Властитель Дерини - Куртц Кэтрин Ирен - Страница 1

Кэтрин Куртц

«Властитель Дерини»

Глава I

«Отвне обесчадил меня меч, а дома — как смерть»[1]

Мальчика звали Ройстон — Ройстон Ричардсон, в честь отца; а кинжал, который он так испуганно сжимал в руках, принадлежал не ему. Сгущались сумерки. Повсюду вокруг него лежали трупы, коченеющие среди поднимающихся хлебов Дженнанской долины. В мертвой тишине изредка ухала ночная птица, да севернее, в горах, выли волки. Далеко, за полем, на улицах городка горели факелы, маня к себе уцелевших в битве людей. Немало воинов навсегда осталось нынче вечером в полях Дженнанской долины. Жестокой и кровавой была битва, даже для привычных ко всему здешних крестьян.

Всадники Нигеля Халдейна, приходящегося дядюшкой молодому королю Келсону, появились близ городка сразу после полудня. Золотые королевские львы красовались на их малиновых знаменах, шкуры лошадей блестели от пота — день был знойный. По словам принца, это был только передовой отряд из тридцати человек, посланный разведать дорогу в Корот, куда направлялись королевские войска.

Корот, столица восставшего Корвинского герцогства, был захвачен мятежными архиепископами, Лорисом и Карриганом. Эти последние, при поддержке и содействии Варина, фанатичного главаря мятежников, положили начале новой волне гонений на Дерини — род чародеев, что когда-то правили в одиннадцати королевствах. Этих издавна гонимых и издавна внушавших страх колдунов теперь олицетворял в глазах народа один Дерини-полукровка, герцог Корвинский, Аларик Морган, за свою ересь отлученный от церкви три месяца назад.

Принц Нигель пытался успокоить жителей Дженнанской долины. Он напомнил им, что королевские солдаты не собираются грабить и разорять их земли, что юный Келсон запретил это, поступая так же, как некогда поступал король Брион — его отец. И еще принц говорил, что не из-за герцога Аларика нависла теперь угроза над одиннадцатью королевствами, хотя сами архиепископы утверждают обратное, и что их уверения, будто все зло исходит лишь от Дерини, — вообще несусветная чушь. Сам Брион, вовсе не будучи Дерини, всю жизнь доверял Моргану, а нынешний король так высоко оценил его заслуги, что провозгласил его своим Поборником, несмотря на возражения королевского Совета. Вдобавок нет ни малейших доказательств предательства Моргана, нет и не было.

Но люди долины не слушали Нигеля.

То, что во время коронации Келсона прошлой осенью вдруг обнаружилось, пусть неожиданно для него самого, что он — наполовину Дерини, вызвало волну недоверия ко всей династии Халдейнов. И покровительство, которое юный король упорно оказывал еретику герцогу Аларику и его преподобному кузену, тоже Дерини, — Дункану Мак-Лайну, вовсе не способствовало ослаблению этого недоверия. Поползли слухи, что и самого короля, защищающего герцога Аларика и Мак-Лайна скоро отлучат от церкви. Поговаривали, что король вместе с ненавистным герцогом собирается возглавить целую толпу воинов Дерини, вторгнуться в Корот и задушить направленное против них народное движение, уничтожив Лориса, Карригана и обожаемого Варина. Да вот и Варин, кстати, это предсказывал!

В общем, местные повстанцы долго водили отряд Нигеля вокруг Дженнанской долины, пообещав ему показать удобный путь, где королевская армия не будет знать недостатка в воде и корме для коней. В полях, зеленеющих всходами овса и пшеницы, мятежники напали на отряд из засады, сея смерть и панику в рядах ошеломленных королевских воинов. К тому времени, когда они опомнились и сумели отступить, унося раненых, более двух десятков рыцарей, мятежников и боевых коней лежало мертвыми или умирающими среди несозревших хлебов; здесь же остались знамена со львами, обагренные кровью, втоптанные в землю.

