Железный регент - Кузнецова Дарья Андреевна - Страница 47

— Рина, с тобой все в порядке? — вытолкнул меня из пучины тоски негромкий голос.

Я вздрогнула от неожиданности, столкнулась с обеспокоенным взглядом Железного регента, чуть склонившегося ко мне, вспыхнула от смущения и невнятно пробормотала:

— Да, я… просто задумалась.

А потом наконец-то сделала то, что следовала сделать с самого начала: рассердилась на себя. Да, обидно, грустно, больно, но это не повод опускать руки и нырять в свою обиду с головой!

— Ты уверена? — мужчина чуть нахмурился, разглядывая меня с подозрением, и я, боясь ляпнуть что-то не то, постаралась отвлечь его:

— Да. Ив, а можно я кое-что спрошу? Вот этот мальчик, который сидит возле кресла шаха… Кто он? Почему шах сначала дал питье ему, это какой-то ритуал?

— Мальчик — дегустатор, — пожав плечами, ответил Ярость Богов.

— Как это? — уточнила я; слово было незнакомым.

— Он пробует напитки и пищу первым на случай, если те вдруг отравлены.

— А если они и правда отравлены? — опешила я.

— Он спасет жизнь своему хозяину, покроет свое имя славой и обеспечит семью, — с усмешкой пояснил регент.

— Но он же умрет!

— Да. Рина, их никто не заставляет это делать, — добавил он весело. — Больше того, это очень престижная должность, занять которую мечтают многие. Шаха редко пытаются отравить, а после двух лет такой службы дегустатор заработает столько денег, что хватит на безбедную жизнь еще его детям. На это место обычно попадают мальчики из больших и нищих семей, для которых сама возможность пожить в сытости и довольстве — уже счастье. Насколько я знаю, там еще очень строгий отбор среди желающих, по здоровью и внешним данным.

— Но ведь получается, что таким образом шах проявляет к нам недоверие, подозревая, будто его могут здесь отравить, — зашла я с другой стороны. Особенной симпатии к претцам я не питала никогда, а после открытия такой традиции ее осталось еще меньше. — Чего он так боится?

— Ничего он не боится и никто не собирается его травить, это просто очень старая традиция, — пояснил Ив. — Шах никогда не возьмет в руки еды, которую не попробовал дегустатор. Они вкладывают в это действо еще какой-то сакральный смысл, и именно потому человек, занимающий это место, выбирается с таким тщанием. Вроде бы, пройдя через руки чистого дитя, еда становится чище и приносит лишь пользу, но за достоверность не поручусь.

— А вот этот человек, который пришел с принцем Стьёлем? Кто он?

— В Альмире своеобразно поклоняются Немому-с-Лирой. Выбирая этот путь, люди отрекаются от речи и объясняются между собой жестами, вот как Стьёль разговаривал с этим жрецом. Среди них есть отдельные представители, которые общаются с внешним миром и посетителями, но самые истые почитатели всегда молчат. Насколько знаю, они с радостью привечают людей, по каким-то причинам лишенных дара речи. Берут на себя заботу и о несчастных, лишившихся к тому же зрения. Считается, что такие люди отмечены богом и взамен утраченных чувств обретают особое благословение.

— Как страшно, — тихо пробормотала я.

— Что именно?

— Не видеть и не иметь возможности говорить.

— Как утверждал основатель этого культа, очень уважаемый в Альмире философ, такое часто случается с совершенно здоровыми людьми, и неизвестно, что хуже.

— То есть? — нахмурилась я.

— Люди не видят дальше собственного носа и целыми жизнями молчат — о самом важном, о самом страшном, о том, о чем стоит кричать в голос. Не смотри на меня так настороженно, это цитата, а не личное наблюдение, — усмехнулся мужчина. — Хотя зерно истины в этой мысли определенно есть.

Я медленно кивнула, соглашаясь.

Этот отвлеченный разговор помог успокоиться, а последняя высказанная Ивом мысль и вовсе показалась знаком свыше. Конечно, решимости рассказать регенту все как есть я не наберусь, но можно попытаться изменить его ко мне отношение. Я не знала, как именно это можно сделать, но точно знала, что многие женщины подобное умеют. И даже догадывалась, к кому стоит обратиться с вопросами: к Лиа. Оставалось только дождаться завтрашнего дня.

