Господин горных дорог (СИ) - Иорданская Дарья Алексеевна - Страница 1

Иорданская Дарья Алексеевна

«Господин горных дорог»

Глава 1. Чужак

Была середина месяца хветродуя-младшого*, который горожане называют октябрином. Не середина даже, а почти начало — день святого Нонуса, защитника путешествующих. Именно поэтому жители Загоржи — маленькой горной деревушки — открыли ворота и впустили путника. Юноша был оборван, промок насквозь под проливным дождем, почти неспособен был связно говорить от усталости, но тем не менее крепко прижимал к себе какой-то завернутый в мешковину инструмент, похожий на шатту. Чужаков в Загорже не любили, но святого Нонуса лишний раз гневить не хотели, так что привели мальчишку в покосившийся домик деревенской ведьмы. Старуху Летцу в деревне побаивались, ее молчаливая и мрачная внучка Кела и вовсе была бесовским отродьем, но кто лучше бесов знает, что делать с чужаком?

Юношу положили на стол в горнице и низко поклонились, взглядами умоляя ведьму взять на себя заботу о путнике. Кто-то из крестьян догадался послать сына домой за кувшином масла, баклажкой молодого вина и полукружьем сыра. При виде подношения старуха смилостивилась и скупым кивком позволила оставить чужака у нее. Едва крестьяне удалились, Летца первым делом сунула нос в кувшин и флягу. Масло ее удовлетворило, а вино она обозвала кислятиной. Только потом при помощи внучки ведьма занялась бесчувственным путником.

Он был совсем юн и чересчур, кажется, изнежен. Кожа была гладкой, как у девушки, а руки никогда не знали холодной воды, ветра и работы. Кела, занявшаяся по молчаливому приказу бабки смешиванием лекарства, разглядывала путника со смесью стыда и зависти. А еще — с досадой, потому что чужак был красив, особенно в сравнении с любым из деревенских. Засмотревшись на постепенно открывающееся ее глазам мужское тело, Кела почти забыла про снадобье.

— Кончай глазеть, бесстыдница! — Летца потянулась за своей суковатой клюкой. — Ой, получишь у меня, девка!

Кела потупилась и принялась растирать в ступке травы с удвоенной силой, подгоняемая ворчанием старухи.

— Пользы от тебя никакой. Если бы тебя, как мать твою, хворь взяла, лучше б было!

Кела, много лет молча сносившая такие замечания, только вздохнула. Лекарство было готово, осталось только вскипятить порошок в воде. Пока она, отвернувшись к печи, помешивала варево, старая ведьма ловко переодела чужака в длинную грубо тканую рубаху и принялась смачивать ему виски и запястья пахучей жидкостью.

— К завтрему очнется, — важно сказала Летца, сощурясь оглядев бесчувственного путника. — Иди спать, Кела, дальше я сама.

Девушка привыкла к тому, что бабка выгоняет ее, собираясь колдовать. Старуха придумывала самые фантастичные доводы, но Кела подозревала, что Летца просто боится. Колдовство на самом деле было весьма невзрачным и прозаичным, и Кела вполне могла растрепать об этом в деревне.

Несмотря на ветхость, дом ведьмы был с довольно высокой надстройкой-чердаком, где у трубы на тюфяке спала Кела. Так она могла не мозолить лишний раз глаза бабке. На чердаке было темно, свет проникал только через щели в крыше. Наощупь разыскав лампу, Кела запалила ее и опустилась на тюфяк. Обычно она читала перед сном что-нибудь из душеспасительных книг, данных отцом Афонием, но сейчас так устала, что сил хватило только раздеться. И Кела уснула, как убитая.

Чужак пришел в себя к полудню; Кела уже успела переделать все дела по дому и приготовить обед. Едва открыв глаза — васильково-синие — юноша повел носом и скривился.

— Где я? — спросил он слабым, но все равно неприятно надменным голосом.

— Это Загоржа, — с вежливой улыбкой ответила Кела. — Наши мужики нашли вас у самой деревни и принесли сюда.

— Воды.

Кела подошла к лавке с ковшиком. Сделав глоток, чужак брезгливо отер губы и сел.

