Зона отчуждения (СИ) - Васильев Ярослав - Страница 25

Голос Фёдора дрогнул. Его дочь чуть не погибла, защищая эту калитку, и всё зря? Уже за одно это он удавил бы поганца своими руками. Но для остальных нужны были аргументы посолиднее. Поэтому Фёдор заставил себя успокоиться и холодно закончил:

– Этот недоносок при всех признался, что и не собирался идти на помощь. Ему своя шкура дороже. Как он выразился?

– «Из-за какого-то быдла рисковать», – глухим голосом процитировал отец Василий.

– А вы говорите, – зло усмехнулся Фёдор. – Вот что меня беспокоит. Мы для него – быдло, которое не жалко пустить в расход. Если его сейчас простить, дать слабину, то могут найтись и другие такие же. Тогда мы не выстоим. Повесить. Чтобы каждый потенциальный трус знал – отсидеться за счёт других ему не удастся. Или все, или никто.

Отец Василий опять забарабанил по столу пальцами, провёл рукой по бороде и негромко сказал.

– Будет с этим одна сложность. Потом.

– Отвечать за убийство? – ощерился Фёдор. – Чёрт с ним, даже если забыть, что мы в зоне ЧП. Лучше дожить до суда потом, чем сдохнуть сейчас. И ладно мы, а женщины и дети?

– Да нет, я не об этом, – вздохнул отец Василий. – Убить человека первый раз это очень тяжело. Даже если уверен в своей правоте.

В кабинете опять повисло молчание, которое прервал отец Василий.

– Вы меня убедили. Но только… Возьму грех на душу я. На том свете решат, а на этом пусть к вам никогда не приходят сны с лицами тех, кого вы убили.

– Кхе-кхе, – закашлялся настоятель. И твёрдым голосом добавил. – В монастыре игумен властен над жизнью и смертью каждого. И этого правила никто не отменял. Возьму грех на душу. Приговариваю этого человека к смерти. Исполняйте, что должно и помните: нет вины на вас. Вы лишь орудие в моих руках, как серп орудие в руках крестьянина. И мне держать ответ перед Господним престолом за загубленную молодую жизнь.

Казнь назначили на раннее утро. На площади собрали всех взрослых, не деля на мирян и монахов. Толпа негромко переговаривалась, странную конструкцию из выступающих с внутренней стороны стены досок, которую ночью соорудили два плотника, заметили все. Гадать «что» и «зачем» пришлось недолго. Двое монахов вывели Костика, со связанными за спиной руками, с кляпом во рту. Парень мелко дрожал, но скорее от холода: на ночь его заперли в подвал общежития. Зато смотрел на всех хоть и немного испугано, но высокомерно. Бить его не будут, это он уже понял. А остальное не страшно. Вот выберется отсюда, через папу он им всем покажет.

Обвиняемого довели до свободного места перед толпой, конвоиры отошли в сторону. Рядом с парнем встали командиры общины. Фёдор громко начал:

– Этот человек обвиняется в страшном преступлении. Он не просто струсил. Он своей трусостью сознательно послал других на смерть, лишь бы спасти собственную шкуру. И если бы не храбрость погибшей вчера Нины Львовны Синицыной, эта смерть пришла к детям, ко многим другим. Наказание за такое – смерть трусу через повешение. Вот моё слово.

Костик побледнел. Растеряно задрожал, потом с ненавистью посмотрел на Фёдора. Что всё в серьёз, парень ещё не поверил. Но тут заговорил игумен.

– Когда принимал я в ведение своё монастырь, принял в ведение и жизни тех, кто нашёл приют в этих стенах. Не должно одной паршивой овце портить жизнь всему стаду. Но хотя и тяжек грех этого молодого человека, перед тем как властью своей вынести приговор, спрошу: хочет ли кто за него заступиться? Сказать слово в его защиту.