Глава 14

Дурные вести

Ив Ярость Богов

Я до последнего сомневался, стоит ли звать с собой Рину и следовать рекомендациям Даора. Даже тогда, когда пришел просить ее послужить главным украшением вечера, до последнего оттягивал вопрос и уже почти решил отказаться от этой затеи. Мне хватало уже того, что Лиа с непонятной целью свела знакомство с даной, и одно это заставляло беспокоиться, отыскивая скрытые мотивы и нити, за которые дергали оставшиеся в тени противники.

Впрочем, я не сомневался, что единственным человеком, направлявшим действия моей любовницы, являлся ее отец. И даже справедливо подозревал, что Митий сам подложил под меня дочь. Интересно, знал ли он о ее необычных пристрастиях и моих, или так совпало случайно?

Но Рина сама подтолкнула меня к нужной теме, и здравый смысл в итоге остался в меньшинстве. Победили государственная необходимость в лице Алого Хлыста и, конечно, мои собственные желания.

С даной было приятно уже только находиться рядом, а порой даже казалось, что она помогает мне вернуться в те года, когда не приходилось быть постоянно настороже, каждую минуту ожидая галлюцинаций или других, худших проявлений болезни.

В парадной анфиладе Рина была больше сосредоточена на своих мелких страхах, а вот того, что действительно стоило внимания, не замечала. Из общей массы любопытных, жадных, заинтересованных взглядов толпы я то и дело выхватывал другие — спокойные, оценивающие, сосредоточенные. Члены регентского совета и те, кому не досталось в нем места. Эмиссары разных весомых личностей, а по-простому — шпионы; живые глаза и уши, хозяева которых до поры оставались в тени. И те, кого я не узнавал или не успевал заметить.

Несмотря на то что высокие гости не обязаны были сидеть на своих местах весь вечер и вполне могли общаться с другими гостями — например, Драму почти сразу наскучила компания лакки, и он ушел «в народ», — к Рине никто не рискнул подойти и даже не крутился поблизости. Сыграло ли роль мое присутствие, или никто даже без него не собирался столь откровенно демонстрировать интерес — я не знал, но больше склонялся ко второму варианту.

Двор выжидал. До представления наследника оставались считанные дни, и все, кто не прокололся до сих пор, предпочитали немного потерпеть и только потом делать ставки.

Вечер по этой причине прошел очень спокойно. Не знаю, какие именно проверки и кому устроил Даор, если вообще устроил: я ничего такого не заметил. Все дети кесаря, за исключением неопытной Рины, чувствовали себя здесь вполне уверенно, спокойно общались с обитателями Нижнего дворца и другими гостями и развлекались вместе со всеми. Как бы ни хотелось мне полностью оградить их от всего лишнего, делать это всерьез было глупо: они должны покинуть свое «убежище» полностью готовыми к самостоятельной жизни, включая самые неприглядные ее стороны.

Пожалуй, единственным по-настоящему заинтересовавшим и озадачившим меня событием стала просьба Стьёля о разговоре. Я ожидал, что альмирец не сделает ни единого шага сверх необходимого для соблюдения приличий, а остальное время проведет в уединении. Когда стало ясно, что принца не удастся излечить, он спрятался от всего мира в одном из уединенных храмов Немого-с-Лирой и перестал поддерживать какие-либо связи не только с близкими и родными людьми, но даже с простыми знакомыми, и я хорошо его понимал. За прошедшие с момента трагедии несколько лет о нем вообще почти не было слышно.

И тут вдруг — желание поговорить с номинальным правителем соседней страны. Причем желание, судя по удивлению свиты, лично принца, которое стало сюрпризом не только для меня. Больше того, даже Даор не сумел предположить, что понадобилось альмирцу, о чем я узнал, кратко переговорив с Алым Хлыстом. Единственное внятное объяснение, которое сумел выдвинуть этот интриган, заключалось в желании Стьёля попросить убежища в Вирате из опасения, что младшие братья все же решат исключить его из борьбы за трон самым надежным способом. Но старший принц мало походил на человека, стремящегося спастись от смерти.