Стриптиз (СИ) - Бирюк В. - Страница 29

Морпехи. Было несколько эпизодов, когда воины перебрасывались водой. Но Дик хотел большего. Ему нужна абордажная команда, палубные стрелки и мечники, корабельная артиллерия…

У меня своего опыта… бой с новгородскими ушкуйниками. Пришлось вспоминать, придумывать, отвечать на неудобные вопросы пытливого мальчишеского ума…

«Самострелина, с заду тянутая…». Хорошая штука. Но ему всё мало. Ладно, сделали хрень, типа струйного траншейного огнемёта. На скипидаре с ацетоном. Понятно, что пиропатрона для создания давления у меня нет. И не надо: аналог «греческого огня» делался на русском флоте ещё во времена Петра Великого.

Ножной насос, двойной резервуар для воздуха, 10–12 атмосфер, дальность струи 15–25 метров. Дальше не долетает — сгорает в воздухе. Предохранительные клапана, автоподжиг, автоматическое выключение при ранении или смерти огнеметателя…

Возможно и сухопутное применение. В специфических условиях. Основная проблема огнемётов первой половины 20 века — защита стрелка и установки — столь острой не является. При огнестреле огнемётчик — лакомая цель. Горит хорошо. А здесь… Ну стукни его булавой по резервуару, испортить — можешь, поджечь — вряд ли.

Надо сделать и проверить на натуре. В Первую мировую немцы применяли огнемёты на Восточном и Западном фронтах. И отмечали, что на Западе пехота противника разбегается — мощный психологический эффект. А на Востоке — нет. Наши так привыкли гореть в своих деревянных домах, что германский огнемёт — хрень обыденная? Не впечатляет?

Про русскую конструкцию «гуляй-город» — я уже… Помниться, Ян Жижка ставил на телеги пушки. Насыщая свою пехоту тяжёлым огнестрелом. А если насытить «огнемётом»? Надо Трифе сказать, чтобы записала для памяти. В книгу «Хорошо бы было…».

В этом ряду и формирование подразделения тяжёлых конных копейщиков. Салман взялся за это дело с восторгом. Уесть Чарджи для него… «мёд и мёд». А дело он понимает. Чуть ли не сотня добровольцев — престиж! настоящим гриднем буду! — были пропущены через руки Салмана. Были пострадавшие. Про коней — я уже… Среди людей — много больше.

Бойцы, надёргавшиеся, набившие шишки на тренажёрах, бурчали всё злобнее:

— А кони? Кони настоящие где? Что ж мы, так на деревяшках да на тарпашках и будем поскакивать?

Тут… Жизнь-то идёт. Аким в Рязани по осени Живчику мозги вынес. Неоднократно, в особо тяжкой форме. Живчик из княжеских и боярских конюшен собрал полсотни достойных, высоких и тяжёлых коней. Сколько с ними было возни! А с кормом…!

Три месяца на ипподоме — дурдом в три смены. Чарджи гоняет своих «конных стрелков». Беспощадно. Для пешего лучника просто «стрельба сидя» — уже… А уж в движении…!

Артёмий с Ивашкой — «полируют» всех:

— Драгунами будут.

Нормальный «крестьянский сын» на лошади… держится. Но уже на рыси — теряет стремена. Вместе с соображением и направлением. Выезженный конь идёт «по узде» — куда всадник правит. Хоть в стенку. Необходимо предусматривать.

При этом косит на всадника умным глазом и недоумевает:

— Мужик! Ты чё? Сдурел? Там же ворот нет!

Кто так попадал — помнит острое чувство стыда перед умной и воспитанной лошадью. Очень хочется слезть и извиниться.

Строевой никогда не занимались? Не со стороны бойца, а со стороны командира? Как не загнать подразделение на клумбу — не задумывались? Что бойцу в строю, что коню под седлом — думать не следует. Есть команда — выполняй.

Чуть сложнее:

Вронский на скачках этот пункт устава забыл. И сломал лошади спину. Ивашко за такой прокол может и наезднику голову сломать.