— У вас вся деревня такая? Как хлев?

Кела вспыхнула, стукнула ковшиком об стол, расплескав воду, и отошла, громко топая, к печи.

Чужака звали Григором, и он шел из Усмахтского княжеского университета домой, в город Ланг, расположенный по другую сторону гор. Вернее — ехал, но лошадь его задрали волки еще на перевале, а Григор спасся только чудом и сумел дойти до Загоржи. Деревенские сторонились его, тем более, что день Св. Нонуса прошел. Только отец Афоний заговаривал с чужаком, но так священник все время пытался безуспешно показать прихожанам добрый пример. Григор в свою очередь смотрел на крестьян с холодным презрением.

Оправлялся он быстро, и уже в седмицу* был готов отправляться в Ланг. С утра пораньше Григор заявился в дом старосты с требованием дать провожатого через горы. Божка был человеком мягким до трусливости, но наглости не терпел. Да и горожан особенно не жаловал. Так что староста изобразил почти правдоподобное сожаление.

— Поздно, сударик. До Нонуса-Ветрянника еще через горы ходят, а позже — нельзя никак. Сам Господин горных дорог* выходит и всю зиму по горам путешествует. Нельзя выходить. Я своих людей на откуп Господину не дам.

— Что еще за глупые суеверия?! — разозлился Григор.

Тем же вечером озабоченный староста посетил старуху Летцу, прихватив преличествующую случаю четвертину мясного пирога и кринку со сметаной. Ведьма молча указала Божке на лавку, сунула сметану в ледник и неторопливо раскурила трубку-носогрейку.

— Ты хочешь знать, что нам делать с чужаком, — утвердила она.

Божка кивнул.

Старуха вытащила из покрытого закопченной росписью сундука мешочек и высыпала на стол бабки. Их было множество — самых разных форм и размеров, украшенных насечками и полустертыми рисунками. Набрав бабок в две полные горсти, Летца забормотала что-то, потом трижды плюнула и разжала пальцы. Оглядела получившийся рисунок.

— Сделай, как восемнадцать лет назад, староста, — сказала ведьма, закончив читать. Давно пора нам получить заступника в горах.

— И на ком я его, по-твоему, женю, старая? — насторожился Божка.

Летца ухмыльнулась.

— Да хоть бы на моей Келе. Спору нет, она не такая красотка, как твоя Жана, но тоже кой чего стоит. Да и вообще — в браке, что в могиле — все едино.

Староста неловко кашлянул. Идея ведьмы ему нравилась, к тому же он привык слушать советов Летцы. Конечно, отец Афоний попытается вмешаться, но он человек пришлый, местных заводов не понимающий.

Божка поднялся и отвесил ведьме поклон.

— Спасибо за совет, матушка. Готовь Келе приданное и подвенечное, пойду к чужаку — разговаривать.

Григор воспринял предложение старосты спокойно, просто сразу же ответил отказом.

— Помилуйте, господин! Божка поднял руки. — До весны вам через горы не пройти, ничего уж не поделаешь. Да и оставить просто так мы вас не можем. Деревня у нас небогатая, жители не поймут, если я чужака пригрею. Вы уж простите, господин. А женитесь на нашей девке, вроде и не чужой уже.

— И кого вы мне намерены подсунуть? — нахмурился Григор. — Местную конопатую дурнушку?

— Что вы! — староста всплеснул руками. — Кела! Она, понятно, не сравниться с городскими кралями, но собой недурна.

— Внучка этой сумасшедшей старухи?

Григор усмехнулся. Конечно, для деревенских, да и для городских красавиц Кела была чересчур худа, но дурнушкой ее не назвать. Ко всему в девушке привлекали волосы — густые, длинные, оттенка темной меди.

— Пожалуй, я согласен, — кивнул Григор.

Согласием Келы никто интересоваться не стал. В назначенный день — откладывать особо не стали и решили сыграть свадьбу вторицей* — девушку обрядили в богато вышитый наряд. Деревня была невелика, так что свадебный поезд добрался до домика Летцы пешком. Впереди сват — сам староста — чуть поодаль хмурый жених, в своем черном городском платье, украшенном лентами. От его надменности Келу просто трясло.