Ты мне только пиши... Хроника пикирующего бомбардировщика
(Повести) - Кунин Владимир Владимирович - Страница 25

— Понимаете, — сказал он только ему одному, — это нужно для того, чтобы рисунок дольше жил… Чтобы не смазался или не осыпался карандаш…

День второй

Опять медленно ползет «студебеккер» с бомбами.

На бомбах сидят пять оружейников. Один другому дает прикурить, все время переругиваясь с третьим…

На большой высоте идут пикирующие бомбардировщики.

В головной машине на флагмане за штурвалом сидит командир полка Дорогин. Рядом с ним штурман полка.

Кабина Архипцева и Гуревича… В отсеке стрелка-радиста — Женька Соболевский…

Затянутые в шлемофоны, запакованные в подвесную систему парашютистов, эти мальчишки вдруг стали какими-то очень взрослыми. Серьезные лица, внимательные глаза и короткие отрывистые разговоры по радио сделали их совершенно непохожими на тех парней, которые еще совсем недавно изнывали от безделья и трепались в бараке.

Внизу впереди показались тоненькие ниточки перепутавшихся железнодорожных путей. Там, где нити рельсов стягивались в один плотный клубок, станция была забита товарными составами и цистернами.

Завалилось в пике первое звено… В рев моторов начал вплетаться вой сирен.

Отрываются бомбы… Какое-то мгновение они продолжают путь самолета, потом тихонько опускают носы и уже совершенно отвесно продолжают свое падение в гуще вагонов, цистерн и маленьких домиков, похожих на спичечные коробки.

Черные кустики взрывов отмечают места падения бомб.

Выходит из пикирования первая машина, потом вторая, третья. Звук моторов меняется, становится ровнее, спокойнее.

Идет в пикирование вторая тройка.

Снизу, с земли, навстречу ей тянутся красивые ленты трассирующих пуль и снарядов.

В своей кабине Венька положил руку на плечо Сергея. Другой рукой Венька опустил два тумблера справа — закрыл шторки водорадиатора, выпустил тормозные решетки.

И тут же почти одновременно хлопнул Сергея по плечу:

— Ввод!

Сергей плавно и сильно отжал от себя штурвал, переводя машину в пикирование.

Слева, на прозрачной стенке фонаря кабины, пучок красных радиальных линий. Краем глаза Сергей посматривал на эти линии. И вот горизонт совместился с одной из линий.

Глаза Веньки прикованы к бегущей стрелке высотомера и указателю скорости.

Отдаляются от самолета бомбы…

Правой рукой Венька резко хлопнул Сергея по плечу:

— Вывод!

Сергей нажал кнопку автомата вывода из пикирования и начал сам вытягивать штурвал.

Горизонт опускался, сползая с радиальных линий на стекле фонаря кабины…

В кабине стрелка Женька Соболевский уперся ногами и руками, стараясь преодолеть перегрузки вывода…

Машины вышли из пике, развернулись с набором высоты и резко ушли вверх и в сторону от цели.

Огненные ленты, собранные в пучок на земле и расходящиеся в воздухе страшным гигантским веером, скользнули между стремительно падающими «пешками».

Край веера задел одну из машин, и самолет, теряя управление, стал падать, окутываясь черным дымом.

Две оставшиеся машины продолжали набирать высоту. На одной из них хвостовой номер — 115.

Машина только что вышла из пикирования, и Гуревич, внимательно вглядываясь в землю, нажал на тумблеры, открывая шторки водорадиатора.

Архипцев прибавил обороты обоим двигателям и приказал Соболевскому:

— Сообщи: накрыли! Заходим вторично. Сбит двести третий… Все.

— Понял, — отозвался Женька в своей кабине.

Лицо у него исказилось, как от зубной боли. Он яростно выматерился и резко включил передатчик. Отпихнув ногой пулемет, он невидяще уставился в «Голубых танцовщиц» и стал бешено выстукивать ключом.

Архипцев ввел второй раз машину в пикирование и крикнул Гуревичу:

— Венька! Вывод метров на триста! А то эти суки уже пристрелялись к нам!..

— Пошел!.. — закричал Венька.

И сто пятнадцатый спикировал чуть ли не до земли. Со страшным воем он прошел над головами зенитных батарей и мгновенно исчез из виду.