Ройстон на миг замер, вцепившись в рукоятку кинжала, а потом бросился прочь от недвижимого тела по узкой проселочной дороге, ведущей к дому. Ему было всего десять лет, к тому же он был слишком мал для своего возраста, но ни то, ни другое нисколько не помешало ему принять участие в сегодняшнем грабеже. Кожаный мешок, висевший у него на плече, переполняли съестные припасы, кое-что из конской упряжи и другого снаряжения, которое ему удалось снять с павших врагов и их коней. И этот кинжал с красивой гравировкой, и ножны, которые он заткнул за веревку, повязанную вместо пояса, он тоже отцепил от седла мертвого коня.

Он не стыдился и не боялся обшаривать мертвецов — тем более днем, при свете. Во время войны эта грязная работа была для крестьян источником существования, а теперь, когда они восстали против своего герцога, да что там говорить, против самого короля — теперь это вообще являлось для них насущной необходимостью. Крестьяне были плохо вооружены, все больше дубинками, копьями да косами. А у павших врагов можно было разжиться и оружием получше, и доспехами, и боевой упряжью, а если повезет — то и несколькими золотыми или серебряными монетами. Словом, возможности были неограниченные. Отступившие враги унесли своих раненых, мятежники отошли, чтобы помочь своим, и на поле боя остались только мертвецы. А их никто не боится, даже такие мальчишки, как Ройстон.

Однако, свернув с дороги и направляясь к еще одному окоченевшему телу, Ройстон настороженно огляделся по сторонам. Он, конечно, был не робкого десятка — трусость вообще была не свойственна корвинским крестьянам, но существовала почти невероятная возможность наткнуться на врага, который кажется мертвым, а в самом деле жив. Мальчик старался даже не думать об этом.

Как будто вторя его мрачным мыслям, завыл волк, причем ближе, чем незадолго до этого. Ройстон поежился и снова вернулся на середину дороги. Теперь ему чудилось движение за каждым кустом, за каждым призрачным пнем. Он не боялся мертвецов — гораздо страшнее были четвероногие хищники, рыскающие в полях всю ночь напролет; с ними-то он уж никак не хотел встречаться.

Вдруг он уловил впереди по левую сторону дороги какое-то движение. Крепче сжав свое оружие, он присел, притаился и стал осторожно нашаривать среди острых камней подходящий по размерам. Затаив дыхание, пригнувшись и пристально всматриваясь в заросли, он прохрипел дрожащим голосом:

— Кто здесь? А ну, говори, кто ты, а то сейчас как…

В кустах снова раздался шорох, затем — стон, а затем — еле слышный голос:

— Воды… пожалуйста… кто-нибудь…

Ройстон настороженно замер, закинул мешок за спину и вытащил из ножен кинжал. Могло оказаться, что позвавший из повстанцев, а значит — друг, ведь один из них пропал сегодня. А если это королевский воин?

Ройстон потихоньку подкрадывался к кустам — нервы натянуты, камень и кинжал наготове. В сумерках трудно было что-либо разобрать, но все же он понял, что перед ним лежит повстанец. Да, без всякого сомнения, он разглядел на рукаве свинцово-серой куртки эмблему с соколом.

Глаза лежащего под сдвинутым на лоб простым стальным шлемом были закрыты, руки — неподвижны. Когда же Ройстон наклонился и заглянул в бородатое лицо, он не смог сдержать радостного крика. Он узнал этого человека! Это же Малкольм Дональсон, лучший друг его брата.

— Мэл, — в отчаянии бросился к нему мальчик, — господи, Мэл, что стряслось? Тебе плохо?

Тот, кого он назвал Мэлом, открыл глаза и долго смотрел на мальчика, словно не узнавая его, затем его губы искривились в напряженной улыбке. По-видимому, его мучила сильная боль, и он в изнеможении прикрыл глаза, с трудом кашлянул и опять посмотрел на Ройстона.

— Да, парень, вовремя ты меня нашел. Я уж боялся, что явится какой-нибудь головорез да и прикончит меня и меч заберет.

Он похлопал по складкам своего плаща, и сквозь окровавленную ткань проступили очертания длинного боевого меча с крестообразной рукояткой. Юный Ройстон, вытаращив от изумления глаза, приподнял край плаща и восхищенно провел пальцами по лезвию.

— Ой, Мэл, какой хороший меч! Ты отобрал его у кого-то из ратников короля?