Химия без прикрас (СИ) - "agross" - Страница 20

Я надела маску на рот и нос девушки, и увидела ее глаза, переполненные болью и ужасом, и в моей голове появилась мысль: а что она видит в моих глазах? Такой же ужас? Она же не знает, что я еще одиннадцатиклассница. Она думает, что я — врач! И слышит, как я паникую!

— Мне страшно, — просипела девушка в маску, и по ее скулам начали стекать слезы. А потом она завыла на очередной схватке и стала метаться по кушетке.

— Тихо-тихо… — пробормотала, наклонившись к ней и положив ей на голову ладонь. — Успокойся, мы поможем тебе, мы для этого и приехали!

На секунду в ее глазах помимо паники появился проблеск понимания и адекватности, но вскоре новая схватка накрыла ее волной боли, словно выбивая из реальности.

— Нельзя кричать, милая. Дыши. Марина, вот тот пакет дай мне, — сказал химик уже без раздражения, указав рукой мне за голову. — И так гипоксия с этим пожаром…

— Послушай, — отдав в руки химика родовой набор, я снова наклонилась к девушке. — Ты сейчас должна очень постараться, слышишь меня? — мне показалось, что она стала отключаться. Мое сердце гулко ударилось о ребра, когда я представила, что роженица потеряет здесь сознание. Но затем она глубоко вздохнула и уверенно кивнула. — Знаешь, как дышать на схватках? — снова кивок. — Умница! На следующей схватке не кричи, не задерживай дыхание и дыши, как будто пытаешься задуть свечку. Быстро-быстро! Поняла? Твоему малышу очень нужен воздух! Только ты ему можешь дать больше воздуха!

Получив еще один уверенный кивок от девушки, я быстро посмотрела на Дмитрия Николаевича, который широко открыл глаза от удивления, а затем одобрительно промычал.

— И тужиться нельзя пока, — громко добавил он.

— Слышала доктора? Дышим, не тужимся, да? — я изобразила ободряющую интонацию, скорее для себя, чем для нее, но девушка с энтузиазмом закивала. Правда, этого энтузиазма хватило ровно до следующей схватки. Девушка со стоном начала задерживать дыхание, но, затем, резко раскрыв глаза, пересилила себя и стала быстро-быстро дышать, как мы и договаривались.

— Молодец! Умница! — я гладила ее по голове, убирая со лба налипшие волосы. — Ты все правильно делаешь! И малышу сейчас будет, чем дышать!

— Скоро рожать будем, — твердо проговорил химик, проверяя, насколько низко опустился ребенок. — Марин, подержи…

Я никогда раньше не видела роды. Много о них слышала, что-то читала, но никогда не видела собственными глазами. И я даже не предполагала, что женщины испытывают настолько нечеловеческую боль. Сразу, как схватка отступала, девушка измученно закрывала глаза, пока химик не похлопал ее легонько по щекам.

— Милая, соберись, я не разрешаю отключаться! Как будет схватка, тужься изо всех сил! Марин, вот тут держи. Давай-давай-давай-давай…

Сигнал приближающейся акушерской бригады послышался как раз в тот момент, когда малыш появился на свет. Увидев синюшно-лиловый оттенок кожи, я пришла в ужас. Неужели не дышит?! Но одна быстрая и уверенная манипуляция Лебедева, и вот малыш огласил свое появление тонким писком. Я чувствовала, как девушка под моей рукой тихо вздрагивает от слез и тут поняла, что плачу вместе с ней…

— Все, красотка, тебя ожидает супер-кроватка-кувет в той машине! — уступив свое место акушерам, сказал Лебедев. Я почувствовала, как девушка пытается вяло отодвинуть мою руку с маской. Приподняла «кислород» и наклонилась к ней.

— Спасибо, — прошептала она. — Спасибо…

Кажется, что от нервного напряжения сейчас просто разрыдаюсь, так что поспешно кивнув ей, улыбнувшись, я вышла вслед за своим преподавателем и догнала его, потому что он успел отойти на приличное расстояние. Краем глаза я заметила, как Стеглов со спасателями везут носилки к нашей машине.

— Живой, — показал пальцем на лежащего, которого откачал Серега. — Ну вот! А ты говоришь, болтать — не жизни спасать!

Я улыбнулась, глядя, как Дмитрий Николаевич достает из полупустой пачки очередную сигарету и прикуривает. Когда он выдохнул дым, задрав обросший подбородок вверх, от моего взгляда не укрылось, с какой невероятной усталостью закрылись его глаза. А потом он, опустив голову, лукаво взглянул на меня и проговорил:

— Это мой двенадцатый!

— Вы приняли двенадцать родов?! — помолчав несколько секунд, спросила я, поняв, что именно он имел в виду.

— М-м, — утвердительно промычал химик. — А у тебя — первый.

Я усмехнулась, а затем, запустив руки в волосы, тяжело вздохнула, чувствуя, как наполняются усталостью ноги. Кажется, сейчас я сяду в машину и отключусь…

Редкий снежок падал с неба, едва долетая до промерзлой земли. Я ежилась от холода, потому что так и выбежала в рубашке, оставив куртку в машине. И внезапно химик сгреб меня в охапку рукой и прижал к себе, потрепав по плечу. А потом, зажав во рту сигарету, усмехнулся:

— Такого Нового Года у тебя еще не было!

========== Глава 10. О разговорчивой родительнице и отвратительных сплетнях. ==========

— Димон! Просыпаемся! — грубый голос химика, раздавшийся прямо возле моего уха, заставил меня вздрогнуть, открыть глаза и оглядеться. Черная потрепанная обивка сидений, небольшая подушка под головой с эмблемой «Форда»… Я что, в машине Дмитрия Николаевича?

— Что… — голос сипит после тяжелого ночного дежурства, а в голове с трудом выстраиваются воспоминания: после сдачи роженицы и ребенка акушерам, мы повезли реанимированного пациента в больницу, и по дороге я отключилась. — Давно смена закончилась?

— Давно, после пожара было еще два вызова, но мы тебя не стали будить. Два поддатых «подарочка», — Лебедев выглядел уставшим, но при этом довольным. — Крепко ты спишь! Не помнишь, как в машину ко мне залезала? — почему-то его усмешка, последовавшая после вопроса, показалась мне немного подозрительной и не очень-то приятной.

— Нет, но рискну предположить, что у вас богатый опыт транспортировки обмякших тел, — огрызнулась я.

— Очень богатый! Отоспалась?

— Да, — немного приврала я. — Мы к «бомжатне» вашей приехали?

— Нет, ремонт там начали перед праздником, теперь нельзя туда, — ответил химик. — Садись и слушай сюда, Дмитриева…

Я выпрямляюсь, запустив руки в спутавшиеся волосы и, взглянув в лицо Лебедева, повернувшегося ко мне, снова замечаю этот шрам на скуле. Отличным дополнением к нему стали полопавшиеся сосуды в глазах. От бурно отмечавшего праздник гражданина его теперь отличает только кристальная трезвость во взгляде. Не удивлюсь даже, что он сам вздремнул в машине, откинувшись на сиденье. По крайней мере, взъерошенные черные волосы говорили именно об этом.

— Мы в эту ночь опять дежурим, — сказал химик. — И в следующую тоже, причем у нас будут сутки.

— Я думала, у вас условия по полсуток? — недоверчиво вставляю я.

— Да, это так, — не стал отрицать химик. — Коллега попросил поменяться сменами. Мы не были против, да и начальство разрешило, поэтому сейчас отрабатываем три смены подряд, а потом гуляем до конца праздников. Хоть отосплюсь немного, — Лебедев сомкнул два пальца на переносице, устало зажмурившись. — Послушай моего совета, Дмитриева, на эти дежурства не приезжай…

— Но…

— Не перебивай меня, — он спокойно пресек мою попытку возмутиться. — Я уже понял, что ты не из пугливых. Черт, да что там, тебя не разбудил даже пьяный вой бомжа!

— А вы в хорошем расположении духа, — успеваю вставить я. — Рады, что избавитесь от меня на три дня?

— Сказал же, не перебивай! — нахмурился химик, злобно сверкнув глазами. Поразительно, его настроение меняется, будто по щелчку пальцев! — Я просто рад, что сейчас не придется идти в ваш лицей, разбирать задачки с глупыми ученицами и терпеть выходки вашей классной…

— Поверьте, это взаимно!

— Чудно! Эти три дня будешь заниматься усиленно дома, — приказным тоном ответил он. — Через две недели после ваших каникул — олимпиада, в которую я тебя запихну. Материал вышлю тебе сегодня по почте. Адрес мне скинь смс-кой. А через пять дней, после дежурств, в школу приходи, заниматься будем.