Бриллиантовый пепел, или В моем конце мое начало - Тихонова Карина - Страница 88

— Я… этого не говорила, — ответила она медленно и сухо.

— Но ты говорила…

— Я говорила, что в комнате у него было неубрано. И халат был не выстиран. Но сам он свиньей никогда не был. Теперь я это точно знаю.

— Ладно, неважно. Так что было потом?

— Потом? Я начала его расспрашивать об отношениях с Димкой. Спросила прямо в лоб, что за игру они затеяли. Сказала, что обязательно поговорю с Евдокией, и мы все равно все выясним.

— А он?

— Он вел себя странно, — задумчиво ответила жена. — Теперь я понимаю, что ему было очень плохо. Наверное, нужно было вызвать «Скорую»… Он почти ничего не говорил. Сидел на диване, смотрел в пол… Помню, что он был очень бледным… Только мне на это было совершенно наплевать.

Екатерина Дмитриевна сделала паузу, прошлась по комнате и села в кресло.

— А потом он вдруг прервал меня, подошел к шкафу, достал шприц и ампулу. Я подумала, что он, вдобавок ко всему прочему, еще и наркоман. Так ему и сказала.

— А он?

— Он ничего. Промолчал. Попросил меня отбить горлышко у ампулы, я гордо отказалась…

И она взялась рукой за горло.

— Тогда он сам начал его ломать… Руки тряслись, и он, по-моему, немного порезался.

— Да, — тихо ответил муж. — Я читал материалы дела. Кровь на ампуле совпадала с его кровью. Из этого сделали вывод, что открыл ее он сам.

— Сам, — подтвердила жена. — Потом он долго набирал шприцем жидкость… Помню, что чуть не уронил его…

— А ты?

— А я стояла и смотрела на него. Как сейчас понимаю, очень брезгливо…

— Ты же тогда не знала, — попробовал утешить ее муж.

— Зато теперь знаю, — ответила жена, глядя перед собой остановившимся взглядом. — Все знаю. И если ты думаешь, что мне от этого легче, то ты ошибаешься.

— Ну, хорошо, это эмоции, — прервал ее муж. — Что было потом?

— Не знаю, — ответила Екатерина Дмитриевна ровным голосом.

— Как не знаешь?

— Я отвернулась. Не хотела видеть, как он себе будет укол делать. Очень уж было противно. Я отошла к окну, смотрела в него и рассказывала Андрею, что мы можем с ним сделать, учитывая его наркотические пристрастия. В общем, пугала, как могла. Говорила долго, с удовольствием…

— А он?

— А он молчал. В какой-то момент я не выдержала и обернулась.

— И? — спросил муж, затаив дыхание.

— Он лежал поперек дивана.

— Да, так его и нашли…

— Я подошла к нему, наклонилась…

Екатерина Дмитриевна тяжело задышала, вновь переживая события того страшного вечера.

— Он смотрел на меня. Губы у него были абсолютно белые. Я видела, что он хочет что-то сказать, но особенно не старалась понять. Я думала, что он, как это называется… Под кайфом.

— Ты же никогда раньше не видела…

— Не видела. Но все равно не прощу себе, что ушла. Просто повернулась и ушла. Оставила его умирать, а он пытался попросить меня о помощи…

Она закрыла лицо руками и вдруг тихо, жалобно заплакала, как плакала только маленькой девочкой, жалуясь матери на несправедливости мира. Слезы текли между длинных красивых пальцев и капали на юбку интеллигентной длины, закрывающей колени.

«Господи, когда я видел ее плачущей?» — подумал Сергей Владимирович.

И в смятении понял: никогда.

— Катя, не надо, — сказал он с фальшивым участием, потому, что не знал, как себя вести.

— Ты не виновата. Ты же не знала…

— Не утешай меня, — быстро перебила его жена и вытерла мокрое лицо ладонями. — Только не ты. Этого я точно не переживу.

— Что это значит? — оскорбился Сергей Владимирович. — Я же еще и виноват? Ты сама поехала к этому… мальчишке, хотя я просил тебя этого не делать! Ты понимаешь, что могло произойти, если бы ты оказалась замешана в эту историю? Ты понимаешь, что есть статья «За неоказание помощи»? Ты понимаешь, в каком положении я мог оказаться, благодаря твоей глупости?

— Понимаю, — снова оборвала его Екатерина Дмитриевна. — Поэтому сразу поехала в театр, чтобы рассказать тебе все как можно быстрее.

