скрестив руки на груди, заявила, что ее "девочки", во-первых, все как одна здоровы, и не воруют - во-вторых, так что гость может смело идти к бесам и жаловаться им, ежели его что не устроило. К счастью, на шум выползло несколько "девочек", среди которых была и Марита. Окончательно издерганный Эрвин пообещал заплатить двойную ставку за неурочное время, лишь бы их оставили в покое. Марита пробормотала что-то очень диалектное, чего лейтенант совсем не понял, и потащила его куда-то вглубь помещения. За увешанной оберегами дверью оказался узкий обшарпанный коридор. Марита деловито миновала большую часть, свернула, распахнула створки и пропустила Эрвина в помещение, которое даже он бы иначе, чем конурой, не назвал. В комнатушке была кровать, помятая, но, вроде бы чистая, большое зеркало с отбитым уголком в простой раме, и еще ровно столько свободного места между стеной и постелью, чтобы там поместилось два человека.

      Марита закрыла дверцу и довольно улыбнулась:

      - Пришел-таки, красавец. Не думала вот, что придешь. Такие как ты к нам не захаживают. Приглянулась тебе Марита?

      Эрвин потрясенно шарил взглядом по комнате. Не то чтобы жизнь обошлась с ним очень мягко, но он все равно смутно представлял себе, как человеческое существо может жить в таких условиях. Тем более - женщина.

      - В первый раз в дешевом борделе что ли? Успокойся, вшей тут нету. Нас инспекция каждые две недели трясет. Знаешь ли, не охота пойти в тюрьму за "дисперсию против боеспособного населения", оно теперь так называется.

      - Диверсия, - отстраненно поправил Эрвин. - Дисперсия - это когда белый свет, проходя через призму, разлагается на все цвета радуги. Или еще, - лейтенант осекся. Он нес явную чушь и сам это прекрасно понимал. Для Мариты не имело никакого значения, чем диверсия отличалась от дисперсии, и почему в небе можно увидеть радугу. - Я... я вообще-то пришел вам кое-что вернуть, Марита. Вот, возьмите, пожалуйста, - Эрвин протянул женщине сверток, перевязанный лентой.

      Марита удивилась, но сверток приняла, развернула и ахнула.

      - Красивый какой!

      - Спасибо вам, - поблагодарил обрадованную женщину лейтенант и с некоторой опаской устроился на краешке кровати. Марита, накинув платок на плечи, довольно вертелась перед зеркалом. Не самый дорогой кусок зеленой шерсти отчего-то представлялся ей диковинкой.

      "Я сплю, и мне снится страшный сон. Это какой-то другой город. Это не может быть сердцем кесарии. Это... это ад".

      Отражение кривлялось Эрвину из мутноватого зеркала с паутиной трещин в нижнем углу.

      - Извините, Марита, я пойду.

      - Как? Уже?

      - Я заплачу. Извините меня.

      Марита уперла руки в бока.

      - Ничего не понимаю. Странный ты какой-то. Ты что, думаешь, я не знаю, как оно передается? Не боись. Все можно устроить без лишних проблем.

      - Вы не поняли. Я... тороплюсь. Понимаете, я должен ехать вечером. Я просто заходил отдать платок.

      Женщина глубоко вздохнула, уселась на кровать рядом с Эрвином и уточнила:

      - Так правда, что говорят? Что в Рэду снова едут? За... яблоками.

      На "яблоках" Эрвина ощутимо передернуло. А еще он сообразил, что выражение "поехать в Рэду за яблоками" употребляют только коренные рэдцы. Калладцы о своих боевых подвигах говорили иначе и в гораздо более героическом ключе. Но даже самый ярый местный диссидент сказал бы "поехать в Рэду фонари проверять". Яблоки были чем-то уж очень рэдским и национальным.

      - Вы откуда, Марита? Я из Мильвы.

      - Я из Вели. Почти соседи.

      - Я там шесть лет не был.

      - А я - все десять. Как уехала в пятнадцать на годик-другой деньжат заработать, так и с концами.