До Костика наконец дошло, что обвинение и казнь – это на самом деле. Он побелел, на лбу выступила испарина. Ноги подломились, и если бы не крепкая рука отца Василия, то Костик упал на асфальт. Безумные от испуга глаза зашарили по толпе, выискивая хоть одного защитника. Вот взгляд упёрся в Оливию, на секунду загорелась надежда, Костик замотал головой и что-то призывно замычал… Рисковать своей головой, выпрашивая Костику прощения, девица не собиралась. Потому демонстративно повернула голову в сторону, якобы рассматривая флюгер на одной из башен. Как только парень это понял, он повис на руках у отца Василия и Фёдора, заскулил сквозь кляп. На штанах расплылось мокрое пятно.

Тем временем игумен продолжал:

– Властью своей. Приговариваю этого человека к смерти через повешение. Приговор исполнить немедленно.

Когда Фёдор и отец Василий ухватили его за плечи и поволокли к подъёму на стену, парень всё же попытался вырваться, начал дрыгаться и хоть за что-то зацепиться ногами, заскулил и завыл. А потом бросил взгляд на толпу – замолк и обмяк мешком. Люди смотрели на него молча, без ненависти или презрения. Скорее с какой-то брезгливостью, как на таракана.

Но вот конвоиры доволокли преступника до виселицы, надели на шею петлю. Отец Василий вытащил кляп, спросил – хочет ли Костик перед смертью исповедоваться. В ответ раздался дикий крик, в котором не было ничего человеческого. Фёдор на это молча надел на голову преступника мешок, а отец Василий толкнул вперёд.

Публичные казни для современной России дело чуждое, даже варварское. Фёдор ждал, что будут негодовать, спорить… На случай излишне нервной реакции некоторых зрителей у Лиды было наготове успокоительное. Никто не возразил, и даже не позеленел от зрелища, никого не стошнило. Лишь когда тело закачалось в петле, а Фёдор и отец Василий спустились вниз к остальным, какая-то женщина деловито попросила:

– Фёдор Иванович, если нетрудно, через полчасика снимите его. А то детей на завтрак вести.

А два мужика из охотников и монах принялись негромко обсуждать, как сподручнее всё сделать, чтобы не испачкаться самим и не попортить верёвку и доски.

​Глава 6

Утро началось со скандала. И пусть это была мелкая бытовая ссора, пусть Вика была не участником, а лишь невольным зрителем – ощущение было, будто тебя оплевали с головы до ног. И вдвойне неприятно – вся эта гадость случилась в банный день, да ещё и в солнечную погоду. Девушка, как иногда делала в минуты раздражения, попыталась потеребить кончик косы – но рука только хватанула пустоту. В операционной длинные волосы мешали. В какую причёску не складывай, как косынкой не завязывай, без привычки носить платок стоило только наклониться – и коса постоянно выбивалась и лезла под руку. А цена отвлечься, хотя бы просто откинуть на спину во время операции – жизнь человека. Поэтому Вика, недолго думая, попросту косу срезала выше уровня плеч. Но сейчас испорченной причёски вдруг стало жалко, год волосы отращивала. Да и солнце непривычно пекло шею через вырез футболки. От этого настроение испортилось ещё сильнее.

Когда два года назад монастырь остался без электричества, обычные ванные пришлось пустить на слом. Но изобретательные монахи выкрутились. Поставили огромные бочки для нагрева воды, которую качали ручными насосами из реки и колодца. С самого начала каждая бочка удачно подавала воду в свою секцию, поэтому баня фактически состояла из несколько независимых срубов, пристроенных к центральному кирпичному зданию кочегарки. Вот только два года назад перестраивали всё из расчёта на пятьдесят человек, а теперь ещё пришлось делить на мужскую и женскую половины. Поэтому мыться приходилось по графику раз в пять-шесть дней. Разве что неделю назад, после ночи в операционной, для Вики и Лиды сделали исключение. Вторая проблема – горячая вода. Для экономии дров чёрные бочки нагревали системой зеркал, а уже потом доводили до нужной температуры с помощью печи. Поэтому в хмурый день приходилось пользоваться баней с оглядкой на расход кипятка.