Сергей Владимирович поперхнулся.

— Ты… поехала… в театр? — повторил он с расстановкой, выигрывая время.

— Сергей, ты не горное эхо. Да, я поехала в театр. И должна была успеть как раз к антракту. Если бы действительно шел спектакль.

Сергей Владимирович молчал, не глядя ей в глаза.

— Но спектакля не было. Никакого. В этот день в Большом был выходной. Вот так.

В комнате снова воцарилось тяжелое молчание. Наконец Сергей Владимирович разомкнул отяжелевшие челюсти и с трудом выговорил:

— Я тебе все объясню…

— Не надо, — отказалась Екатерина Дмитриевна.

— Это не то, что ты думаешь…

— Вернее, не та, что я думаю, — усмехнувшись, поправила его жена. — Сергей, мне наплевать, продолжается старая история или начинается новая. Я устала.

— Катя…

— Помолчи. Мне неинтересно, с кем ты меня обманываешь и насколько это серьезно. Я сделала большую глупость, что не ушла от тебя раньше, когда ты первый раз плюнул мне в душу. Но я была так влюблена в тебя, что все простила. И напрасно. Потому что ты, как все ограниченные люди, воспринял мою любовь как мою слабость.

Сергей Владимирович быстро вскинул на нее глаза.

— Да-да, я сказала «ограниченный человек». Ты же пустой, как барабан. На сильные чувства ты неспособен: ни на любовь, ни на ненависть… Знаешь, у меня вдруг как будто глаза открылись… Сначала что-то лопнуло тут…

И Екатерина Дмитриевна приложила руку к груди.

— …а потом стало очень легко. Я освободилась от тебя. И слава богу.

— Катя, дай мне сказать…

— Не дам. Мне наплевать, что ты придумаешь, потому что я больше тебя не люблю. И давай на этом поставим точку.

Екатерина Дмитриевна вышла из зала и через минуту вернулась. В руках у нее был объемный чемодан.

— Вот. На первое время хватит.

— Что это? — с испугом спросил ее муж.

— Это твои вещи. Не все, конечно, но самое необходимое. Потом придешь, когда меня дома не будет, и заберешь все остальное. Созвонимся.

— Ты выгоняешь меня? — немного помолчав, спросил муж.

— Лучше поздно, чем никогда, — немного невпопад ответила Екатерина Дмитриевна, но он догадался, что она имеет в виду не его, а себя.

— Ну, что ж…

И Сергей Владимирович поднялся с дивана.

— Я подала на развод и на раздел имущества, — продолжала говорить жена странные слова, которые отказывалось воспринимать его сознание. — Кстати, Сережа… Я сделала выписку со всех наших счетов. Если хотя бы часть денег уйдет в неизвестном направлении, то у тебя начнутся серьезные неприятности. В уголовном плане.

— Что-о?

— Я тебя сдам. Не раздумывая. Так что веди себя прилично. Все поделим пополам, думаю, что я это за двадцать восемь лет вполне заслужила. Квартиру я оставлю себе и выплачу тебе за нее половину стоимости. За ремонт с тебя ничего удерживать не стану: знаю, что он тебе не нравился… Что еще? По-моему, все…

Екатерина Дмитриевна развернулась и пошла к двери. У самого выхода остановилась, что-то вспомнила, и спросила:

— Да, кажется, ты хотел что-то сказать? Я тебя слушаю.

Но Сергей Владимирович только молча покачал головой, утратив дар речи.

— Забыл? Значит, опять соврать хотел, — весело сказала жена. И добавила, стремительно меняя тон:

— Я ухожу на пару часов. Когда вернусь — чтоб тебя здесь не было. Понял?

Повернулась и ушла. Хлопнула входная дверь, в квартире настала тишина. Лишь из Димкиной комнаты доносились звуки рвущейся бумаги.

Сергей Владимирович присел на диван и обвел комнату долгим недоумевающим взглядом. Только сейчас он почувствовал, что его прежний мир окончательно уплыл у него из-под ног.

Но каяться было поздно.

Как ни странно, разговор с Димкой принес ей облегчение.

С того самого дня, как она прослушала пленку, оставленную ей Андреем, Вальку не покидало чувство, что она спит и видит сон. Или какое-то безумное представление в театре абсурда, где убийцей в итоге оказывалась Стаська.