Салман — дрючит своих. Упирая на съезженность всадника и лошади и всадников в строю. Развёртывание в лаву, поворот строя, слитный переход с рыси в галоп, индивидуальная подготовка… Пять уставных положений пики выучил? Темляк нашёл? Переходы запомнил? Когда по 3 пики на правую ногу надевают — дошло? А теперь — все дружно. Как один человек…

— Ты что, ещё на бревне кататься не выучился?! Пикой в кольцо не попадаешь?! Куу!

Пика в конной атаке быстрее сабли или палаша — удар на один темп. У сабли — на два. И — дистанция.

Вот такими силами мы и припёрлись к Земляничному ручью.

Что дозорных сразу выслали — объяснять?

Черемисы — на южную сторону ручья идти не хотят. Бзд… побаиваются. Ну и фиг с ними. Засеку давай! Ледяной вал давай! Давай-давай, шевели штанами! Скоро погань накатит — тогда и отдохнёте!

Первый эрзянский отряд прибежал ещё засветло. С победой. С хабаром, полоном, скотиной… И в крайней суете.

— Пропуская нас! Мы домой бегим! Быстрее! А то кыпчаки придут!

— Всех боеспособных построй в ряд.

— Чего?! Ты хто такой?!

— Я — «Зверь Лютый». Вечкенза не сказывал? Пока он не придёт — ты выполняешь мои приказы.

— Хто?! Да я тебя…!

Хрясь. В морду.

41 год? — Типа — «да». Но — фигня. В очень облегчённом варианте. Ни вражьих танков, ни мотоциклистов, ни бомбёжек. И, как не крути, сзади у беглецов — вкус победы. Пусть над одним маленьким, мирным, беззащитным становищем. Но — победы! А становища кипчаков — беззащитными не бывают.

Добычу — на северную сторону, к лесу. Воинов — к вёдрам, взамен натаскавшихся черемис.

Скот мычит, полон пищит. Вояки — барахло из рук не выпускают. Так и таскается с кошмой на шее и вёдрами в руках.

Половцы — не русские, саней — нет. Телеги их здоровенные — по снегу не вытащить. Вьюки вязать мордва умеет… ограниченно. Барахло россыпью. Скот режем, варим-жарим, кормим. Полон — дохнет.

До безобразия. Сел кулеша похлебать — в полста шагов волки детский, уже замёрзший, трупик теребят.

Это какие-то местные волки. Я своих знаю — одна стая за нами с Всеволжска идёт. Всё ждёт, когда же мы им едой станем.

Поел, чайку попил. Хорошенько так. И пошли мы с моим Куртом по округе. Территорию метить.

Забавно со стороны смотреть: вот бежит волчара из леса. И вдруг — как на стену налетел. Иной — аж подпрыгивает и скулит. Нос к земле прижал и побежал по нашему следу. По кругу вокруг лагеря.

Я не отпускал из лагеря никого. Ни здоровых, ни больных. А куда?! Дальше же жилья нет! Того бедолагу тащить… за сто вёрст по морозу на волокуше?!

Грели и долбили землю у леса. Демонстративно — на могилы. Для пока ещё живых. Но — не уразумевших.

Ставили шалаши да балаганы, приводили в порядок оружие и амуницию. Просто знакомились. Здесь было много эрзя с юга, они про меня только слышали. Пришёл отряд «Мордовской Руси». Интересно: шли с дальнего края, а из первых. Почему?

— Полон да скот — порезали, коников заседлали — и в Степь.

Оказался толковый командир. И — не жадный: забрали только то барахло, что смогли по вьюкам распихать, отобрали лучших коней в табуне и отреконь выскочили глубоко в Степь. Обменяли гарантированный отказ от части добычи на гипотетическую вероятность выжить.

Рискованно. Но у этих получилось. Глубокие снега ложатся вдоль леса. Дальше — лесостепь, там сугробы — пятнами. Теряя некормленых коней, уклоняясь от стычек с кипчаками, сумели быстро проскочить, сумели сохранить людей, отряд.

Сразу понятно: «Русь». Хоть бы и «Мордовская». Сами эрзя так не только не сделают — не додумаются, у лесовиков — конницы нет. Дело не в конях — в мозгах, в навыках.

Один отряд. Что со вторым — неизвестно.

С этими… — сложно. Но договорились: