Гонка к Источнику (СИ) - Астаев Дмитрий - Страница 45

Встав напротив покосившегося скелета двухэтажного особняка, каперанг ненадолго замер, водя неосмысленным взглядом по мёртвым руинам. Чёрные потрескавшиеся брёвна, обугленные кирпичи, битые глиняные черепицы — всё смешалось в одну большую кучу, излучавшую только смерть и бесконечное, непередаваемое уныние. Вырвавшись из болезненного оцепенения, Шорл с отчаянной надеждой подскочил к соседним домам, но те, как и полагается, имели номера десять и четырнадцать… Десять. Четырнадцать. Эти цифры прогромыхали как длинные гвозди, звонко забиваемые чьей-то уверенной рукой в крышку капитанского гроба.

— Вот и всё, товарищ капитан. Приехали. — прошептал Лийер, еле ворочая непослушным языком. Если пять минут назад, его настроение было ниже плинтуса, то теперь оно с треском пробило пол, неудержимо падая в водоворот безысходности и отчаяния…

Итак, что мы имеем? Единственная надежда вернуться на родину превратилась в пепел, на хвосте по-прежнему висит Охрана Тарланской Короны, а мадемуазель Сатто находится в заложниках у подонка Лароша… Хм-м… Самое время стреляться, чего уж там…

— Тоже Самбраса ищешь? — раздался за спиной сочувственный голос.

— Вообще-то… — протянул капитан, разворачивая лошадь. Перед ним стоял невысокий человек лет шестидесяти, держащий в зубах раскуренную трубку. — А что значит «тоже»?

— Это значит… — улыбнулся в усы пожилой человек, и неторопливо затянулся — Что не далее чем стражу назад, его же искал и другой господин…

— Кто?

— Интересный вопрос… — медленно протянул старик — Он, надобно тебе знать, не представился.

— Как выглядел? — быстро переспросил Шорл.

— Чёрные волосы, усы… Губы ещё тонкие такие, и прямые как стрела… Ах да, и глубокие складки на лбу. А в остальном, ничего особенного. Таких тысячи…

— Он ничего не сказал?.. — затаил дыхание капитан. Описанный человек был ему прекрасно знаком. «А вообще-то, не стоит выдавать желаемое за действительное.» — рассудил Лийер — «Старик прав — таких тысячи…»

— Не-а. Ничегошеньки он не сказал… Спросил что случилось, выслушал ответ, и ускакал, не попрощавшись…

— И что же здесь случилось? — въедливо осведомился Лийер, радуясь такому бесхитростному собеседнику.

— Известно, что… — вздохнул незнакомец, и махнул рукой на противоположенную сторону улицы — Погорел Самбрас. Я-то напротив живу… Всё видел…

— Что именно?

— Пожар, вестимо… Я бы даже сказал, поджёг. — интригующе понизил голос человек. Старому сплетнику, кажется, было абсолютно всё равно, с кем чесать языком.

— Так. — требовательно навис над ним капитан — Рассказывай.

— Да что там рассказывать… Отмечал позавчера день рождения, гостей привёл… Семьдесят лет всё-таки, юбилей… Ну, засиделись немножко. Люди все спят давно, а мы ещё празднуем… — старик задумчиво смотрел на завихрения табачного дыма — Тут-то оно и полыхнуло. Мы внутри были, при свечах, но в окно всё прекрасно видно…

— Короче! — строго сказал Лийер.

— Ну так я короче и говорю… — человек опять непринуждённо затянулся — Знаешь как? Стоит себе дом — ничего особенного, да? А в следующую секунду — пылает снизу доверху, что твой факел… Вот не вру, всё так и было.

— Да? — прищурился капитан — А ты, старче… Как бы поделикатнее выразиться… Ужин, небось, не томатным соком запивал?

— Эх-хе… — улыбнулся мужчина, и потряс трубкой — Да нет, нет. Алкоголем не увлекаюсь, и видениями никогда не страдал, у кого угодно спроси… Говорю, что видел, а…

— Да верю я, верю… — перебил его Шорл, и задумчиво посмотрел на обугленные останки двенадцатого дома — Снизу доверху, стало быть? Весь, и сразу?

— Точно! Как солома… Хорошо хоть, что улица широкая, и между домами расстояние… А то как бывает? Свечку потушить забыл, и целого квартала как не бывало! Вот мне знакомый рассказывал…

— Это очень интересно. — торопливо вставил Лийер, поворачивая назад к морю — Но я спешу. Спасибо за информацию… И прощай!

И капитан пришпорил коня. Вернувшись на набережную, он отправился дальше на зут, ненавидяще глядя перед собой. Провал. Крах. Конец. Вот как называлось то аховое положение, в которое загнала Лийера злодейка-судьба. Многие бы тихо удавились, но Шорл скакал всё дальше, с силой сжимая челюсти, дабы не взреветь от бьющих через край эмоций. Он должен был скакать дальше — хотя бы ради Аяни… Хотя бы назло судьбе!

Гигантскую вывеску «Весёлого Осьминога» он увидел за километр — на пёстрых синих буквах, обхватив их длинными щупальцами, восседал улыбающийся трёхметровый моллюск. Доехав до гостиницы, Шорл привычно отдал свою лошадь возникшему из воздуха холую, и заказав самый дешёвый номер, проследовал прямиком на второй этаж. В полном соответствии с заплаченными деньгами, комната являла собой последнюю стадию аскетизма — вдобавок к голым стенам, здесь сиротливо ютились лишь жёсткая обшарканная кровать, и дешёвый деревянный столик с подсвечником. Не снимая пыльных сапог, Шорл изнеможённо завалился на жалобно скрипнувшее ложе, и подложив под затылок ладони, зажмурил глаза. Память же, вдохновлённая установившейся тишиной и покоем, радостно приступила к повторному показу самых паскудных эпизодов последних страж…

…Солнце спряталось за верхушками домов, и улица окончательно опустела — веселиться по ночам здесь было просто некому. Богатой элиты в Улс-Артале не обреталось, а крестьяне и ремесленники слишком уматывались за день, чтобы бодрствовать ещё и ночью. Аяни и Шорл почти дошли до гостиницы, — оставалось шагов двести — когда пресловутое чувство опасности забило тревогу, заставляя капитана беспокойно завертеть головой в поисках затаившейся угрозы. Угрозу он обнаружил, а вот уйти от неё — не успел.

Большая рыболовная сеть, кинутая кем-то с крыши ближайшего дома, зацепила его лишь краем, но и этого оказалось достаточно — Лийер пошатнулся, и неуклюже завалился на землю, путаясь в крупных верёвочных ячейках. Одновременно, из-за ближнего угла выскочили несколько фигур, и целенаправленно двинулись к нему, размахивая толстыми металлическими прутьями. Всё что он успел сделать, это лягнуть ближайшего нападающего в колено, с хрустом раздробив сустав, и вызвав тягучий душераздирающий вопль. А затем, на его затылок с приличной скоростью опустилось нечто тяжёлое, и капитан погрузился в чёрный омут беспамятства…

…Пробуждение было не из приятных — голова болела так, будто её долго и усердно колошматили чем-то вроде бейсбольной биты… Кем бы не были налётчики, но они явно перестарались — ещё чуть-чуть, и Шорл бы не проснулся вовсе. А может… Можёт быть знали, сволочи, что его надо бить посильнее? Вот этого бы не хотелось!..

Следующим, что он ощутил, был холодный металл, накрепко сковывающий запястья за спиной. Шорл незаметно напрягся, пробуя кандалы на прочность, но те, понятное дело, отнеслись к его потугам с пренебрежительным безразличием…

Пахло сыростью, плесенью, и землёй. Подвал? Очень может быть… Лийер осторожно приоткрыл глаза, и морщась от сопровождающей каждое движение боли, медленно покрутил головой. Крохотная комнатушка имела низкий деревянный потолок, белые кирпичные стены, и влажный земляной пол, на котором и валялся доблестный капитан первого ранга. Окон здесь не было — помещение освещалось одинокой свечкой, стоявшей на грубо сколоченном столике. А ещё, за тем же столиком, непринуждённо сидел немолодой коренастый блондин… Под нижней губой у него росла аккуратная треугольная бородка, а на щёках — тонкие, геометрически правильные бакенбарды. Человек сидел, подперев подбородок массивным кулаком, и беззастенчиво разглядывал Лийера, задумчиво при этом сощурившись.

— Проснулся, таллец? — участливо спросил он.

— Кажется, да… — прокряхтел Шорл, провожая тоскливым взглядом внушительную цепь, соединявшую его наручники, и толстое железное кольцо, намертво вмонтированное в стену — А что значит таллец?