Кабина самолета командира полка.

За штурвалом подполковник Дорогин. Парашют надет прямо на гимнастерку. Подвесная система смяла погоны.

Дорогин вглядывается — не видит «сто пятнадцатую» и беспокойно начинает искать ее глазами…

— Где Архипцев? — нервно спрашивает он штурмана — майора Семочкина.

Семочкин посмотрел вниз и, покачав головой, показал Дорогину рукой в сторону.

Дорогин заложил вираж и посмотрел вниз.

— Вот нахал! — удивленно выругался он и закричал: — Я первый! Внимание! Всем набрать три тысячи! Повторить заход звеньями! Архипцев! Не фокусничай, мать твою в душу!.. Как слышите? Прием!

— Вас понял! — сказал Архипцев и без улыбки подмигнул Гуревичу.

И опять вечер…

Венька вошел в столовую, снял шлемофон, пристегнул его к поясу и стал медленно пробираться к своему столику. Несколько столиков было занято. Со всех сторон раздались голоса:

— Гуревич, здорово!

— Веня, Соболевский придет?

— Придет, — ответил Гуревич.

— Веня! Где командир?

— В штабе, — сказал Гуревич, расстегнул комбинезон и сел за столик, над которым висела табличка «Экипаж Архипцева». Внизу была пририсована палитра и квадратный корень извлекался из скрипичного ключа.

От нарастающего рева задрожало стекло. Венька посмотрел в окно и увидел, что мимо столовой медленно ползет «студебеккер» с бомбами. Потом он порылся в планшете и достал оттуда букетик мокрых полевых цветов. Расправляя букетик, он не заметил, как из-за его спины к столу подошла маленькая рыжая официантка. Она посмотрела через Венькино плечо на мокрый букетик и мягко улыбнулась. Официантка тронула Веньку за рукав и негромко сказала:

— Здравствуйте, Венечка! Почему вы один?..

Венька вздрогнул, вскочил и сунул букетик в шлемофон.

— Здравствуйте, Катя… Не беспокойтесь, ребята сейчас подойдут.

— А я и не беспокоюсь. Я могу вас и одного накормить…

— Нет-нет, я подожду.

Откуда-то раздался крик:

— Катя! Компот!

Катя повернулась и ответила ледяным тоном:

— Сейчас.

Она снова наклонилась к Веньке и, опершись на стол, очень нежно, как-то совсем по-бабьи жалостливо спросила:

— И чтой-то вы исхудали так, Венечка?..

— Катя! Компот! — опять раздался крик.

Катя резко и зло повернулась. Сейчас она им скажет! Венька робко коснулся ее руки и, показывая на столик, из-за которого доносился крик, тихонько сказал:

— Катя. Компот…

Катя вздохнула, заглянула в шлемофон, откуда выглядывали цветы, и ушла за компотом.

Она шла между столиками, сохраняя то чудесное, нежное выражение лица, которое было у нее при разговоре с Венькой. Проходя мимо того места, откуда несся крик, она на секунду как бы сняла с себя эту нежность и, облив презрением сидящих за столом, прошла дальше — опять мечтательная, влюбленная маленькая женщина…

Летчик, требовавший компот, напуганный ее взглядом, растерянно сказал приятелям, сидящим с ним за одним столом:

— Братцы! Чего это она?.. Я же только компот попросил…

В столовую вошел Архипцев. Он прошел к своему столу и, заглянув в шлемофон Гуревича, увидел цветы.

— Где Женька? — спросил он.

— Сейчас придет.

— Сегодня Катя? — невинно поинтересовался Архипцев.

— Что «Катя»? — нервно переспросил Венька.

— Ужин подает Катя?

— Катя…

— Вот и все, — удовлетворился Архипцев.

Открылась дверь, и в столовую ввалился Соболевский, таща за руку пижонистого старшего техника-лейтенанта. Казалось бы, как можно быть пижонистым, нося одинаковую со всеми форму? Можно. Это чуть-чуть шире, чем у всех, галифе, это чуть-чуть короче, чем у всех, гимнастерка, это чуть-чуть ниже сдвинуты голенища сапог. Это все чуть-чуть не так, как у всех… Техник-лейтенант был неотразим и ходил по аэродрому под звон осколков разбитых девчоночьих сердец.