Напряжение: Коронный разряд (СИ) - Ильин Владимир Леонидович - Страница 43

И никакой, никакой возможности прикрыться интересами государства… Как надавить на Древичей, если их шефы сидят в его же ведомстве, но бесконечно для него высоко? Как договориться с Шуйскими - первыми и главными поставщиками беспилотных аппаратов министерства обороны, утверждающими, что благодаря ювелиру Самойлову последняя, закрытая серия изделий не видна ни на одном вражеском радаре? Каким шизофреником надо быть, чтобы убеждать сиятельных князей, что проверяют не их часть предприятия, а исключительно юного совладельца? Да и как привлечь к ответственности за нападение приглашенного из другой страны «виртуоза», по неведомо какой причине занимающего ставку директора? Он что, сумасшедший?!

В общем-то, с присущим ему упорством, Борис Игнатьевич пытался осуществить каждый из этих пунктов. И всякий раз получал такой отлуп, что под конец отпущенного ему месячного срока выглядел КМСом по боксу, с удивительной стойкостью пережившего аж четыре раунда против профессионала-тяжеловеса. Он все еще был на ногах, но в голове кружилось, а в руках чувствовалась расползающаяся от позвоночника слабость.

Теперь же Борис Игнатьевич боялся – тем самым страхом, что у людей на его должности прорывается безумной ненавистью. Боялся настолько, что вполне мог решиться на штурм и захват ресторана, если бы он находился где-то подальше от центра, от радостных толп туристов из других держав и от чуткого уха Императора, который прямо сейчас находился внутри кремлевских стен. Словом, если кофе был бы дешевле.

Потому что срок, отведенный ему, вышел, а он ничего не сделал. И сегодня об этом узнает его руководство, порядком раздраженное шумом и проблемами, им созданными. Никакое золото мира не стоит дороже спокойствия этих людей. Золото им и так принесут.

В отличие от меня, Борис Игнатьевич определенно спал в эту ночь, но вряд ли в своей постели. Темно-синий костюм выглядел характерно помятым, на крае рукава белой рубашки проглядывало мелкое пятно от еды, а в мощный запах дорогого одеколона нет-нет да вплетался характерный запах перегара.

- Я рад приветствовать, - прогудел он низким басом, глядя куда-то в середину стола, застеленного белой скатертью.

Мирный голос, даже с оттенками радушия. В прошлую нашу встречу он бесновался и орал, грозя всеми возможными карами. Еще один, жестоко разочарованный тем, что чужое брать нельзя.

Вместо ответа, я обозначил улыбку и приподнял в руках чашку, пригубив. Кофе оказался горьким и сытным. Но за эти деньги, лучше бы его было просто много.

Прошлый день обошелся без сна, а надежда вздремнуть этим утром разбилась о суровое предупреждение сестер «мы перезвоним, оставайся на связи». Так и не перезвонили, к слову…

- Вот, документы, - Борис Игнатьевич повернулся к стулу, приставленному рядом с ним и скрытому столом, взял оттуда укладку пожелтевших документов, распирающих прозрачную пластиковую папку, и положил рядом с собой на стол, а затем неловким движением двинул их в мою сторону.

Взгляд он так и не поднял.

Очень характерное поведение – как у студента, переписавшего в свой ответ все, что есть у него в голове, в надежде, что преподаватель сам выберет оттуда верные данные.

- Вы принесли мне то, что вам поручили? – Не притронулся я к предложенным бумагам.

Тот гневно повел плечами, изображая ярость от недоверия, поднял лицо, но под моим взглядом поник и спросил голосом, в котором проступали болезненные ноты от похмелья и ситуации в целом.

- Что вы хотите?

- Не более объема, вам порученного.

- Там этого нет. В архивах ничего нет. Я провел там всю ночь. – Постарался он быть убедительным.

Всего одну ночь из тридцати ему отведенных.

- Вы не нашли, - поправил я его.

- Недостаточно времени.

- Достаточно, если заниматься только поисками, - дернул я краем губ, вспомнив тот вал неприятностей, что принесла мне его структура. Вернее, та его часть, что находилась под его рукой.

- Что вы хотите? – В этот раз его тон был примирительным в надежде на иной мой ответ.

Потому что, как и в прошлый раз, наказывать его буду не я.

- Не более того, что вам было поручено. – Не отклонялся я от обозначенных рамок.

Ведь так легко записать разговор и попытаться представить суть беседы банальным шантажом. К слову, я тоже его записывал, но всегда важно, кто обратится первым – тот и формирует основную версию событий.

- Послушайте… - Взялся Борис Игнатьевич за свою кружку и осушил одним глотком, а затем поморщился, глянув на ее дно, явно недовольный крошечной порцией.

- Внимательно, - обозначил я максимальный интерес словом и осанкой.

- Меня подвели исполнители. Они получат заслуженное наказание. Ваша просьба не может быть удовлетворена в оговоренные сроки. Но я предлагаю найти компромисс. Возможно, вам требуется нечто иное?

- Не требуется, - я отвечал спокойно, несколько отстраненно, не показывая ни намека на издевательство и подтрунивание.

Иначе сорвется на нервах, и все пойдет прахом.

- Мы с вами взрослые люди, - произнес он слитной фразой, говоренной не единожды, но еле удержался, чтобы не чертыхнуться от предпоследнего слова. – Давайте вы сформулируете свое решение нашей проблемы?

- У меня нет общих с вами проблем.

Вот своя проблема имеется – покосился я на свой телефон, ради беседы поставленный на беззвучный режим. Но сестры все равно не звонили.

- Помогите мне решить мою проблему, - дрогнул голос Милютина. – Мне нужно, чтобы вы позвонили руководству и сообщили, что порученное выполнено. Что я должен для этого сделать? – Перешел он уже на прямой текст, без многозначительных намеков.

Припекло. Как бы не судьба его решается в этот день – замечу, обратно на прииски его вряд ли отправят. Да и начальственной должности такого же уровня, вероятней всего, тоже не видать.

- Я думаю, что мы ограничимся моей просьбой. – Произнес я, но успел добавить до его нервного восклицания. - Если вы не нашли время на поиски, то пусть ими займутся мои люди. В ваших архивах.

- Исключено, - ответил Борис Игнатьевич без малейшего промедления.

- Тогда у меня нет иных вариантов. – Развел я руками.

- Это невозможно, - добавил он, нервно облизав губы.

Однако же потеря категоричности чувствовалась на слух и не могла не радовать.

- Поиски без применения записывающей аппаратуры, в пределах общего архива, без доступа в закрытые секции. Десять человек на неделю. На таких условиях, я сообщу вашему руководству, что продлеваю исполнение вашего обязательства по собственной инициативе.

- Просто дайте мне эту неделю! – Вцепился он в скатерть пятерней.

- У вас был месяц и сотни людей под началом, - парировал я.

- Это были плохие сотрудники, я же вам сказал. – Привстал он со стула, чтобы тут же рухнуть на жалобно скрипнувшую мебель.

- Гарантирую высокий профессионализм моих сотрудников. – Приподнял я бровь.

- Послушайте, я не могу провести в архив десять посторонних. Это от меня не зависит! Приказ о допуске на такое число лиц не пропустит внутренний отдел!

- Тогда мы возвращаемся к началу нашей беседы, - не показал я разочарования.

Борис Игнатьевич глубоко вдохнул и выдохнул, сцепил руки перед собой и сосредоточенно на них посмотрел.

- Максим Михайлович, давайте вместе подумаем и решим, как нам быть. Десять человек – это много, - упрямо повторил он, а затем поднял взгляд. – Десять – много. – Повторил он иной интонацией, обладающей слегка другим смыслом.

- Так может быть, шесть? – Улыбнулся я.

- Вот если бы один специалист по вентиляционным системам. У нас там, кажется, повышенная влажность.

- Один – никак не справится, - категорично отозвался я. – На такой объект нужна бригада с оборудованием.

- Оборудование излишне, достаточно визуального осмотра. – Нахмурился Милютин.

- При условии, что специалистам никто не будет мешать и вмешиваться в работу. – Пошел я на уступку. - Бригада из шести…

- Трех.

- А в особой секции тоже есть проблемы с влажностью? – Наклонил я голову.